Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Мессадье Жеральд - Страница 35

— Я не верю в вашу скромность. Давайте лучше поговорим о нас. Когда мы вчера с вами расстались, я вдруг поняла, что вы не сказали мне ни единого слова.

— А нужно было? — улыбаясь, спросил Сен-Жермен.

— Знаете, Себастьян, — произнесла баронесса грудным, бархатным голосом, который когда-то пленил его, — чтобы искупить свое преступление,[19] я дала себе зарок оставаться целомудренной до того самого дня, пока не встречу человека, который спасет мою страну.

«Опасная экзальтация», — подумал Себастьян. Значит, для нее это было не просто любовным приключением, но своего рода обетом. Он вспомнил, что когда-то, перед встречей с покойной императрицей Елизаветой, баронесса сказала ему: «Вы в России по своим делам. И за свой счет». А между тем именно она позвала его в эту страну. Какая святая наивность!

— Вы же сами видите, вы спасли Россию, — повторила дама.

«А вы, — подумал он, — вы спасли собственную шкуру: участвуя в заговоре, вы заручились признательностью императрицы. Вам нечего больше бояться кнута, которым наказывали женщин, убивших своих мужей, и вам больше нет необходимости называть себя вымышленным именем "госпожа де Суверби". Вы вновь выйдете замуж за какого-нибудь советника или губернатора».

Себастьян пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он.

— Как? — воскликнула баронесса, несколько преувеличивая свое выражение недовольства. — Ваша скромность просто неуместна!

— Есть множество вопросов, — ответил Себастьян, — которые следует решать в соответствии с законами гармонии. Судьба царя. Одобрение Сената. И самое главное, восшествие на престол Екатерины как императрицы, потому что, как вы понимаете, регентство ее не устроит. Я уж не говорю о судьбах многих других людей, например канцлера Воронцова.

— Можно подумать, что вы сочувствуете канцлеру Воронцову. Скорее всего, царя сошлют, пусть себе отправляется в свою любимую Пруссию, если пожелает. Что же касается Воронцова, это предатель.

Сен-Жермен решительно не был расположен обсуждать с ней эти темы.

— Поговорим о другом, — предложила баронесса. — Не хотите ли пригласить меня поужинать?

— Боюсь, сегодня не получится. Вот завтра я буду счастлив пригласить вас.

— Что ж, завтра так завтра! — поднимаясь, заключила она. — Стало быть, до завтра.

Приблизившись, баронесса взяла его за руки, посмотрела долгим взглядом, прижала к себе и запечатлела поцелуй. Себастьян заставил себя поцеловать эти губы, которых когда-то так желал.

Когда граф препроводил баронессу в карету и вернулся обратно в гостиную, он не мог не задать себе вопрос, а какую, собственно, роль в любви играет подлинность личности.

Можно ли любить, если тебя принимают за другого? Если ты настолько неузнаваем, что становишься жертвой недоразумения? Но в таком случае что есть любовь для другого? Он любит только для себя? Означает ли это, что Александр также не мог вернуть баронессе любовь, которую, как полагала эта женщина, она подарила Себастьяну?

От этих размышлений голова разламывалась.

Но сама баронесса, любила ли она именно Себастьяна? Нет, она любила спасителя своей страны. Она отказывалась бы от него до того самого дня, пока не убедила бы себя, что встретила героя.

Она любила лишь призрак, значит, он сам больше не любит ее.

Дьявольский обман.

Поскольку Франц сообщил Себастьяну, что послезавтра почтовая карета отправляется в Вену, остаток вечера граф посвятил сбору багажа. Ему вдруг стало безразлично, каковы будут последствия той бури, что разразилась не без его помощи. Он достаточно насмотрелся на Григория Орлова с его нафабренными усами и не хотел знать о судьбе царя Петра III, чье правление оказалось столь недолговечным. Себастьян догадывался, что судьба Петра будет зловещей.

Затем Сен-Жермен написал несколько прощальных писем. Первое — Александру: он сообщал сыну о своем отъезде в Вену, где он некоторое время поживет в особняке на Херренгассе; граф вверял князю баронессу, веля ни при каких обстоятельствах не рассказывать даме о сходстве, жертвой которого она стала.

