Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Грипе Мария - Тайник теней Тайник теней

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Тайник теней - Грипе Мария - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

А вот Арильд, Розильда и Лидия пусть полежат в комоде. Они принадлежат другому миру, который она, ради собственного душевного спокойствия, должна сейчас забыть.

Хороших фотографий Иды у нее нет. Впрочем, вот есть несколько снимков, но изображение на них нечетко и смазано. Ида уничтожила свои фотографии – она, должно быть, боялась фотографироваться. На этих снимках у нее какой-то нервный, беспокойный вид. Как будто ей обязательно нужно было моргнуть или шевельнуться, когда на нее направляли камеру. Всякий раз, когда Каролина разглядывала эти снимки, у нее делалось тоскливо на душе. На них мама так непохожа на ту, какой она ее помнит. В ее памяти образ мамы Иды никогда не был таким расплывчатым и нечетким.

Все же мама внушала спокойствие. Пока она была рядом, Каролина ощущала твердую опору в жизни.

На ранних фотографиях из Замка Роз, где мама была Лидией Стеншерна, она выглядит совсем иначе. На ее лице нет веселья и счастья, но выражение лица прочесть легче – на нем написана некоторая отрешенность и погруженность в себя. Однако не такая, как на поздних снимках, где ее лицо как будто растворяется в некой дымке.

Остановимся на фотографии дедушки. Той самой любительской карточке, которую она вчера отыскала в маминой квартире. Которую Каролине хочется увеличить.

И она ставит ее рядом с папиной фотографией.

Потом долго стоит, переводя взгляд с одной фотографии на другую. Они, дедушка и папа, принадлежат разным поколениям, но на этих снимках они примерно одного возраста. У обоих есть по дочери: у одного – Лидия, у другого – Каролина. Ни на одной из фотографий девочки нет, но чувствуется ее присутствие.

Как интересно все это сопоставлять!

Дедушка улыбается и протягивает руки. Через мгновение в его объятиях окажется дочка. Это заметно по его глазам, которые преисполнены нежностью. Руки сто излучают неописуемое спокойствие и надежность. Замечательная фотография.

Когда Каролина берет другую карточку, ту, которую она всегда считала самым дорогим и ценным из всего, что у нее имеется, – ту, где изображен папа, – то она предстает перед ней совсем по-другому. Если присмотреться, то можно заметить, что папа на ней держится несколько неестественно. Никогда прежде она об этом не задумывалась.

На дедушкиной фотографии между отцом и ребенком нет и тени сомнения, которая, к сожалению, присутствует на папиной фотографии. Папа не раскрыл своих объятий малышке, что стоит перед ним. Он, может, и хотел бы, но сомневается, что имеет на это право. Поэтому он пытается перевести все в шутку. Его поведение наигранно. Жест со шляпой – приглашающий, но в то же время сдержанный. Натянутый. Папа хочет, но не осмеливается. Вместо этого он шутит. Как это всегда делают взрослые, когда чувствуют себя неуверенно.

Так они – папа и дочка – приближаются друг к другу. Оба настороже. Ребенок, безусловно, тоже напряжен и взвинчен. Все овеяно атмосферой игры в кошки-мышки. Эта игра продолжалась некоторое время, и фотография снята как раз в то мгновение, когда ребенок уже не в силах сдерживать себя.

Сейчас девочка подбежит, схватит сверток и под восхищенные возгласы родителей раскроет его. Зайчик окажется в центре всеобщего внимания. «Ах, какой миленький! Ты когда-нибудь видела такого замечательного зайчика? Разве ты не хочешь поблагодарить дядю?» – говорит мама.

Хотя ее-то и нет на снимке – это ведь она держит фотоаппарат, – Каролина слышит ее голос где-то на заднем плане. Тогда ей был всего лишь годик, но кто знает, может, она каким-то мистическим, подсознательным образом все равно помнит это событие? Так ей, во всяком случае, кажется. Где-то в глубине ее души что-то шевелится, голоса превращаются в слова, картинки связываются в полузабытые воспоминания. И вот она вспоминает, как…

Кто-то стучит в дверь!

Каролина очнулась. Кто бы это мог быть?

Ах да, Ингеборг! Они ведь должны вернуть друг другу подарки.

Каролина поспешно хватает фотографию папы и бросает в верхний ящик комода. Вместе с Надей и Роландом. Их тоже нужно спрятать. Но Берта пусть останется. И дедушка. Этого достаточно.

