Охотник за смертью: Судьба - Грин Саймон - Страница 37

— И это будет темой твоей сегодняшней речи?

— Можно сказать и так. Но не только это. Я вернулся на Голгофу, чтобы положить конец всякой коррупции. Разобраться со всеми теми, кто распродает завоевания восстания. Там, на Локи, я получил ценный урок и хорошо его усвоил. Больше не будет никаких сделок, никаких компромиссов. Я вернулся, и пусть виновные уповают на милосердие Господа.

В кои-то веки у Тоби действительно не нашлось слов. И дело было не столько в том, что говорил Рэндом, а в том, как он это сказал. Улыбка Рэндома была широкой и приветливой, но вот немигающий взгляд — холодным и угрожающим. В его жестах ощущалась сдерживаемая, но готовая вот-вот выплеснуться ярость, в то время как на лице читались решимость и целеустремленность. Он походил на ветхозаветного пророка, взошедшего на гору для личной беседы с Господом, и спустившегося, получив уйму наставлений и истин, оказавшихся для него совершенно неожиданными. Какое бы крещение ни прошел Джек Рэндом на Локи, оно, и это было ясно как Божий день, только добавило ему одержимости, но никак не душевного покоя. А судя по взглядам, которые бросала на него Руби Джорни, когда ей казалось, что он на нее не смотрит, было очевидно, что даже она не понимала, как отнестись к его новому состоянию.

Тоби оставалось надеяться, что Флинн запишет все это на пленку полностью.

— Не все одобряют события на Локи, — осторожно заметил Шрек. — Кое-кто считает, что ты… что ты учинил там жестокую, ничем не оправданную расправу.

— Их там не было, — сказал Рэндом. — Они не видели того, что видел я. Люди, которым доверили власть над народами Видара, предали их. Хуже того, все эти предатели являлись осужденными военными преступниками, но это не помешало им получить свои посты при поддержке кое-кого из тех, кто находится у власти здесь, на Голгофе. Всю свою жизнь я посвятил борьбе со злом, мздоимством и произволом. Именно против этого и было направлено восстание, но сделки и компромиссы свели на нет его победу. Теперь мне ясно, что не одна Лайонстон превратила Империю в царство коррупции, виной тому вся политическая система. Главный враг — это политиканы и те могущественные силы, которые за ними стоят. Семьи со всеми, кто их поддерживает, с их приспешниками и прихлебателями. Если вообще есть хоть какая-то надежда на справедливость, все они должны быть свергнуты. Все.

Рэндом остановился, набрал воздуху и медленно выдохнул.

— Я снова должен стать чистым. Чистым по духу и цели. И ничему и никому не будет позволено встать у меня на пути.

Во рту у Тоби становилось все суше, но он продолжал задавать вопросы.

— Но ты первый заключил сделку с семьями, сохранив им жизнь в обмен на капитуляцию и прекращение сопротивления восстанию.

— Да. Это была самая серьезная ошибка в моей жизни. Никогда нельзя доверять семьям. Во всяком случае, до тех пор, пока они склоняются перед Блю Блоком. Позволив кланам выжить, я предал всех, кто когда-либо сражался за мое дело. И тем самым изменил самому себе. Но ладно, по-моему, сказано уже достаточно. Собрание вот-вот начнется. Почему бы вам с Флинном не пойти и не потереться среди публики, пока я тихонько переговорю с Руби? А то ведь, сами видите, она может лопнуть от злости.

Любезно улыбнувшись, Тоби кивнул Флинну, и они оба направились в соседний большой зал, где уже собрались приглашенные. Тоби очень хотелось подслушать, о чем будут толковать Рэндом и Руби, но оказаться рядом с разъяренной наемницей он отнюдь не желал. По правде сказать, в подобной ситуации он предпочел бы не находиться с ней в одном здании. Журналист распахнул тяжелую дверь, впустив в помещение многоголосый гомон собравшихся. Потом он затворил дверь за собой и Флинном: шум оборвался, в маленькой комнате вновь стало тихо.

Рэндом и Руби уставились друг на друга.

— Не делай этого, Джек, — предупредила Руби. — Говорю тебе: не делай этого.

— Я должен. Нельзя позволить, чтобы все шло по-старому. То, что произошло после восстания, стало насмешкой над всем, во что я верил и за что боролся. Если уж я не стану отстаивать свои убеждения, то на кого тогда положиться людям? То, что произойдет сейчас в соседнем зале, станет сигналом для пробуждения всего человечества.

