Пора убивать - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 9

Помещение офиса было весьма просторным. Джейк использовал только пять комнат из десяти имевшихся в здании. Внизу располагались приемная, довольно большой зал для заседаний, кухонька, небольшая комнатка для хранения юридической литературы и документов и кладовка. На втором этаже находились огромный кабинет Джейка и комната размерами поменьше, которую он называл блиндажом. Там не было ни окон, ни телефонов – ничего такого, что отвлекало бы внимание. Тут же, на втором этаже, разместились еще три пустых кабинета плюс еще два – на первом. В прошлые годы все здание было занято престижной фирмой Уилбэнкса, до тех пор пока его не попросили из коллегии адвокатов.

Кабинет Джейка, собственно, его офис, выглядел очень солидно. Размерами тридцать на тридцать футов при десяти футах в высоту, пол и потолок из ценных пород древесины, массивный камин, три стола: его рабочий стол, небольшой стол для заседаний в углу, в другом – бюро с откидывающейся вверх крышкой; над бюро – портрет Уильяма Фолкнера. Сработанной из дуба уникальной мебели было уже не меньше ста лет, так же, впрочем, как и книгам и полкам, на которых они стояли, полностью скрывая под собой одну из стен. Из кабинета открывался великолепный вид на площадь и здание суда, а если еще распахнуть высокие французские окна и выйти на маленький балкончик, нависающий над тротуаром, то от представавшей перед взором картины просто дух захватывало. Офис Джейка без всяких сомнений, был лучшим в Клэнтоне. Даже фирма Салливана, его злейший враг, не могла с этим не согласиться.

За весь этот простор и роскошь, которые его окружали, Джейк платил четыреста долларов в месяц владельцу здания и своему бывшему боссу Люсьену Уилбэнксу, исключенному из коллегии адвокатов в 1979 году.

Семейство Уилбэнксов десятилетиями правило округом Форд. Это были гордые состоятельные люди, знавшие толк в фермерстве, банковском деле, политике, но прежде всего – в юриспруденции. Мужчины все как один получали юридическое образование в лучших частных школах. Потом они становились учредителями банков, основателями церквей, школ, некоторые шли на службу. В течение многих лет фирма «Уилбэнкс энд Уилбэнкс» была в штате Миссисипи одной из самых влиятельных и престижных.

Потом на свет появился Люсьен. Он оказался единственным представителем сильной половины человечества в своем поколении семьи. Там были еще сестры и кузины, но все, что от них ожидалось, – это удачно выйти замуж. На Люсьена же с самого детства возлагались весьма честолюбивые надежды, однако он, еще будучи третьеклассником, дал родне понять, что из него выйдет Уилбэнкс, мягко говоря, несколько отличный от прежних. Юридическую контору он унаследовал в шестьдесят пятом, когда его отец и дядя погибли в авиакатастрофе. Хотя в то время Люсьену было уже сорок, он только что, за несколько месяцев до их гибели, окончив заочные курсы, получил диплом юриста. Каким-то чудом сдал экзамен, открывавший ему дорогу к адвокатской практике. После того как он взял руководство фирмой в свои руки, клиентура начала медленно исчезать. Страховые компании, банки, фермеры – все они подались к недавно открывшемуся Салливану. До этого Салливан был младшим партнером в фирме Уилбэнкса; Люсьен вышвырнул его вон, не поделившись даже малой долей имущества. Салливан ушел, прихватив с собой и других младших партнеров, а также и большую часть клиентов. Взбешенный Люсьен уволил всех оставшихся сотрудников, секретарш, клерков – за исключением Этель Туитти, любимой секретарши отца.

