Сестра морского льва - Иванов Юрий Николаевич - Страница 17

— Наколотил меня тогда батя за то путешествие, — сказал вдруг Толик за их спинами. С книгой под мышкой он все время крутился возле них. То спасательный круг с деловым видом осматривал, то якорную лебедку, хмурясь, пинал. А сам все прислушивался. — Ремнюкой он мне вжарил.

— Толик, сядь. Толик, а помнишь, как мы на животах к озеру подкрадывались, а на нем ути какие-то красные плавали, помнишь?

— Некогда рассиживаться, — вздохнув, промолвил Толик. — Работы, сами видите, по ноздри, почитать даже некогда.

— Да сядь ты, Толик, да успеешь ты все свое сделать. А вот бы нам побывать в лесу! — мечтательно сказала Алька. — И еще, знаете, может, глупо, но мне очень-очень хочется побывать в детском игрушечном магазине. Я, правда, уже в куклы не играю, но все же… Вот сон мне приснился. Толик, садись рядом… Ну вот, будто в нашу бухту пароход входит. Бо-оль-шой-большой. Я поднимаюсь на него, а это и не пароход вовсе, а большой-пребольшой игрушечный магазин. И чего-чего только в нем нет! И куклы разные, и платьица, и штанишки кружевные. — Она замолкла, вздохнула, а потом, смущенно засмеявшись, сменила тему: — Глядите-ка, Жорка отстал в тумане, а теперь догнал нас. Ну теперь он поплывет с нами до самого лежбища. Ужас какой любопытный китишка.

В десятке метров от сейнера вынырнул из воды спинной плавник и черная спинища кита. «П-пых!..» — выдохнул он. Очнувшись, Бич нервно залаял.

— А вот скажите, а почему поезда с рельсов не сходят?

— Алька, ну ты пристала к человеку, как рыба-присоска к камню, — кашлянув в кулак, сказал Толик. — Вот уж люрик, так люрик.

— Скажи все же, а почему тебя зовут Люриком? — спросил, в свою очередь, Волков, увиливая от разговора о поездах.

— Птичка такая есть, — пояснила Алька. — Все птицы на скалах уже спят, а она все не может успокоиться; сидят они рядком и все переговариваются: ла-ла-ла! Это самые веселые птички у нас на острове.

— И вот что еще: ты что-то кричала львам про племя морских охотников, про унангунов. Что это за племя? И ты действительно из этого племени?

— Конечно. Вот и Толик подтвердит. Ну вот слушайте. Это было давно. Когда этот остров открыли, он был совсем-совсем необитаемым. Одни звери и птицы. А потом на него стали люди разные приезжать: с материка, из России, из Америки…

— Про унангунов давай.

— А я и даю. Жили унангуны на острове Атту. Ух какие они были смелые и отважные! Они делали легкие пироги из палочек и шкур лахтака, и уходили далеко-далеко в океан, и охотились там на китов и разных других животных. Но вдруг на острове появились американцы, и они поуничтожали там всех животных: и котиков, и морских львов, а потом и китов. И тогда унангуны решили перебраться на другой остров. Собрались они всем племенем, сели в свои байдары и па-аплыли! Долго-долго плыли, уж думали, что больше никогда и земли-то не увидят, как вдруг остров показался. Это и был наш остров Больших Туманов. Правда, другие говорят, что их на парусных кораблях сюда привезли, но вот в бухте Восходной, из нее всегда восход солнца виден, гак вот там живет дед Захар, старый он престарый, он даже и не дед, а прапрадед, ему уже, может, лет сто! Так вот он сам помнит, как плыли они на байдаре, или это ему его дедушка рассказывал. Он и моего прапрадедушку помнит и точно знает, что я из рода Морского Льва. И Лена тоже. Ее прапрадедушка был братом моей пра-прабабушки…

— Так вы почти родственники?

— Конечно. Мы морские индейцы, — с гордостью сказала Алька. — Вот кто мы!

— А Мать?..

— О! Прапрапрадед Анны Петровны был вождем племени. Дед Захар говорит, что его звали Черный Орел.

— Таких орлов не бывает.

