Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 35

— Резинка драная! — сказал лысый так нежно, словно признавался ей в любви, и рванул еще сильнее. Наташа уперлась ногой в стенку прилавка и дернулась назад с такой неожиданной силой, что лысый на секунду чуть ослабил хватку и качнулся вперед. Одновременно она засунула свободную руку под прилавок — там она держала деньги, которые удавалось выгадать за день на сдаче (ну кто тут безгрешен?), надеясь, что их вид хоть немного отрезвит лысого, он отпустит ее и даст ей спокойно открыть кассу. Говорить тут что-то, упрашивать, в конце концов, слезно реветь явно было бесполезно. И куда, к черту, подевалась родимая ментура? — совсем недавно каждые двадцать минут заскакивали!

Но вместо денег пальцы наткнулись на что-то гладкое и прохладное (бутылка! хрен с деньгами, меняем планы господа!) Не раздумывая, Наташа выдернула увесистую бутылку из-под прилавка, держа ее за горлышко, словно гранату, и ударила так удачно склонившуюся к ней гладкую голову, вложив в удар всю оставшуюся силу, весь страх, всю злость и всю боль, которая стремительным огнем растекалась по нервам в выкрученной левой руке.

Раздался странный, непохожий ни на что звук, когда бутылка, соприкоснувшись с человеческой головой, разлетелась вдребезги, и Наташе в лицо брызнул коньяк. На мокром лбу лысого Сэша, в аккурат посередине появилась сине-багровая полоса, под которой быстро набухала большая темно-красная капля. Лысый как-то смешно ухнул, словно удар пришелся ему не в голову, а в живот, качнулся назад и с грохотом рухнул с прилавка спиной вперед, напоследок всплеснув в воздухе руками, словно приветствовал удачное попадание.

Солнечные очки, увидев, что напарник неподвижно улегся на полу, начал соображать, что что-то не так, дернулся назад, толкнувшись спиной в дверь и примяв хрустнувшие жалюзи; и Наташа, пытаясь сжать трясущиеся губы, выговаривающие что-то вроде «ва-ва-ва…» (вали, вали отсюда!), прижалась к полкам с бутылками, нашаривая новый подходящий снаряд (водка «Мускатная» — 1,75 литра, сбоку ручка). Но тут дверь неожиданно распахнулась, отшвырнув Солнечные очки в глубь павильона, и на пороге чудесным видением явился Максим с Наташиной зажигалкой в руках.

— Ну все, Натаха, с тебя… — он осекся, узрев неподвижное тело на блестящем белом полу, кровь, осколки и прижавшуюся к стене Наташу с совершенно безумным выражением лица. — Что…

Солнечные очки, скользя и спотыкаясь, бестолково размахивая руками, метнулись к распахнутой двери, и Максим благоразумно отскочил в сторону. Парень пронесся мимо, треснувшись плечом о косяк и исчез.

— …случилось? — закончил Максим начатую фразу, ошарашено оглядываясь. — Что, эти козлы тебя вскрыли что ли?!

— Мама — макс, — сказала Наташа и начала выбираться из-за прилавка, цепляясь за него руками, словно шла над пропастью по узенькому мосту. Максим дернулся было к двери, но тут же передумал и подскочил к Наташе.

— Хрен с ним, пусть катится, отморозок! — сказал он. — Ты живое, дите?!

Не отвечая, Наташа прижалась спиной к холодильнику, потом медленно сползла на пол.

— Ох, Макс, как ты удачно зашел!

Максим неопределенно хмыкнул и склонился над лысым, внимательно разглядывая его голову.

— Макс, он живой? — с тревогой спросила Наташа, растирая распухшую руку. — Он ведь живой, да?

— Нормально, шевелится, — пробормотал Максим. — Ментов надо… Погоди, это что, ты его так отоварила?!

— Ну.

— Е-мое, я-то думал, они тут дуэль устроили. Сейчас я ментов… погоди, — Максим опустился на корточки, разглядывая темные конъячные брызги на полу, потом потянул носом. — Боже мой! Натаха, чем ты его приложила?! Это то, что я думаю, да?! Ты что?! По этой репе конъяком за двести гривен?! Да ты что, чем ты думала?! — в его голосе слышалось неприкрытое торжество — то ли он радовался конкурентовским убыткам, то ли восторгался стоимостью удара.

— А ты бы усиленно думал в такой ситуации, да?! — огрызнулась Наташа, вставая. — Может, ты бы еще квадратные уравнения порешал?! Зови кого-нибудь!

