Дети теней - Грипе Мария - Страница 4

А мне просить было тяжело. Я чувствовала себя униженной, хотя и хлопотала не за себя.

– Но мы ведь не попрошайничаем, Берта! – серьезно говорила Ингеборг. – Мы просто помогаем людям понять, что они приобретают слишком много и у них есть масса ненужных вещей. И что им же самим станет гораздо легче, если они отдадут какую-то часть. Разве это попрошайничество?

Чем лучше я узнавала Ингеборг, тем с большим уважением к ней относилась. Она была по-настоящему цельным человеком, который знает, чего хочет от жизни, и не ведает иного страха, кроме Божьего. Но когда я выразила ей свое восхищение, она только отмахнулась:

– Не забывай, я всего лишь послушное орудие!

Да, Ингеборг оказалась для меня подарком судьбы. Я была счастлива оттого, что мы вместе.

И вот однажды прихожу я домой в перерыве между уроками – и ничего не понимаю. С меня не сводят глаз, все наблюдают за мной с любопытством и ожиданием. Что случилось-то?

Мы садимся за стол, и у своей тарелки я нахожу открытку. И тут до меня доходит! Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, от кого она. Я взяла ее и украдкой сунула в карман.

– Не прочтешь? – удивилась мама.

– Нет, не сейчас, – ответила я.

По Роланду и Наде было заметно, что они уже успели сунуть нос. Надю просто распирало от любопытства, и она выпалила:

– Это от Каролины! Она в Париже!

Я, естественно, разозлилась.

– Нельзя читать чужие письма! Тебе это известно?

А что тут такого? Они оба укоризненно уставились на меня. Это же не письмо! А открытки читать можно. Если у человека есть какие-то секреты, тогда он действительно пишет письмо и кладет его в конверт. Это совсем другое дело. Роланд и Надя трещали наперебой. Я не стала им отвечать.

Только войдя в свою комнату, я вытащила открытку. На ней было красивое цветное изображение Триумфальной арки. На обратной стороне я прочла:

«Дорогая Б.! Пишу тебе уArcdeTriomphe. Мы сейчас в экипаже, на нашей первой прогулке. ВиделиMonsieurlePresident – он встречал нашего короля, с которым мы прибыли вчера одним поездом наGareduNord[4]. Мы прошествовали по перрону под звуки шведского гимна. Представляешь? Париж великолепен! Просто бесподобен! Все, больше нет времени. Привет от меня всем вашим.

С неизменной преданностью, К.»

Моей первой мыслью было: это не от Каролины! Это какой-то розыгрыш. Конечно, открытка подписана буквой К. Но это не обязательно должна быть она. Каким образом Каролина могла оказаться в Париже? И потом, она постоянно клялась, что никогда не покинет Замок Роз.

Но это, несомненно, была ее рука! Ее почерк с другим не спутаешь. Я вертела открытку так и сяк.

Париж бесподобен, написала она. Вот как – теперь Париж! А ведь еще совсем недавно в мире не было ничего более прекрасного, чем Замок Роз!

Но штемпель на открытке действительно был парижским, от 19 октября. Стало быть, Каролина бросила ее в какой-то почтовый ящик в Париже три дня назад.

Я достала лупу и принялась изучать открытку со всех сторон – сверху и снизу, вдоль и поперек, – как будто там могло быть спрятано какое-то микроскопическое сообщение.

Все кончилось тем, что я сгребла с полок карты и географические справочники, улеглась на иол и стала исследовать весь Париж, прочесала его, как сыщик, идущий по следу преступника. Я рылась в книгах как одержимая, даже узнала, как зовут президента.

Арман Фальер!

В справочнике я нашла его портрет. Значит, вот этот человек недавно был с Каролиной в одном и том же месте, дышал с ней одним воздухом.

Не знаю, чего я ждала от своих изысканий, но географическая сторона в этой истории была для меня единственно доступной. Остальное было непостижимо.

Ну что Каролине делать в Париже? Вдобавок, она определенно была там не одна.

«Мы» – написала она. Что еще за «мы»?

Из раздумий меня вывел удивленный голос:

– Чем это ты занимаешься?