— Ха-ха! Много вы знаете! А знаете, почему — черный? Знаете?.. Вот не знаете, а говорите. А дед Захар нам с Толиком рассказывал. Сейчас Толик подойдет и подтвердит. Так вот: когда им всем там на острове от «огненных людей», так они американцев звали, стало очень худо, вождь племени превратился в орла и полетел вверх высоко-высоко, чтобы увидеть, где еще есть какие другие острова. Куда бы можно перебраться. Он летит вверх и ничего не видит, солнце уже жжет его, палит, а он все равно летит и летит. И вот уже он вспыхнул! И тут увидел! Полетел он на землю, весь ный-черный, дымящийся, и умер. Но успел сказать, куда плыть надо! Вот как все было. А вы говорите — черные орлы не бывают. Так что Анна Петровна, она не просто Мать, а Мать — Черная Орлица. А вообще, нас очень мало осталось, унангунов. Человек, может, десять…

— Их, Альку, Лену да и других, даже изучали, — подал голос Толик. — Ученые приезжали из Ленинграда. Так что Алька у нас музейная редкость.

— Ага! Редкость! — засмеялась девочка. — А уж дед и подавно диковинка! Чего это вы на меня так внимательно смотрите? Думаете, я все вру? Уж как-то вы так внимательно все на меня глядите. Или у меня лицо испачкано?

— Толик, на руль, — пробасил тут Ваганов из рубки.

Прошептав что-то, Толик с явным нежеланием ушел в рубку, а Волков все смотрел на Альку, и та с недоумением терла носовым платком то нос, то губы. Да, пожалуй, все, что она рассказывала, близко к истине. Местных жителей на Командорских островах называют алеутами. Но разве это так? Ведь на эти пустынные, необитаемые острова они переселились с островов Атту и Атху. А откуда они взялись на тех островах? С материка. Из Северной Америки. Вот куда уходят Алькины и Ленкины, да и Матери тоже корни: в леса Аляски, в вигвамы, к дымным кострам, у которых грелись их горбоносые мужественные прапрапрародители. Когда-то в детстве он, Волков, зачитывался книгами про индейцев и мечтал о знакомстве и дружбе с ними. И вот…

— Алька, да не три ты лицо, у тебя все в порядке. Послушай, а если бы ты со мной… в Урилью? — понизив голос, предложил Волков.

— Я?! Волк, да я бы! — лицо Альки вспыхнуло, облизнув губы, она торопливо зашептала: — Да я бы вам там все-все поперестирала. И костер бы распаляла, и готовила бы, и крабов ловила, и вог глядите, ну вот же: у вас пуговка на одной ниточке! Вот бы я и пуговицы пришивала. И птиц бы всяких напоказывала, и все дороги я знаю…

— Стоп-стоп. А как твои родители? Ругаться не будут?

— Родители? А чего там. Я — самостоятельная! Но только, боюсь, Анна Петровна не пустит, — сказала девочка озабоченно. — Скажет: вот привезу на Большое лежбище, а там уж. Ну ладно, я придумаю что-нибудь. Ну, к примеру…

Киты-убийцы

Она не успела привести никакого примера: вода возле борта сейнера бурно всплеснулась. Они вздрогнули от неожиданности, а Бич, пружинно вскочив, зарычал и встал в оборонительную позу. Волков обернулся: из воды выскользнул высоченный, метра в два, круто, как коса, изогнутый плавник, а потом и блестящая, очень тугая на вид, будто хорошо накачанный баллон, спина. Вначале Волков подумал, что это Жорка опять решил побаловаться, но вот вода скатилась со спины, которая еще больше как бы вылупилась из океана, и теперь они увидели небольшую острую голову с маленьким, ярко сверкающим глазом и разинутую зубастую пасть.

— Касатка! — испуганно сказала Алька, сбрасывая с плеч шубу. — Ишь подобралась. Жора, прячься! Бич, возьми ее, возьми!

— Принеси-ка винчестер, — попросил Волков, оглядывая воду; где же этот болван Жорка? А кит плыл с другой стороны сейнера. Он чуть ли не прижался к нему правым боком. «П-пых, — осторожно, совсем тихо дышал он, — п-пых…» Порой кит все же прикасался к судну, и тогда слышался жесткий, шаркающий звук. Ну кит, если касатка тебя заметила — держись!

Бич все рычал, не бросаясь, видимо, в атаку лишь до прихода девочки; распалял себя. Он скреб задними лапами палубу и медленно пятился к противоположному борту с явным намерением разбежаться так, чтобы вспрыгнуть касатке на ее толстую спину и вцепиться зубами прямо в плавник.

Ну вот и Алька. Взлаяв с такой натугой, что у него даже глаза закрылись, Бич бросился вперед, вскочил передними лапами на планшир фальшборта и залаял еще пуще. Вздохнув, касатка ушла под воду. Ворча, поглядывая на Альку и Волкова, Бич задрал заднюю лапу над шпигатом, подчеркивая свое собачье презрение к касатке, и сделал маленькое дело.