Пора убивать - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 10

С 1966 по 1978 год Люсьен нанял и уволил одиннадцать сотрудников. Он пробовал черных, евреев, испанцев, женщин, однако никто из них не смог с ним сработаться. В офисе Люсьен был настоящим тираном, вечно осыпающим проклятиями своих молодых сотрудников. Некоторые не выдерживали и месяца. Был, правда, один – его хватило на два года. Чудачества делали Люсьена невыносимым. Это нетрудно понять: с такими деньгами он мог себе позволить быть эксцентричным. Его же подчиненные – нет.

Джейка он нанял в 1978 году, когда тот только что окончил колледж. Родом Джейк был из Кэрауэя, расположенного в восемнадцати милях к западу от Клэнтона, городка с населением в две с половиной тысячи человек. У молодого юриста были приятная внешность, консервативные взгляды, искренняя вера в Бога и хорошенькая жена, которой не терпелось завести детишек. Люсьену было интересно, сможет ли он выпестовать из новичка то, что ему нужно. Джейк согласился на его предложение, однако с целым рядом оговорок: просто в тот момент он не мог найти более подходящей работы ближе к дому.

А через год Люсьена лишили права заниматься адвокатской деятельностью. Для тех немногих, кто любил его, это стало настоящей трагедией. Профсоюз обувной фабрики призвал к забастовке. Профсоюз этот был создан самим Люсьеном, он же представлял и его интересы во всех судебных процессах. Руководство фабрики начало нанимать новых рабочих взамен бастующих, пришлось прибегнуть к насилию. Люсьен отправился к пикетчикам, чтобы не дать упасть их боевому духу, выпив перед этим больше обычного. Группа штрейкбрехеров попыталась прорваться через линию пикетов, началась жестокая уличная драка. Люсьена, наиболее рьяного и последовательного защитника интересов рабочих, арестовали и вновь препроводили в тюрьму. В суде его обвинили в нарушении общественного порядка, организации драки и появлении на улице в виде, оскорбляющем достоинство гражданина. Люсьен подал апелляцию, но впустую, подал вторую – с тем же успехом.

За прошедшие годы ассоциация юристов штата уже достаточно устала от выходок Люсьена Уилбэнкса. Ни у какого другого адвоката в штате не было такого количества нареканий, как у него. Ему делали замечания – как в приватном порядке, так и перед лицом коллег, – его на время лишали права работать, но все это не принесло никакого результата. Дисциплинарная комиссия ассоциации уже не могла больше с ним мириться. В конце концов Люсьен «отвратительным поведением, позорящим доброе имя ассоциации, сделал невозможным свое дальнейшее пребывание в ее рядах». Его лишили права заниматься адвокатской деятельностью. И вновь он подал апелляцию – и опять зря. Его не захотели слушать.

Он почувствовал себя совершенно опустошенным. Джейк сидел в кабинете Люсьена на втором этаже, когда до него дошла весть о том, что Верховный суд поддержал решение ассоциации. Об этом Люсьену сообщил по телефону Джонсон. Положив трубку, Люсьен подошел к французскому окну, выходившему на площадь. Джейк не спускал с него внимательного взгляда, ожидая, что босс вот-вот разразится тирадой. Однако Люсьен молчал. Он смотрел некоторое время на плакавшую Этель, а затем поднял голову к вставшему со своего места Джейку.

– Присматривай здесь за порядком. Увидимся позже.

Они бросились к окну, только для того чтобы увидеть, как Люсьен, сев в свой старенький, битый «порте», резко берет с места и скрывается в перспективе улицы. В течение нескольких месяцев о нем ничего не было слышно. Джейк прилежно работал над неоконченными делами, а Этель следила за тем, чтобы здание не производило впечатления, что хозяин его покинул. Кое-какие проблемы Джейк решил к обоюдному согласию клиентов, некоторые передал на решение своим коллегам, а несколько дел рекомендовал нести прямо в суд.

Через полгода, когда Джейк вернулся в свой кабинет после долгого и утомительного дня в суде, он увидел там спящего Люсьена, растянувшегося на персидском ковре.

– Люсьен! – воскликнул он с порога. – С вами все в порядке?

Люсьен бодро вскочил на ноги, прошествовал к большому кожаному креслу, стоявшему за столом, уселся в него. Выглядел он трезвым, загоревшим, успокоившимся.

– Джейк, мальчик мой, – тепло проговорил он, – как у тебя дела?

– Отлично, просто замечательно. А где были вы?

– На Каймановых островах.

– Чем занимались?

– Пил ром, валялся на пляже и заигрывал с местными девчонками.