— Погоди, может обставишься как-то? Касса цела? Да? Ну, все равно босс тебя сделает за «Курвуазье». Давай, скажешь, что лысый сам коньяк разбил — попросил и разбил. Что он, вспомнит что ли? А коли вспомнит — фиг докажет! А ты его ударила чем-нибудь другим. Давай, лучше ты ментов зови, а я этого покараулю! Заодно бутылку подберу подходящую и кокну тут, его полью. Черт, может подлизать тут, пока нет никого?! «Курвуазье», надо же! Помыли пол!

Наташа, пошатываясь, побрела к распахнутой двери. Максим не обманул — лысый действительно шевелился, уже скреб пальцами по полу и ворочал головой, которая сейчас должна ощутимо болеть. Она перешагнула через его раскинутые руки и сказала:

— Только ты, Макс, смотри, подешевле выбирай. Знаю я тебя — на радостях самые дорогие расколотишь.

— Все будет пучком! — пообещал Максим. Кивнув, Наташа вышла на улицу, успев услышать сзади какую-то возню, потом глухой удар, сдавленный стон и вкрадчивый голос Максима: «Ну, что, падло, как тебя баба-то, а?! Ну, что грабим так плохо, а?! Ты теперь, сука, надолго женский день запомнишь!»

Когда все закончилось — все выяснили, все осмотрели, все подписали, уехала милиция, прихватив с собой скованного лысого Сэша, к тому времени уже довольно связно матерившегося, закрылся павильон и залез в свою машину злой и расстроенный Виктор Николаевич (впрочем, он был бы куда более злым и расстроенным, не позвони Наташа сначала ему, прежде чем ловить милицию — «Хрен с коньяком, Наташа, какая выручка за сегодня? две штуки?! немедленно спрячь, оставь только гривен семьсот, а потом уже ментов зови — все равно ведь не найдут никого! — а вот выручка…), когда ушел не менее злой Максим, которого заставили задержаться, — время подошло к часу ночи.

Наташа ушла последней, спрятав в сумочку ключи от павильона, который придется снова открывать всего лишь через семь часов. Она буквально падала с ног от усталости и недавних переживаний, выкрученное лысым запястье тупо и назойливо ныло. Ей хотелось только одного — по-скорей оказаться дома и рухнуть на постель, но вместо походки человека, торопящегося домой, получался какой-то черепаший шаг. Закурив на ходу и пряча зажигалку в сумочку, Наташа снова подумала, как ей повезло — ведь не сломайся зажигалка и не зайди Максим так вовремя, неизвестно, чем бы все это закончилось. Когда ей показали предмет, которым Сэш пытался ударить ее, Наташе стало плохо — это был тяжелый обрезок трубы, которым не составляло большого труда проломить голову. А судя по тому, в каком состоянии был лысый, он бы легко это сделал и, возможно, не единожды.

Уже подходя к своему дому, Наташа вспомнила о назначенной встрече с Лактионовым и, вздохнув, свернула направо. Час ночи — Лактионов, конечно же, давно уехал, но ей все же хотелось проверить и убедиться, что это действительно так — кто знает, ведь он был человеком упрямым — мог и дождаться. Но за углом дома «омеги», разумеется, не было, и Наташа почувствовала легкое разочарование — теперь она так ничего и не узнает.

Поединок благородного и не очень рыцарей отменяется.

Она попыталась понять, не вызвано ли разочарование еще чем-нибудь другим, но тут же бросила это занятие — голова была совершенно пуста и накрепко заперта для каких-либо логических рассуждений, и к горлу постоянно подкатывала легкая тошнота, поэтому Наташа выбросила сигарету, не выкурив и половины. Перед глазами у нее все время стояло оскаленное лицо Сэша, его безумные глаза, в которых смешалось столько эмоций одновременно, что их выражение походило на густой суп, — вот это было реальное зло — то самое, которое она знала, в которое верила, и с этим злом, как ни нелепо это звучит, сталкиваться было лучше, потому что она знала, как с ним бороться. Минус на минус дает плюс. Если тебя ударили по щеке, врежь в ответ или очень быстро убегай, чтобы вовсе не остаться без головы. Того же, что происходило на дороге, она не понимала, и это было страшно. Неизвестное страшнее, чем то, о чем знаешь, и Наташа всегда считала, что удар из-за угла хуже ножа, направленного в грудь.