Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дело о пеликанах - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

Глава 5

Дарби Шоу проснулась рано утром как после похмелья. Спустя пятнадцать месяцев учебы в юридической школе ее ум отказывался отдыхать более шести часов. Она часто вставала еще до рассвета, и по этой причине ей не слишком хорошо спалось с Каллаханом. Секс был великолепен, но сон зачастую проходил в решительной схватке с подушками, а простыни просто сбивались то в голове, то в ногах.

Она смотрела на потолок и слушала, как временами он храпит в вызывающей шотландской манере. Простыни подобно канатам обвивали его ноги. Она лежала неприкрытая, но не ощущала холода. Октябрь в Новом Орлеане все еще влажный и теплый. Свежий воздух проникал в спальню снизу с Дауфайн-стрит через небольшой балкон и открытые застекленные створчатые двери. Он принес с собой первый поток утреннего света. Она стояла в дверях, накинув на себя халат из махровой ткани. Вставало солнце, но Дауфайн все еще была погружена во тьму. День во Французском квартале наступал незаметно. Во рту у нее было сухо.

.Спустившись по лестнице вниз на кухню, Дарби заварила кофейник крепкого кофе, купленного на Французском рынке. Голубые цифры на часах микроволновой печи показывали уже без десяти шесть. Для незапойного пьяницы, каковым был Каллахан, жизнь превращалась в сплошную борьбу. Ее пределом были три бокала вина. У нее не было ни разрешения на юридическую практику, ни работы, и она не могла позволить себе напиваться каждую ночь и потом спать допоздна. Кроме того, она весила сто двенадцать фунтов и собиралась и впредь сохранять такой же вес. Она не могла позволить себе лишнего.

Она выпила три стакана воды со льдом, затем налила полную высокую кружку кофе. Натолкнулась на лампу, поднимаясь по лестнице вверх, и нырнула обратно в постель. Нажала кнопку устройства дистанционного управления и неожиданно на экране телевизора увидела Президента, сидящего за своим столом. Вид у него был довольно странный: коричневый джемпер без галстука. Транслировалось специальное сообщение “Эн-Би-Си Ньюз”.

— Томас! — Она потрясла его за плечо. Никакой реакции. — Томас! Проснись!

Она нажала кнопку, и звук стал громче. Президент произнес: “Доброе утро”.

— Томас! — Она наклонилась вперед к телевизору.

Каллахан отшвырнул простыню и сел, потирая глаза и пытаясь сосредоточиться. Она подала ему кофе.

У Президента были печальные новости. Его глаза казались уставшими, и смотрел он печально, но густой баритон внушал доверие. Перед ним лежали записи, но он не пользовался ими. Он смотрел прямо в камеру и сообщал американскому народу страшные новости прошлой ночи.

— Какого черта, — пробормотал Каллахан. После объявления о смертях Президент переключился на некролог с восхвалениями в адрес Абрахама Розенберга. Возвышенная легенда, так назвал он его. Это был перебор, но Президент сохранял невозмутимое лицо, перечисляя вехи выдающейся карьеры одного из самых ненавистных людей в Америке.

Каллахан изумленно уставился в телевизор. Дарби тоже не отрывала глаз.

— Очень трогательно, — сказала она.

Она замерзла, сидя на краю кровати. Розенберга инструктировали и ФБР, и ЦРУ, объяснил Президент, а они считают, что убийства связаны между собой. Он отдал распоряжение о проведении немедленного тщательного расследования и пообещал, что виновные по этому делу предстанут перед судом.

Каллахан сел прямо и укрылся простыней. Он поморгал, затем расчесал пальцами свои непокорные волосы.

— Розенберг? Убит? — пробормотал он, уставившись на экран. Туман в его голове сразу рассеялся, боль еще оставалась, но он не чувствовал ее.

— Отметь свитер, — сказала Дарби, потягивая кофе и глядя на круглое лицо с обильным гримом и блестящими седыми тщательно зачесанными волосами. Он выглядел чудесно, этот красивый человек с мягким голосом: так он преуспевал в политике. Морщины на лбу собрались в одну большую складку, и поэтому он выглядел сейчас даже еще печальнее, говоря о своем близком друге судье Гленне Дженсене.

— Кинотеатр Монроуза, в полночь, — повторил Каллахан.

— Где это? — спросила она.

Каллахан закончил юридическую школу в Джорджтауне.

— Не уверен, но думаю, что это в непристойном районе.

— Он был гомосексуалистом?

— Я слышал разговоры. Очевидно.

Они сидели на краю кровати, обернув ноги простыней. Президент распорядился о неделе национального траура. Флаги приспустить. Завтра закрываются федеральные учреждения. Простой организации похорон недостаточно. Он болтал еще что-то в течение нескольких минут, по-прежнему глубоко опечаленный, даже потрясенный, очень человечный, но тем не менее Президент и гражданин, четко несущий службу. Он вздохнул с открытой улыбкой дедушки, полной доверия, мудрости и утешения.

На лужайке перед Белым домом появился репортер Эн-Би-Си и заполнил пробелы в речи Президента. Полиция молчит, но, по-видимому, на данный момент нет подозреваемых, как и не за что зацепиться. Да, оба судьи находились под охраной ФБР, которое никак не комментирует это событие. Да, “Монроуз” — место, облюбованное гомосексуалистами. Да, много угроз раздавалось в адрес обоих, особенно Розенберга. И может быть много подозреваемых, прежде чем найдут истинного.

Каллахан выключил телевизор и направился к створчатой двери, где утренний воздух был более насыщенным.

— Нет подозреваемых, — пробормотал он.

— Я могу назвать как минимум двадцать, — сказала Дарби.

— Да, но почему такое сочетание? С Розенбергом понятно, но почему Дженсен? Почему не Мак-Дауэл или Янт? Оба, несомненно, еще большие либералы, чем Дженсен. Не вижу смысла. — Каллахан сел у дверей в кресло-качалку и взъерошил волосы.

— Я приготовлю еще кофе, — сказала Дарби.

— Нет, нет. Я проснулся.

— Как твоя голова?

— Нормально, но я поспал бы еще часика три. Думаю, что надо отменить занятия. Я не в настроении.

— Отлично.

— Черт, я не могу поверить в это. Этот дурак занимает две должности. Что означает восемь к девяти, т. е. выбор в пользу республиканцев.

— Они должны быть поддержаны в первую очередь.

— Мы не будем признавать Конституцию через десять лет. Это печально.