А что, если Александр влюбится в эту женщину? Теперь это было сомнительно. Тем более что, зная о кознях, которые плелись вокруг отца, сын попытается отплатить этой политической интриганке тою же монетой.

Второе письмо было адресовано де Барбере, о котором после его последнего визита ничего не было слышно. Без сомнения, шевалье вернулся в Ораниенбаум; вероятно, эта военная авантюра скрасила ему долгие месяцы бездействия.

Третье и четвертое письма были предназначены князю Барятинскому и братьям Орловым, в них Сен-Жермен благодарил русских за гостеприимство.

Что же касается баронессы…

Сидя в карете, которая везла его на почтовую станцию, Себастьян подумал, что, вероятно, в один прекрасный день он напишет памфлет о том, как неблагоразумно вверять свое тело патриотическому идеалу.

И вообще какому бы то ни было идеалу.

19. ШОКОЛАДНОЕ МОРОЖЕНОЕ И РАССКАЗ ОБ ОДНОМ УБИЙСТВЕ

Взрывы смеха и модные в этом сезоне танцевальные мелодии в исполнении маленького оркестрика, веселые шутки и звон бокалов, в которых плескалось токайское, наполняли гостиные особняка на Херренгассе.

Если можно одним словом обозначить все, что происходило в этот момент во дворце, понадобилось бы слово «сияние»: сияние улыбок, хрусталя, люстр, остроумия.

Под конец этого вечера, который и так являл собою ожерелье из множества драгоценных камней, была припасена жемчужина: гостям предлагался невиданный доселе десерт, шоколадное мороженое, изобретение хозяина дома, лично самого графа де Сен-Жермена.

— Подумать только — шоколадное мороженое! Бракосочетание неба и ада! — воскликнул князь фон Лобковиц.

— Значит, это вполне земной десерт, — сделал заключение Себастьян.

Осыпав графа комплиментами по поводу преображения их старого семейного особняка — «настоящий деревенский дом, затерявшийся в центре города», как она выразилась, — княгиня фон Виндишгрец спросила, не осталось ли случайно в буфетной немного этого небывалого лакомства.

Франц, получивший повышение и отныне гордо именовавшийся мажордомом, тотчас же принес княгине мороженое.

— Это не просто дворец! — воскликнула дама. — Это истинный центр Вены, которая, в свою очередь, является центром вселенной!

Накануне некий господин Месмер осуществил демонстрацию опытов, свидетельствующих о силе животных флюидов. Одна дама впала в транс, после того как слишком долго наблюдала за маятником фокусника. Вся Вена только и говорила об этом необыкновенном обмороке, а поскольку Месмер пояснил, что пресловутые флюиды присутствуют в живых организмах в разном количестве, каждый спрашивал себя, в достаточной ли степени ими наделен лично он и, в особенности, не страдают ли от отсутствия этих самых флюидов их холодные супруги и слабоумные мужья. Некоторые исполненные надежды храбрецы вовсю экспериментировали с сосудами с намагниченной водой.

Хотя по природе своей Себастьян отнюдь не был склонен к легкомыслию, он все же предался ему, словно погрузился в целебную родниковую воду: она смягчала боль от полученных в России ожогов. Он и сам не понимал, почему вернулся из Санкт-Петербурга словно с содранной кожей. Он покинул русскую столицу уже месяц назад, но ему казалось, будто это было вчера, настолько живы были воспоминания.

Зловещие дни в Ораниенбауме, столь же зловещий ужин в Зимнем дворце, паясничанье царя, влюбленного во Фридриха Прусского. Раболепное заискивание канцлера Воронцова. Амбициозная алчность Григория Орлова. Необузданный пыл Екатерины, обращающейся с речью к солдатам Измайловского полка. Дикость во всем. Полицейский надзор и отвратительный запах крови, который распространялся вокруг трона.

Несчастный, жалкий Петр III! Его царствование не продлилось и полугода. И, как сообщила «Венская газета», царь скончался через неделю после дворцового переворота. Заключенный в Ропшинском замке под надзором братьев Орловых, он, если верить официальному сообщению нового канцлера России, стал жертвой какой-то редкой болезни, «геморроидальных колик, осложненных кровоизлиянием в мозг».