Навозный жук летает в сумерках… - Грипе Мария - Страница 25

Линдрот задумчиво провел рукой по бровям.

— Насколько я понимаю, между Эмилией Селандер и этим мальчиком, Вииком, что-то было — что-то, по всей видимости, очень серьезное. Но ведь Эмилия была замужем и… конечно, это их дело, но… вообще здесь многое непонятно.

— Я постараюсь вам объяснить позже, пожалуйста, читайте дальше, — попросила Анника.

— Да, слушай! Тут говорится такое! Это какое-то удивительное совпадение — если учесть, что сегодня утром написали в газете. Слушай внимательно!

— На Лобном месте? — удивленно воскликнула Анника.

Значит, статуя зарыта на Лобном месте! Слышал бы это Юнас!

Линдрот продолжил:

Линдрот снова остановился и задумался.

— Да, и тут Петрус Виик переходит к самому главному, — сказал он и торжественным голосом продолжил:

— Ну и ну! — Линдрот посмотрел на Аннику широко открытыми глазами.

— Какой ужас! — прошептала Анника.

— Да уж. Но это еще не все. Послушай, что было дальше, Анника! Бедняга, нелегко ему пришлось. Дальше он пишет… но, наверное, тут слишком много… короче говоря, милая Анника, Андреас вовсе не был похоронен на Лобном месте, он не умер, вместо него в его доме сгорел другой человек, которого потом похоронили на Лобном месте. Но об этом никто не знал, ведь Андреаса не было дома — по заданию Линнея он уехал в свое долгое путешествие в Южную Америку. Бедный мальчик, он узнал об этом ужасе только вернувшись домой, но Эмилии уже не было в живых.

Линдрот задумался. Анника молча ждала.

— Да, могу себе представить, каково было старику, Петрусу Виику, — он хранил эту жуткую тайну, видя, как страдает Андреас и как он ходит к гробу Эмилии, даже не подозревая, что ее там нет. Это было… да, кошмар. В конце концов он не выдержал, и его можно понять. Он рассказал Андреасу про Эмилию: будто она думала, что Андреас покончил с собой и похоронен на Лобном месте, и что она хотела, чтобы ее похоронили там же… И теперь она лежала там, рядом с чужим человеком… а не в церкви. Андреас, разумеется, пришел в негодование, накинулся на бедного отца и умолял, когда придет его черед, похоронить его рядом с Эмилией. По словам Петруса, Андреас думал, что долго не протянет: в тропиках он подхватил лихорадку, а в то время от таких болезней редко излечивались, это было очень, очень сложно. Но Андреас прожил до 1785 года, чего никак не мог предположить, когда вернулся домой, больной и несчастный. Он надеялся вскорости воссоединиться со своей возлюбленной. Да-а… и вот что пишет в своем признании Петрус Виик, на чью долю выпало такое несчастье:

Линдрот почесал в затылке и с чувством произнес:

— Они как будто оба сошли с ума. Не понимаю, как Петрус это выдержал. Сперва Эмилия попросила похоронить ее на Лобном месте, так как думала, что там похоронен Андреас, потом Андреас велел отцу похоронить себя там, где покоилась Эмилия. Бедный Петрус, нелегко ему пришлось. Вот как заканчивается его письмо:

Линдрот замолчал и, не стесняясь, промокнул глаза.

— Да, удивительный старик. Ведь он был уже немолод, когда ему пришлось выполнять эти нелегкие обязательства… но он не мог отказать… он был добрым человеком. И я могу его понять. Понимаешь, милая Анника, часто на смертном одре люди просят выполнить их последнюю волю, и отказать человеку, который… который вот-вот покинет этот мир, очень сложно. А пообещав что-то, нужно непременно держать слово — и перед собой и перед Господом. По почерку видно, как дрожала его рука, он был очень взволнован, буквы стали неровными, и последние строчки почти невозможно разобрать. Но вот что тут написано:

— А потом слова из Библии, из книги пророка Иеремии, глава 10, стих 24: «Наказывай меня, Господи, но по правде, не во гневе Твоем, чтобы не умалить меня». Какие верные слова… бедный старик.

— Да, бедный Петрус Виик.

Они замолчали. Подумав, Анника приняла решение. Она даст Линдроту прочитать письма.

— Пастор Линдрот, я хотела кое-что…

— Да, милая Анника?..

Линдрот перегнулся через стол, чтобы лучше слышать, и Анника рассказала ему о шкатулке и письмах, кратко изложив их содержание.

— Хотите прочитать? — с готовностью предложила она. — Я могу принести!

— Да, спасибо. Милая Анника, я с удовольствием прочту…

Анника понимала, что Линдроту не терпится поскорее увидеть письма, и встала. Линдрот проводил ее до самой калитки.

— Да, Анника, какие удивительные вещи. Теперь мы знаем, где его могила — меня это всегда очень интересовало, но я даже представить себе не мог, что ученик Линнея похоронен у нас, на Горке висельников… Надо будет поставить памятную доску… Ведь это же никуда не годится — здесь лежит наш великий земляк, и никто об этом не знает… И надо же, Петрус Виик решился на такой шаг… ведь он же был пономарем. Я считаю, это очень благородно — Петрус Виик совершил отважный, самостоятельный поступок, а значит, у него было доброе сердце и здравый рассудок.

Они стояли у калитки, Анника уже вышла на дорогу.

— До скорого, пастор. Я сейчас же вернусь с письмами!

Линдрот кивнул и сказал, что сделает пока копии документов. А потом… Он понизил голос до шепота:

— Слушай, Анника, а не спуститься ли нам с тобой в крипту, в церковь — ведь мы вполне могли бы взглянуть на склеп Селандеров, ну так, проведать обстановку. У меня тут ключи…

Анника побежала домой за велосипедом. К счастью, по дороге она не встретила ни Юнаса, ни Давида. Правда, она застала их в Селандерском поместье. Анника боялась, что Юнас не захочет показывать Линдроту письма, но убедить Юнаса и Давида оказалось проще, чем она думала. Что же, это только справедливо, согласился Юнас, услышав, какие потрясающие вещи рассказал Линдрот.

Анника ни словом не обмолвилась о том, что они с Линдротом собрались спуститься в Селандерский склеп. Попробуй тогда отделайся от Юнаса, а брать его с собой, пожалуй, не стоило.

Когда Анника приехала, Линдрот стоял у двери, позвякивая связкой ключей. Сперва они спрятали шкатулку в сакристии[3], а потом спустились в крипту. Наверху, на хорах, отец Давида играл на органе. Это была красивая, немного грустная мелодия, сопровождавшая Аннику и Линдрота все время, пока они спускались.