– Звучит заманчиво. Зачем же было возвращаться?

– Надоело.

Джейк уселся напротив.

– Рад видеть вас, Люсьен, – просто сказал он.

– Я тоже рад встрече, Джейк. Как тут у вас?

– Настоящая карусель. Но в общем, неплохо, по-моему.

– Дело Медли уладил?

– Да. Они заплатили восемьдесят тысяч.

– Недурно. Он остался доволен?

– Да, выглядел, во всяком случае, довольным.

– А Крюгер обратился в суд?

– Нет. – Джейк опустил голову. – Он нанял Фредрикса. По-моему, суд назначен на следующий месяц.

– Мне бы следовало поговорить с ним, перед тем как уехать.

– Он же виновен, разве нет?

– Еще как. Вовсе не важно, кто его представляет. Запомни, тот, кто защищается, почти всегда виновен. – Люсьен подошел к окну, уставился на здание суда. – У тебя есть какие-нибудь планы, Джейк?

– Я бы хотел остаться здесь. А у вас?

– Ты хороший парень, Джейк, и мне бы тоже хотелось, чтобы ты здесь остался. А сам я еще не решил. Подумывал перебраться куда-нибудь в Карибское море, на острова, но потом сказал: нет. Туда хорошо приезжать время от времени, но уж слишком много там стариков. В общем-то у меня нет никаких планов. Может, проедусь куда-нибудь, чтобы посорить деньгами. Ты же знаешь: я не из бедных.

Джейк согласно кивнул. Повернувшись к окну спиной, Люсьен широким жестом обвел кабинет:

– Я хочу оставить все это тебе, Джейк. Пусть у людей будет впечатление, что старая фирма продолжает жить. Ты переберешься сюда, в этот кабинет, будешь сидеть за этим столом, который мой дед привез из Виргинии после Гражданской войны. Сохранишь архив, дела, клиентов, мои книги – в общем, все.

– Это слишком большая щедрость, Люсьен.

– Клиентура наверняка почти вся разбежится. Но на тебе это никак не скажется – со временем ты станешь весьма преуспевающим юристом. Просто большинство моих клиентов на протяжении долгих лет слишком уж привыкли ко мне.

Большинство его клиентов Джейка и не интересовали.

– А как насчет арендной платы?

– Плати мне столько, сколько в состоянии. Поначалу с деньгами у тебя будет довольно туго, но с этим ты справишься. Мне и моих хватает, а вот тебе они еще понадобятся.

– Вы очень добры, Люсьен.

– Я вообще-то неплохой мужик.

Оба рассмеялись, чуть неловко.

– Как быть с Этель? – оборвал смех Джейк.

– Как хочешь. Секретарь она великолепный. Этель успела забыть законов больше, чем ты когда-либо вызубривал. Я знаю, ты от нее не в восторге, но заменить ее будет довольно трудно. Рассчитай ее, если хочешь. Мне все равно, – Он направился к двери. – Звони мне, если понадоблюсь. Я буду где-нибудь рядом. Я хочу, чтобы ты перебрался в этот кабинет. Здесь работали мой отец и мой дед. Сложи все мое хозяйство в коробки – как-нибудь зайду заберу.

Когда Кобб и Уиллард проснулись в своей камере, головы их гудели, глаза были опухшими. Разбудили их крики Оззи. В крошечной камере, кроме них двоих, никого не было. За решеткой справа, в соседней камере, сидели осужденные, числившиеся за судом штата и ждавшие своей очереди на отправку в Парчмэн. Дюжина черномазых глазели через прутья решетки на двух белых, протиравших заспанные глаза. Камера слева, тоже отгороженная от них решеткой, была битком набита ниггерами.

– Подъем! – орал Оззи. – И ведите себя потише, не то придется развести вас по соседним камерам.

Самым приятным временем рабочего дня для Джейка были полтора часа: с семи до половины девятого утра, когда в контору приходила Этель. В течение девяноста минут Джейк был сам себе хозяин. Он закрывал центральную входную дверь, не обращал внимания на телефонные звонки и никогда не назначал на это время деловых встреч. Он сидел за столом и тщательно планировал предстоящий день. К половине девятого на диктофон уже бывало записано достаточно распоряжений, чтобы занять Этель работой до полудня. К девяти Джейк либо сидел в суде, либо начинал прием клиентов. До одиннадцати утра он не подходил к телефону. Закончив с посетителями, он сначала отвечал на сделанные ему ранее звонки – на каждый из них, это было очередным его правилом. Работал он систематично, времени впустую почти не тратил. Конечно, он позаимствовал эти привычки не у Люсьена.