— Джек, человечество ведет войну!

— Руби, мы всегда с кем-нибудь да воюем. Внешняя угроза в том, что власть имущие бьются за сохранение своих постов и заведенных ими порядков. Не более того.

— Ладно, Джек, но раз уж тебе приспичило пойти туда и бросить вызов всем, кто обладает властью и влиянием, изволь сделать это только от своего лица. В такой авантюре я тебе не помощница. Ты ставишь под угрозу все то, чего мы добились. Наше положение, безопасность, богатство…

— Я думал, тебе уже надоело это богатство.

— Если и надоело, то не до такой степени, чтобы его лишиться. Возможно, быть богатой и скучновато, но тем не менее это единственный способ не прозябать, а жить по-настоящему. Я, знаешь ли, была бедной и скорее увижу тебя и всех прочих мертвыми и проклятыми, нежели вернусь в прежнее состояние. Если ты сожжешь мосты и расплюешься с Парламентом, семьями и подпольными сообществами, если открыто объявишь их всех корыстолюбивыми мерзавцами, то кто, скажи на милость, останется с тобой? Никто и пальцем не шевельнет, чтобы тебе помочь. Велик ли будет твой выбор? Или бежать, или сесть в тюрьму, ибо в военное время никто не допустит всеобщего раскола. Ты этого добиваешься?

— Может быть, — ответил Рэндом. — Нужно будет бежать, и я убегу. Придется делать это одному, убегу один. Благодаря не вовремя погибшему Оуэну разыскать меня нынче будет гораздо труднее. Кстати, уж он-то наверняка бы меня понял. Отчасти то, что я собираюсь сделать, будет сделано в память о нем.

Он заглянул Руби в глаза.

— Если мне и вправду придется бежать, разве ты не побежишь со мной? Как в старые, добрые времена, когда мы с тобой ничего не боялись и вдвоем выступали против всей Империи.

— Могу сказать, что у меня эти твои «старые времена» никакого восторга не вызывают, — решительно заявила Руби. — Ни ты, ни что другое никогда не заставит меня к ним вернуться. Напомнить тебе, что за дивная жизнь была у нас в Туманном Мире до того, как нас нашел Оуэн? Ты был старым, сломленным человеком, работавшим сторожем в спортзале. А я была вышибалой и меняла один захудалый кабак на другой, еще более паршивый. Жить мне приходилось в холостяцкой каморке, без водопровода и отопления, а жрать черствый хлеб да консервы с истекшим сроком годности. Вот истинная причина, побудившая меня вступить в ряды мятежников. Мне хотелось изменить свою жизнь, и я последовала бы за всяким, предложившим избавление от этого убожества.

— Разве Хэйзел была для тебя «всяким»?

— Хэйзел была моим другом. Но она мертва. Как и Оуэн. Он был краеугольным камнем нашего сообщества. Да, он сделал нас лучше, чем мы были, объединил нас и заставил поверить в то, что мы воплощаем в себе силы Света. Но теперь его нет. Джек, к бедности я больше не вернусь. Даже ради тебя.

— Но ведь именно ты громче всех поносила меня за сделку с семьями. Сказала, что перестала в меня верить. Почему же ты не веришь в меня теперь, когда я хочу исправить содеянное?

— Да потому, Джек, что ты не предлагаешь ничего, во что можно было бы верить. То, что ты говоришь, это безумие. Ты похож на мальчонку, который, увидев, что проигрывает, начинает кукситься и норовит перевернуть игровую доску.

— Просто я снова верен своей природе. Роль легендарного Джека Рэндома, политического деятеля, заставила меня забыть о своем истинном призвании, призвании профессионального бунтаря. Мне на роду написано бороться с Системой. Любой Системой.

— А то, что было между нами, уже не в счет? — тихо спросила Руби Джорни.

— Руби, я не мог бы любить тебя и вполовину того, как люблю. Но превыше всего я люблю честь. Есть истины, которые остаются неизменными.

— Поступай так, как считаешь нужным, Джек. А я буду делать то, что считаю нужным я.

Они чуть улыбнулись друг другу, осознав неизбежность предстоящего. Есть вещи, которые не могут быть отодвинуты в сторону маленькими радостями жизни, такими, как любовь или счастье. Джек открыл дверь в большой зал, и Руби, пройдя мимо него, вступила туда с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой. Джек пожал плечами. При мысли о том, сколь ужасный поступок собирается совершить, он широко улыбнулся.