Просто волшебство - Бэлоу Мэри - Страница 2

Пять лет назад они – и опекуны, и в первую очередь мать – серьезно подвели его. Но в общем и целом – Питер в конце концов это признал – они дали ему хорошее воспитание. А потому пора перестать упрекать их, а также жалеть и корить себя. Пришло время стать наконец тем человеком, каким он хотел стать. Никто, кроме него самого, не сделает этого.

Осознав, что он один в ответе за свою судьбу, Питер испытал большое облегчение.

Он действительно обещал Рейкрофту пожить с ним в Харфорд-Хаусе после светского сезона и сдержал бы слово, если б не позавидовал сердечной атмосфере, царившей в семействе Рейкрофтов, и теплым отношениям, которые они поддерживали с друзьями и соседями. Это укрепило Питера в его решении, став наконец полноправным хозяином своего имения, завести в собственном доме такие же порядки. И он решил сократить свой визит и уже через две недели отправиться в Сидли-Парк. Близился конец августа, пора сбора урожая. В этом году Питер хотел встретить это время дома и затем уж остаться там навсегда.

Однако материнское письмо поколебало его намерения. Поразительно, но события пятилетней давности, судя по всему, мало изменили мать. А может, она просто пыталась исправить положение единственным известным ей образом. Ведь ей хотелось видеть сына остепенившимся, женатым человеком, отцом семейства.

Питер не успел ответить Рейкрофту, ибо их разговор прервался появлением мисс Розамонд Рейкрофт, младшей сестры Джона. Она вошла в зал, розовощекая, удивительно хорошенькая, с ясными после часовой прогулки глазами – они с матерью собирали цветы. Питер посмотрел на нее с нежностью и восхищением. Она чмокнула брата в щеку и с показной обидой повернулась к Питеру. Тот встал и выдвинул для нее стул.

– Отчего вы ко мне так жестоки? – проговорила она, усаживаясь. – Могли бы погостить у нас и дольше.

– Вы терзаете мне сердце, – ответил Питер, возвращаясь на свое место. – Но жесток я отнюдь не с вами. Я жесток к себе. Я даже хочу просить об одолжении, ибо вы ослепляете меня своей красотой и напрочь лишили бы аппетита, если б я уже не позавтракал. Покорнейше прошу вас, мисс Рейкрофт, оставить за мной первый танец на балу.

Обиженная гримаска тотчас слетела с лица Розамонд, и в глазах ее засверкал юношеский задор.

– Так вы останетесь на бал? – воскликнула она.

– Как мог я устоять перед вами? – Питер прижал руку к сердцу и с чувством посмотрел на Розамонд. – Ах, зачем вы нынче утром выходили на свежий воздух, на солнце – ваш цвет лица, и без того восхитительный, стал еще краше. Вам бы явиться сюда бледной и болезненной, в каких-нибудь старых обносках. А впрочем, и тогда перед вами невозможно было бы устоять.

Розамонд рассмеялась.

– О! Вы остаетесь! – продолжала радоваться она. – А я, глупая, и впрямь в обносках. Значит, вы остаетесь? О, я так и знала, что вы просто дразните нас, объявляя о своем отъезде. Конечно, первый танец непременно ваш. Вы не представляете себе, лорд Уитлиф, как мало на балах молодых джентльменов. А многие из тех, что на них бывают, вечер напролет играют в карты или просто стоят и смотрят, будто умрут, если потанцуют.

– Не исключено, Роз, – вступил в разговор брат. – Танцы требуют немалых физических усилий.

– Калверты с ума сойдут от зависти, узнав, что я уже обещала первый танец. И кому! Самому виконту Уитклифу! – Мисс Рейкрофт захлопала в ладоши. – Нынче же утром сообщу им об этом. Я собиралась прийти к ним, мы хотели вместе отправиться гулять. Джон, ты бы попросил у Гертруды первый танец. Несмотря на твою помолвку с Эллис Хикмор, мама с миссис Калверт будут ждать от тебя этого. И Гертруда обрадуется – тогда ей не придется танцевать с мистером Финном: ведь он, бедняга, страшно неуклюж.

Питер улыбнулся.

– Изволь. Я сейчас же пойду с тобой и попрошу ее, – весело согласился Джон. – Что до Финна, Роз, то он фермер, причем замечательный. Он может со ста шагов выстрелом попасть воробью в глаз. Нельзя от него требовать еще и умения танцевать.

