Человеческий фактор - Грин Грэм - Страница 10

— Среди его покупателей, наверно, есть люди со странностями.

— Я предпочитаю не обсуждать этого, мистер Кэсл. Наши магазины никак между собой не связаны. Я этого правила твердо держусь. Ни один полисмен не явится сюда за… между нами говоря, «взяткой». Собственно, никакого реального вреда то, чем торгует мой сын, принести не может. Я бы сказал, это все равно что пытаться обратить в свою веру тех, кто уже обращен. Нельзя испортить испорченных, сэр.

— Надо мне будет как-нибудь познакомиться с вашим сыном.

— Он приходит сюда по вечерам помочь мне с бухгалтерией. Голова у него куда лучше работает с цифрами, чем у меня. Он часто спрашивая про вас, сэр. Интересуется, что вы покупаете. По-моему, он иногда завидует, что у меня такие клиенты, хоть их и немного. К нему-то приходят крадучись, сэр. Там о книгах не говорят, как мы с вами.

— Не могли бы вы сказать сыну, что у меня есть «Мосье НиколА» [имеется в виду «Господин Никола, или Разоблаченное человеческое сердце» — шестнадцатитомный автобиографический роман французского писателя Ретифа де Ла Бретонна (1734-1806), в котором изображаются нравы Франции XVIII в. и с беспощадной откровенностью анализируются психологические мотивы человеческого поведения], — я бы охотно продал эту книгу. Думаю, для вас она не совсем подходит.

— Я не уверен, сэр, что это и его товар. Согласитесь, это же своего рода классика — название для покупателей сына ничего не говорит, а книга дорогая. В каталоге она попадет в рубрику «Эротика», а не «Курьезы». Может, конечно, кто-нибудь и захочет взять ее на время. Понимаете, большую часть книг сын дает под залог. Сегодня человек берет книгу, а завтра обменивает ее на другую. Его книг люди не держат, как, к примеру, прижизненное собрание сочинений сэра Вальтера Скотта.

— Так вы не забудете сказать сыну? «Мосье Никола».

— Нет, что вы, сэр. Ретиф де Ла Бретонн. Ограниченный тираж. Выпущено «Родкером». Память у меня по части старых книг энциклопедическая. А «Войну и мир» вы с собой возьмете? Тогда разрешите мне пять минут порыться в подвале.

— Можете отослать мне ее по почте в Беркхэмстед. Все равно у меня сегодня нет времени читать. Только не забудьте сказать вашему сыну…

— Разве я когда-либо забывал что-то передать, сэр?

Выйдя из магазина, Кэсл перешел через улицу и заглянул в заведение напротив. Он обнаружил там лишь молодого прыщавого юнца, уныло продвигавшегося вдоль полки с книгами «Только для мужчин» и журналами «Пентхаус»… В глубине лавки висела зеленая репсовая занавеска. За нею, по всей вероятности, скрывались более дорогостоящие и мудреные предметы, равно как и более застенчивые покупатели, а также, очевидно, и молодой Холлидей, с которым Кэсл ни разу еще не имел счастья встретиться — если счастье правильное тут слово, подумал он.

На сей раз Дэвис явился на службу раньше Кэсла.

— Я пришел сегодня пораньше, — извиняющимся тоном объявил он. — Сказал себе: новая метла ведь, может, все еще метет. Вот я и подумал: надо проявить усердие… оно не повредит.

— С утра Дэйнтри здесь не появится — сегодня же понедельник. А он отправился на уик-энд куда-то на охоту. Из Заира ничего больше не поступало?

— Ровным счетом ничего. Янки просят дать более подробную информацию о китайской миссии в Занзибаре.

— Нам нечего им дать. Теперь это уже забота Пятого управления.

— По тому, как квохчут янки, можно подумать, что Занзибар у них под боком, вроде Кубы.

— Так он действительно у них почти под боком — в эпоху реактивных-то самолетов.

В комнату вошла генеральская дочка Синтия с двумя чашками кофе и телеграммой. На девушке были коричневые брючки и свитер. Что-то роднило ее с Дэвисом: она тоже любила изображать из себя нечто другое, чем на самом деле. Если правоверный Дэвис, казалось, заслуживал не больше доверия, чем букмекер, то Синтия, существо домашнее, выглядела этаким лихим бойцом-десантником. Жаль только, что она была не слишком сильна по части орфографии — правда, в ее орфографии, равно как и в имени, было, пожалуй, что-то от елизаветинских времен. По-видимому, она искала Филипа Сидни [Сидни, сэр Филип (1554-1586) — английский писатель, блестяще образованный придворный и дипломат, погиб во время войны Англии с Испанией], а нашла пока только Дэвиса.