Каролина на минуту задерживается перед зеркалом, поправляет прическу и «надевает» соответствующее выражение лица. Боже мой, как быстро промчалось время!

Она открывает дверь – на пороге стоит Ингеборг, протягивая ей голубой гиацинт.

– Счастливого тебе Рождества, Каролина!

– Спасибо. А ты не зайдешь?

– Ну разве что ненадолго.

Ингеборг кладет свою сумку, расшнуровывает и снимает ботинки, заходит в комнату.

– А почему ты не снимешь пальто?

– У меня мало времени. Мне так много нужно успеть… Ведь сегодня сочельник.

– Да, сочельник…

Но все же она снимает пальто и остается в красном шерстяном платье, которое словно озаряет комнату и сразу же создает праздничное, рождественское настроение.

Каролина приходит в восторг и просит ее подержать гиацинт. Ингеборг с удивлением смотрит на нее.

– Но это же тебе!

– Да-да, спасибо. Я просто хочу полюбоваться гиацинтом на фоне твоего платья. Голубое на красном.

Она берет Ингеборг за руку и подводит ее к зеркалу.

– Видишь? Правда, красиво?

Ингеборг кивает и оглядывается по сторонам.

– Как здесь много зеркал!

– Да. Они ведь нужны в нашей профессии. Чтобы видеть себя со стороны. Как тебя видят другие.

– Ах, вот как…

Ингеборг отдает гиацинт. Взгляд у нее задумчивый.

Ей кажется, что человек не может увидеть себя чужими глазами. Когда она сама разучивает роли, то никогда не пользуется зеркалами. Она работает совсем по-другому. Никогда не пытается наблюдать за собой со стороны. Доверяется собственному чутью, работает непосредственно с собой, изнутри, и тогда зеркало становится помехой. Она, наоборот, старается избегать зеркал. Чтобы они не мешали. Ей легко отвлечься. И она не терпит, когда за ней кто-то наблюдает.

Надо же! Какой разный подход!

Работая над ролью, Ингеборг ни капельки не волнуется о том, что в результате увидят зрители, в это время она совсем не думает о них. Впрочем, Каролина, не думая о зрителях нарочно, все же принимает их в расчет. И прежде всего ей кажется, что когда она играет по-настоящему, то становится напрямую зависимой от зрителей. Однако управлять собой не позволяет.

– Но ведь все это делается в первую очередь ради зрителей, не так ли?

– Не только ради них, – возражает Ингеборг, – для тебя самой это не менее важно.

Они усаживаются, между ними завязывается интересная и увлекательная беседа, и они не замечают, как проходит время – внезапно Ингеборг спохватывается:

– Боже мой! Уже темнеет! А мне нужно было так много успеть.

– Да, и мне тоже…

С серьезными лицами они смотрят друг на друга. Но тут Каролина не удерживается и прыскает со смеху.

– А что на самом деле нам нужно успеть? – говорит она. – Ты не знаешь?

Ингеборг неуверенно смотрит на нее.

– У меня так много… – начинает она. Но вдруг осекается и тоже начинает смеяться. – А что?

– Да ничего… Может, хочешь чаю?

Ингеборг подбирает юбку и делает книксен.

– Спасибо, с удовольствием.

Она берет свою сумку. Небольшую, но, как оказалось, очень вместительную, и начинает доставать из нее один кулек за другим.

– У меня есть гостинцы, – поясняет она. – Я только что от старенькой тетушки… Вот, смотри, не могу же я одна все это съесть.

На столе появляются печенье, фрукты, конфеты. Но Каролина хочет ее остановить.

– Да нет же, оставь это себе. Съешь потом сама. Ведь я испекла кекс.

Они зажигают свечи.

Пока Каролина достает чашки и блюдца и накрывает на стол, Ингеборг обходит комнату, с интересом ее разглядывая.

– А ты живешь одна?

– Да.

– А я думала, ты живешь с мамой.

– Вначале мы жили вместе. В другой квартире. Потом она вернулась в свое загородное поместье, а я переехала сюда.

– Я тоже живу одна. Я всегда жила одна с тех пор, как стала взрослой. Иначе, как мне кажется, человеку трудно развиваться. Особенно в нашей профессии. А тебе мешает, когда вокруг тебя люди?