– Выстрелить в воробья? – Мисс Рейкрофт потрясение замерла с рукой, протянутой к гренку. – Что за дикая мысль! Очень надеюсь, что мне не придется с ним танцевать.

– Это просто образное выражение, – ответил брат. – Ну зачем, скажи на милость, стрелять в воробьев? Есть их все равно никто не станет.

– Стрелять в воробьев никто не будет ни по этой, ни по какой другой причине, – успокоил девушку Питер, поднимаясь из-за стола. – Безобидные, милые пташки. Если позволите, я составлю вам компанию во время прогулки, мисс Рейкрофт. В хорошую погоду приятно полюбоваться природой. Но даже если б лил дождь, было холодно и бушевал ветер, устоять перед искушением присоединиться к такому обществу я бы не смог.

Откровенную лесть мисс Рейкрофт приняла с лучезарной улыбкой и блеском в глазах. Ей было семнадцать, она еще не начала выезжать, но не хуже других понимала, что ее чары не трогали Питера, впрочем, как и чары остальных известных ей женщин. Он никогда бы не решился на флирт и угодливые комплименты, заподозри он хоть малейшую опасность быть неправильно понятым. Питер – лучший друг ее брата, который гостит в доме их родителей.

– Пойду переоденусь, вымою руки и умою лицо, – сказала мисс Рейкрофт. Гренок был забыт. – Через пятнадцать минут буду готова.

– Постарайся успеть за десять, Роз, – вздохнул брат. – По-моему, ты и так неплохо выглядишь.

Перехватив обиженный взгляд Розамонд, Питер ей подмигнул.

– Ступайте и попытайтесь усовершенствовать совершенство, если это возможно, – напутствовал он ее. – Мы подождем, даже если вы задержитесь на двадцать минут.

Как видно, уныло подумал он, его судьба решена – домой он не едет. По крайней мере пока.

Через час виконт Уитлиф с досадой размышлял о том, почему человеку даны только две руки, а не три или – еще лучше – четыре. О его правую руку опиралась мисс Рейкрофт, о левую – старшая мисс Калверт, а мисс Джейн Калверт и мисс Мэри Калверт щебетали, порхая вокруг, точно изящные, яркие пичужки. Девушки наперебой болтали и смеялись. Джон Рейкрофт шагал рядом, размахивая руками. Он с благодушной улыбкой обозревал деревенский пейзаж, отмечая, что урожай в этом году будет отменный, и время от времени запрокидывал голову и подставлял лицо солнцу.

Питер надеялся, что и в его собственных владениях, в Сидли-Парке, урожай тоже удастся. Эта мысль вызвала в нем приступ тоски – так хотелось ему домой, так хотелось в сапогах и старых бриджах выйти в поле или, сбросив сюртук, закатать рукава и потрудиться со своими работниками, почувствовать, как течет по спине пот честного труженика, – словом, хотелось всего того, чего ему не дозволялось в ранней юности и что он испытал только в тот достопамятный год, когда ему исполнилось двадцать и он с нетерпением предвкушал наступление совершеннолетия.

Черт! Ну почему, почему он проговорился матери, что в этом году собирается вернуться домой? Почему бы не приехать просто так, без предупреждения?

Питер вздохнул, но уже в следующую минуту вернулся к действительности и воспрянул духом.

Старшая мисс Калверт была статной молодой леди, очень привлекательной, хоть и без соблазнительных ямочек на щеках, как у средней сестры, мисс Джейн Калверт, и ярко голубых глаз самой младшей из сестер, мисс Мэри Калворт. Все три девушки слыли в здешних краях красавицами. В каком-нибудь городе вроде Лондона они кружили бы мужчинам головы и, возможно, удачно вышли бы замуж даже без приданого.

– Вы просто обязаны подумать о том, чтобы остаться здесь еще на пару недель, лорд Уитлиф, – заявила мисс Мэри Калверт, поворачиваясь к нему лицом и мелкими шажками пятясь перед троицей. – В публичных залах будет бал. Разве вы не знаете? И нам хочется, чтоб вы непременно там были.

Синие ленты у нее под подбородком и на платье под грудью – как раз под цвет ее глаз – трепетали при каждом ее движении, как и светлые локоны под полями шляпки. Из-под подола хлопкового платья выглядывали аккуратные лодыжки. Она, право, была чрезвычайно мила.