Остров тетушки Каролины - Пиларж Франтишек - Страница 25

Было раннее утро, когда мое судно вдруг тряхнуло и оно остановилось. Я убедился, что наскочил неподалеку от правого берега на одну из тех небольших песчаных отмелей, какие здесь нередко намывает река. Этот островок имел всего-навсего шесть шагов в длину и четыре в ширину; тем не менее не могло быть ни малейших сомнений, что это вновь открытый остров, не отмеченный до сих пор на морских картах среди территорий, принадлежащих Британской империи.

Я вышел из шкафа и водрузил на острове британский флаг.

Это была торжественная минута. Вскоре на берегу собрались огромные толпы народа, с восторгом приветствовавшие это историческое событие, ибо со времен Кука надежды как-нибудь расширить владения Британской империи свелись к минимуму.

Новость тотчас подхватили газеты. «Дейли мейл» и «Манчестер гардиан» на другой же день напечатали обширные комментарии по поводу этого события, доказывая, что новоприобретенная территория, очевидно, одна в системе британского содружества избежала вмешательства иностранных держав в свои внутренние дела и обязанностью правительства является отнестись к ней как к исторической реликвии. Условия этому вполне благоприятствуют, ибо остров слишком мал, чтобы на нем могла расположиться военная база какого-либо дружественного государства.

Журнал «Экономист», наоборот, склонен был преимущественное внимание обратить на хозяйственные вопросы, возникшие в связи с появлением новой территории. Он рекомендовал правительственным кругам, прежде чем они выскажутся, внимательно обдумать, какое из иностранных государств имеет право на рынки этого острова. С его точки зрения эксплуатацию природных богатств на сей раз следовало бы доверить или Габесу, или Эквадору, но ни в коем случае не Соединенным Штатам, как это обычно принято.

«Кто полагает, – гордо заявлял журнал, – что Британская империя собирается отказаться от права вести самостоятельную экономическую политику, тот глубоко заблуждается. Мы беремся любому доказать, что Англия сохранила в области экономики свой суверенитет и позволит эксплуатировать себя кому угодно, а не только привилегированным державам».

Таковы были отклики печати и общественности. Но событие это имело важные последствия и юридического характера, тесно связанные с моей особой.

Юристы тоже сказали свое слово; разумеется, их заинтересовала исключительность моего положения. Выяснилось, что пример капитана Кука никак нельзя приравнять к моему случаю. Капитан Кук открывал острова, до тех пор никому не принадлежавшие. Он открывал их, захватывал, и дальше все дело принимало естественный оборот и кончалось ко всеобщему благу. Юристы не имели никакого основания в чем-либо сомневаться.

Я же, уважаемый сэр, открыл часть Англии. Я занял ее и, несмотря на то, что судьба отказала мне в возможности убить хотя бы одного туземца, поднял на ней английский флаг.

В связи с этим моим действием возник в высшей степени сложный юридический казус. Надлежит ли открытый мной остров считать британским доминионом, колонией, коронной землей, протекторатом, мандатом, сферой влияния или самостоятельным государством?

Точки зрения юристов по этому поводу сильно расходились. По прошествии семи лет, в течение которых мой остров, непрерывно увеличиваясь, достиг двадцати семи ярдов, восьми башмаков и шести пальцев в длину и восьми ярдов, трех башмаков и девяти пальцев в ширину, ко мне, наконец, явился поверенный в делах его величества сэр Гораций Фицкильмарнок и сообщил:

Министерство юстиции его величества пришло к убеждению, что остров следует считать самостоятельной территорией. А так как британские традиции не терпят, чтобы где-либо на свете существовало самостоятельное государство, имеющее шанс быть присоединенным к Британской империи, вам следует добровольно отказаться от своей самостоятельности. Это очень легко. Вы можете или отречься от власти, или, если этот способ вас не устраивает, устранить себя при помощи дворцового переворота. Будьте уверены, что и в том и в другом случае мы придем вам на помощь.

– Да, – ответил я. – Действительно, нет ничего проще. Но я не могу этого сделать, не нарушив тем самым первого параграфа закона от тысяча восемьдесят четвертого года, в котором Вильгельм Завоеватель определил, что особа, принявшая участие в завоевании Англии, становится ее владельцем на вечные времена. Я могу согласиться с тем, что буду иметь такие же права, как его величество король, да хранит его бог.

– Это невозможно! – воскликнул сэр Гораций в волнении.

– Разумеется, – ответил я. – Это значило бы нарушить параграф тридцать пятый закона от тысяча сто девяносто первого года, в котором Ричард Львиное Сердце ясно говорит, что в случае двух претендентов на одно место один из них должен быть повешен и для острастки оставлен висеть в течение недели на видном месте.

Сэр Гораций задумался.

– Из ваших слов, сэр, я понял, что вы считаете необходимым, чтобы этим повешенным были либо вы, либо его величество, да хранит его бог? – спросил он наконец.

– Боюсь, что если принять во внимание интересы Британской империи и неприкосновенность британских традиций, другого выхода нет, сэр, – ответил я твердо.

Выслушав меня, сэр Гораций ушел, пообещав, что правительство его величества обсудит мои предложения.

Когда Джон Смит довел свой рассказ до этого места, он на минуту замолчал. Подошел к большому дубовому шкафу, вытащил оттуда еще одну пузатую бутылку и стал тянуть из нее. Франтик, глядя на медленно запрокидывающееся вверх дно бутылки, тоже не произнес ни слова: почтение к человеку с таким богатым жизненным опытом связывало ему язык. Только спустя некоторое время он собрался с духом и спросил:

– Его величество повесили?

– Нет еще, – ответил Джон Смит. – После сорока лет усиленных поисков юристы обнаружили дополнительное разъяснение к измененному закону от тысяча сто девяносто первого года. Оно было обнародовано в тысяча четыреста первом году и из него следовало, что вешать его величество допускается лишь в том случае, если этот акт благословит святой отец, пребывающий в Авиньоне. Поэтому правительство его величества решило подождать с окончательным решением, пока святой отец не переберется снова в этот город. А мне до поры до времени предложили по состоянию здоровья покинуть Англию и воспользоваться гостеприимством владельцев этого судна. Я согласился, ибо положение мое было безвыходным. Итак, вот уже десять лет я плаваю на этом судне. Когда вы вошли, я принял вас, сэр, за человека, который сообщит мне окончательное решение по поводу дополнительного разъяснения к закону от тысяча сто девяносто первого года, изданному, как я уже говорил, Ричардом Львиное Сердце. Извините, я был несколько резок. Я не сообразил, что правительство его величества неспособно в столь короткий срок решить такое важное дело.

Произнеся эти слова, Джон Смит сделал последний глоток и швырнул бутылку через голову, точь-в-точь как Генрих VIII на свадебном пиру свою пятую жену, Екатерину Говард.

Текли минуты, и в глубокой тишине слышался только глухой стук дизелей где-то под полом. Наверное, было уже темно, потому что в каюте внезапно зажглась электрическая лампочка. И в ее свете Франтик увидел Джона Смита, который, положив голову на стол, ровно дышал, подкрепляясь живительным сном, охраняемый бесчисленным множеством справедливых и незыблемых законов.

Франтик почувствовал, что у него слипаются глаза. В углу каюты он отыскал несколько одеял. Расстелил их на полу и свернулся клубком, крепко прижимая к себе тетушкин чемодан.