В дверях стояла мама. Я даже не услышала, как она вошла! В недоумении она смотрела на карты и книги, разбросанные по полу.

– У нас сочинение завтра. Сказали, будет что-то о Франции… – попыталась я выкрутиться.

– Вот как? Но ведь ты обычно не пишешь на географические темы.

Она подошла к окну, поправила занавески. Конечно, она видела меня насквозь. География никогда не была моим любимым предметом. Разозлившись на саму себя, я собрала книги в охапку и помчалась в школу.

И с чего я так разволновалась? Что на меня нашло, в самом деле?

Впрочем, стоило мне на школьном дворе увидеть Ингеборг, все как рукой сняло. Она подбежала ко мне и сообщила, что ей удалось уговорить одного закупщика, известного своим скопидомством, отдать нам целую партию подпорченного сыростью шерстяного белья – при условии, что мы заберем его сегодня, сразу после уроков.

Нас ждала большая и важная работа. Нам с Ингеборг было для чего жить. Пусть Каролина порхает себе по Парижу и предается светским удовольствиям. Какая же это жалкая и пустая жизнь по сравнению с нашей, богатой и деятельной!

В течение следующих недель открытки из Парижа пошли сплошным потоком – маме, папе и Роланду. С видами Нотр-Дам, Эйфелевой башни, Лувра, Елисейских нолей, собора церкви Сакре-Кёр – и все с теми же бесконечными восторгами.

И еще она все время писала «мы» и «нас», не объясняя, к кому это относится.

Но меня эти открытки больше не трогали. Наши с Каролиной дороги безнадежно разошлись. И я из-за этого не горевала – ведь у меня была Ингеборг. Хотя дома, естественно, о Каролине теперь говорили часто.

– Вы что, поссорились с Каролиной? – спросил однажды Роланд.

– Нет. Почему ты так решил?

– У тебя такой странный вид, когда мы о ней говорим.

Меня это задело за живое, а тут еще Надя, впившись в меня взглядом, добавила:

– Раньше у тебя что ни слово, то Каролина, а теперь только эта Ингеборг…

– Но послушайте… Что я могу сейчас сказать о Каролине? Ее же здесь нет.

Надя с Роландом посмотрели на меня осуждающе.

– Вот как? Значит, можно не говорить о своих друзьях только потому, что их сейчас нет? Вообще забыть о них? Ты это имеешь в виду?

– Нет… конечно, не это.

Но Надя не сдавалась, она решила меня доконать.

– Ты больше не скучаешь по Каролине?

Ну что я могла на это ответить! Мы все были привязаны к Каролине. Но если ей нечего сказать нам, кроме того, что было в открытках, то она могла бы и вовсе оставить нас в покое. Зачем ей нужно, чтобы о ней постоянно вспоминали?

Я теперь дружила с Ингеборг. Мы были знакомы не больше трех месяцев, но казалось, что знали друг друга всю жизнь. С тех пор как подружились, мы каждый день проводили вместе.

Ингеборг никогда бы себя так не повела, как Каролина. Сначала совсем забыть о нашей семье, а потом забрасывать ничего не значащими открытками!..

Как-то в пятницу, в начале декабря, я была дома у Ингеборг. На чердаке дома, где она жила, была каморка, которую нам разрешили использовать для наших благотворительных целей. Мы называли ее штаб-квартирой. Сюда мы стаскивали все, что Ингеборг удавалось раздобыть. Частью это были непригодные вещи, мы откладывали их в сторону и только что разобрались с последней рождественской посылкой. Большой ящик стоял готовый к отправке. Нужно было успеть до того, как все ринутся посылать подарки. Ингеборг сказала, что займется этим сама. Как правило, мы помогали друг другу и ходили на товарную станцию вместе. Но в этот раз она заявила, что я не понадоблюсь. Ей помогут родственники. Она настаивала на этом. Я могу совершенно не беспокоиться.

Уже потом я припомнила, что в тот вечер она вела себя как-то иначе. Когда я собралась домой, она пошла меня провожать. В этом не было ничего необычного. Но теперь она вдруг взяла меня под руку, крепко сжала ее и не отпускала всю дорогу. Мне подумалось, это должно что-то значить. Но, поскольку в остальном все было как всегда, я не стала об этом размышлять.