— Из Лоренсу-Маркиша, — сказала Синтия Кэслу.

— Это по твоей части, Дэвис.

— Захватывающе интересно, — объявил Дэвис. — «Ваш номер двести пятьдесят три от десятого сентября пришел весь перевранный». Это уже по твоей части, Синтия. А ну-ка, быстро зашифруй снова, да напиши на этот раз правильно. Так оно лучше будет. Знаете, Кэсл, когда я поступал сюда, я был романтиком. Думал, буду заниматься атомными секретами. Взяли-то ведь меня только потому, что я хороший математик, да и в физике соображаю неплохо.

— Атомные секреты — это Восьмой отдел.

— Я думал, что, по крайней мере, хоть научусь пользоваться всякими забавными штуками вроде невидимых чернил. Вы-то, я уверен, все знаете про невидимые чернила.

— В свое время знал — все, вплоть до использования птичьего помета. Обучили меня всему этому, а потом, в конце войны, послали с заданием. Дали такую красивую деревянную коробочку, в которой, как в школьных штативах на занятиях химией, были расставлены бутылочки. А потом дали еще электрический чайник… и набор пластмассовых спиц для вязания.

— Это еще для чего?

— Вскрывать письма.

— И вам пригодилось? Я хочу сказать, вы вскрыли хоть одно письмо?

— Нет, хотя один раз пытался. Меня учили вскрывать конверты не там, где они заклеены, а сбоку, и, запечатывая снова, пользоваться тем же клеем. Так вот, в том случае у меня не было нужного клея и, прочитав письмо, я вынужден был его сжечь. Все равно ничего важного в нем не было. Просто любовное послание — и только.

— А как насчет «люгера»? [автоматический пистолет] У вас же наверняка был «люгер». Или авторучка со взрывателем?

— Нет. Мы никогда не подражали Джеймсу Бонду [речь идет о герое шпионских романов английского писателя Иана Ланкастера Флеминга (1908-1964), агенте Британской контрразведки под номером 007, неуязвимом супермене: нули в его номере означают право на убийство противника в случае необходимости]. Мне не разрешалось носить оружие, а единственной машиной у меня была подержанная малолитражка «мини-моррис».

— Уж могли бы дать нам хотя бы один «люгер» на двоих. Как-никак мы живем во времена терроризма.

— Зато у нас с тобой есть радиотелефон, — сказал Кэсл, надеясь этим утешить Дэвиса. Он уловил горькие нотки, которые всегда появлялись в речи Дэвиса, когда ему бывало не по себе. Выпил лишнюю рюмку портвейна, или Синтия его расстроила.

— А вы когда-нибудь имели дело с микрофишками, Кэсл?

— Никогда.

— Даже такой бывалый вояка, как вы? А какая была самая серьезная секретная информация, которой вы располагали, Кэсл?

— Как-то раз я заранее знал дату высадки войск.

— В Нормандии?

— Нет, нет. Всего лишь…

— Разве мы туда высаживались? Я совсем забыл… а может быть, и не знал. Ну что ж, старина, думаю, надо нам стиснуть зубы и посмотреть, что поступило из этого чертова Заира. Можете вы объяснить мне, почему янки так интересуются нашими предсказаниями насчет добычи меди?

— Я полагаю, это влияет на их бюджет. И может повлиять на программы помощи. А вдруг правительство Заира надумает получать помощь откуда-то еще. Вот видите, мы и нашли, что требовалось — донесение номер триста девяносто семь: некто с весьма славянской фамилией обедал двадцать четвертого с президентом.

— Неужели мы даже это должны сообщать ЦРУ?

— Конечно.

— И вы полагаете, что в ответ они выдадут нам хоть один маленький секретик об управляемых ракетах?

Это явно был один из наихудших дней Дэвиса. Даже глаза у него пожелтели. Одному Богу известно, какой смесью он накачался накануне в своем холостяцком логове на Дэйвис-стрит. Дэвис сказал мрачно:

— Джеймс Бонд уже давно бы потрахал Синтию. На песчаном берегу, под жарким солнцем. Передайте-ка мне карточку на Филипа Дибба, хорошо?