Годы совместной работы способствовали сближению Джона Уилбэнкса и его секретарши. В конце концов у нее родился сын, до удивления похожий на Люсьена. Бедному мальчишке пришлось почти все детство провести в различных домах ребенка под надзором нянек. В шутку Люсьен называл его своим поздним братом. После авиакатастрофы поздний брат внезапно объявился в Клэнтоне и начал налево и направо рассказывать людям о том, что он является незаконным сыном Джона Уилбэнкса. Этель чувствовала себя оскорбленной, но удержать сына не могла. В городе жили в предвкушении скандала. В суд был представлен составленный Салливаном иск, в котором поздний брат отстаивал свое право на часть имущества Уилбэнксов. Люсьен чуть было не рехнулся от бешенства. Вызванный в судебное присутствие, он мужественно отстаивал свою честь, гордость и доброе имя семьи. С не меньшей отвагой защищал он и целостность отцовского поместья, согласно завещанию, целиком перешедшего в собственность самого Люсьена и его сестры. Присяжные обратили внимание на потрясающее сходство между ответчиком и истцом, который был на несколько лет моложе. Поздний брат умышленно сел как можно ближе к Люсьену. Салливановские адвокаты специально проинструктировали его, что надо ходить, говорить, сидеть так, как это делает сам Люсьен. Копировать его во всем. Его даже одели, как Люсьена, – в точно такой же костюм. Этель и ее муж отрицали всякое родство своего мальчика с Уилбэнксами, но жюри присяжных придерживалось противоположного мнения. Поздний брат был признан законным наследником сэра Джона Уилбэнкса, имевшим право на треть всего наследства, в том числе, значит, и на часть поместья с домом. Люсьен, не выдержав, обложил присяжных, ударом кулака поверг выигравшего иск позднего брата на пол и истошно вопящим был вынесен из зала суда и препровожден в камеру городской тюрьмы. Подав апелляцию, он добился пересмотра и отмены решения присяжных, но никак не смог отделаться от страха перед возможностью новых судебных разбирательств, взбреди только Этель в голову изменить свои показания. Кончилось все это тем, что Этель Туитти продолжала работать в фирме Уилбэнкса.

Потеряв всю клиентуру, Люсьен был только доволен. Никогда в жизни он не собирался стать, подобно своим предкам, практикующим юристом. Больше всего на свете его привлекало уголовное право, так что мало-помалу старая фирма начала обрастать новыми, специфическими клиентами. Люсьену требовались дела об изнасилованиях, убийствах, похищениях детей – словом, нечто такое, от чего все другие с радостью отказались бы. Ему нужно было чувствовать себя защитником гражданских прав и свобод. Но вершиной его честолюбивых устремлений было стать юристом-радикалом, пламенным радикалом, берущимся за самые гиблые и непопулярные дела, с блеском выигрывающим их и находящимся на гребне славы.

Он отрастил бороду, развелся с женой, сменил конфессию, продал кому-то свое членство в местном клубе, зато вступил в ассоциацию юристов, специализирующихся по уголовному праву, вышел из правления банка и в течение очень короткого времени стал для Клэнтона олицетворением всех небесных кар. Он вел изнурительные тяжбы со школами по вопросам сегрегации, с губернатором – из-за местной тюрьмы, с городскими властями – потому что они отказывались подметать улицы в той части города, где проживало темнокожее население, с банком – почему это среди кассиров нет ни одного негра, с судейскими чиновниками штата – полагая, что они склонны к ужесточению приговоров, с фабриками – они, видите ли, не признают организованного труда. Ему и на самом деле удалось выиграть немало уголовных дел, и не только в своем округе. Ширилась его известность среди черного населения, беднейших белых слоев, к нему обращались некоторые профсоюзы из северных районов штата. Репутация упрочивалась. Он провел несколько дел, связанных с нанесением увечий и смертью в результате несчастного случая на производстве. Семьи пострадавших получили очень неплохие компенсации. Фирма, он сам и Этель процветали. Самому Люсьену, однако, деньги были не нужны: он родился с ними и никогда всерьез о них не думал. Всеми финансовыми вопросами ведала Этель.

Борьба за законность стала смыслом его жизни. Не будучи обременен семьей, Люсьен превратился в настоящего трудоголика. Он без остатка отдавал себя своей страсти по пятнадцать часов в день, семь дней в неделю. Других интересов у него не было. Кроме выпивки. В конце шестидесятых он заметил, что более всего ему по вкусу виски «Джек Дэниэлс». К началу семидесятых он стал настоящим пьяницей, а когда в 1978 году взял на работу Джейка, то представлял собой уже законченного пропойцу. Тем не менее он ни разу не позволил зеленому змию вмешаться в ведение какого-нибудь дела. Нет, Люсьен научился работать и пить одновременно. Он постоянно пребывал в подпитии, являя собой адвоката, опасного во всех смыслах. Резкий и неуживчивый по натуре, выпив, Люсьен просто пугал окружающих. В ходе судебного заседания он мог запросто смутить своих коллег, оскорбить судью, наброситься с криками и кулаками на свидетеля, а потом за все это просить прощения у жюри присяжных. Он не уважал ровным счетом никого, и было невозможно ни запугать его, ни шантажировать. Его опасались, потому что он мог сказать или сделать абсолютно все, что ему взбредет в голову. В его присутствии люди предпочитали ходить на цыпочках. Люсьену было это известно. Ему это нравилось. Он становился все более эксцентричным. Чем больше он пил, тем более чудные трюки выкидывал и тем больше о нем говорили, а это, в свою очередь, давало ему новый повод выпить.