Шпаргалка для грабителей - Гусев Валерий Борисович - Страница 14

– Я не о деньгах, я о людях. Такая операция не обойдется без стрельбы, а значит, могут быть жертвы. К тому же очень трудно определить, в каком месте они спланируют нападение. Не пойдет.

– Да, Дим, – тут же переметнулся Алешка. – Плохо ты придумал. Я тобой не горжусь.

– Придумай лучше, – с обидой буркнул я.

– Легко! Нужно к этому Пасюку нашего человека приставить. И ты, пап, все будешь знать.

– Пробовали. Не получается. – Папа нахмурился. – Он очень осторожен.

– Вы неправильно пробовали, – нахально заявил Алешка. – Надо сделать так, чтобы он сам этого человека выбрал и уговорил. И еще, пап, этот человек должен быть немножко знаменитым, и чтобы он никак не был похож на агента милиции.

Папа одобрительно кивнул – идея хорошая. А Лешка добавил:

– И я знаю этого человека.

– Немножко знаменитый и на агента не похож, – усмехнулся папа. – Этот человек ты, что ли?

– Не совсем, – как-то туманно выразился Алешка.

А я вот и не подозревал, что это предложение будет иметь... продолжение. Да не на словах, а на деле.

С подозрительным упорством Алешка стал вертеться возле будочки Кистинтина. Он даже, кажется, немного исправил с ним отношения. Мне это, конечно, не шибко нравилось. Но я терпел, я знал, что Лешка ничего просто так не делает. Я знал больше: если Алешка вдруг сближался с плохим человеком, то этому человеку очень скоро не позавидуешь.

Но пока ничего особенного, на мой взгляд, не происходило. Кроме того, что несколько раз в день Кистинтин выходил из гостиницы и под большой липой с кем-то таинственно, с жаром, говорил по мобильнику. По тому самому, который ему передал тонкоголосый пассажир черной иномарки.

Алешка, как я заметил, старался во время этих разговоров подобраться к Кистинтину. Но тот каждый раз замолкал и смотрел на него сердито.

И вот как-то после обеда, когда я пытался в нашем «люксе» немного почитать «Физику», врывается Алешка. И с порога:

– Дим! Он будет звонить в три!

– А я тут при чем?

– При том! Я, Дим, этому Кистинтину уже примелькался. Он при мне разговаривать не будет. А при тебе...

– Он и при мне не будет. – Я спустил ноги на пол.

– Будет, Дим! – горячо зашептал Алешка. – Он же тебя не будет видеть!

– О! – Мне стало весело. – Ты шапку-невидимку нашел?

– Бочку, Дим! Ты будешь в бочке сидеть!

Мне стало еще веселее. И я сунул ему под нос сразу обе фиги.

– Ты что, Дим? Не соображаешь? Ты мне брат или не брат?

– Брат. А бочка здесь при чем?

– Дим, он будет в три часа разговаривать со своим шефом! Понял? И мы все узнаем. Все очень просто: ты спрячешься в бочке и подслушаешь. А я потом все придумаю.

Я усмехнулся:

– Давай наоборот. Ты подслушаешь, а я придумаю.

Алешка неожиданно успокоился и тоже усмехнулся. И тихонько сказал:

– Давай думай. Только не очень долго. Не получается? Тогда лезь в бочку пока не поздно. Можешь взять с собой «Физику». И не скучно тебе будет, и полезно.

Я послушно взял «Физику», и мы спустились в холл, вышли на улицу.

За большой липой каким-то чудом сохранился пожарный щит на ножках. Когда-то на нем висели багор, топорик и ведро. Все это уже давно растащили. Осталась только железная бочка с песком. Песок из нее, правда, тоже растащили – осталось немного на дне. Можно даже сказать, что вообще его там не было, одни окурки.

– Ты залезай так, чтобы никто не заметил.

Очень интересно. И как же это сделать? Среди бела дня, перед фасадом гостиницы?

– Ладно, – Алешка махнул рукой, – и так сойдет: подумают, что ты за окурками полез. Забирайся.

Я огляделся по сторонам – вроде бы никого, взялся за край бочки, подтянулся и бухнулся внутрь.

– Ты спрячься, – прошипел Алешка. – Что ты торчишь своей головой?

– Твоей, что ли, торчать?

Я присел на корточки. И тут же что-то бухнуло меня по голове.

– Твоя «Физика», Дим. Чтоб не скучно было. И полезно. Пока.

Надо сказать, все получилось довольно удачно, ждать пришлось не очень долго. Я вскоре услышал, как Алешка пнул бочку ногой и прошептал:

– Он идет, Дим. Включай уши.

Сидя в бочке, я вдруг вспомнил аналогичную ситуацию в «Острове сокровищ». Но Джиму было легче – в его бочке находились яблоки, а в моей в основном окурки. Во-первых, они воняли, будто я сидел в пепельнице, а во-вторых, вдруг Кистинтин, поговорив со своим шефом, бросит мне на голову незагашенный окурок. Да даже если и загашенный – приятного мало.

Но самое интересное – в бочке было здорово слышно все, что звучало снаружи. Шелест листьев, щебет птиц, дальние голоса людей. И всякое другое. Наверное, она, как перевернутый рупор, собирала все звуки и усердно докладывала их мне. Сразу в оба «включенных» уха.

Вот шаги Кистинтина, вот пиканье кнопок мобильника, а вот его голос...

И тут я чуть не подпрыгнул в своей ржавой бочке. Знаете, что он сказал? Он сказал:

– Еще раз здравствуйте, Герасим Андреич...

Вот это фишка! Тут уж я стал слушать во все свои уши.

– Да, Герасим Андреич... Слушаюсь. Сегодня ночью. У меня есть ключи от музея. Я пойду туда на всю ночь. Я его, этот музей, переверну вверх головой, но найду эту бумажку. Я поставлю его с головы на ноги, но сделаю порученное мне дело. Такой вот я преданный вам человек. Что говорите? Вы сами приедете? Вы со мной пойдете на дело? Вы мне не доверяете? Почему – дурак? Не такой уж я дурак. Я даже иногда очень умный. Хорошо, я жду вас у музея ровно в полночь. Я оправдаю ваше доверие.

Да, Джим Хокинс не слыхал такого в своей бочке. Значит, этот Герасим Андреич, этот Гера, и есть тот самый авторитет Пасюк, который планирует ограбление банка да еще зачем-то хочет похитить чертеж лебединых крыльев. Неслабо...

Меня немного шатало от новостей, когда Алешка помогал мне выбраться из бочки.

– Ты чего, Дим, такой бледный? Устал немного, да? Тебе, наверное, солнце затылок напекло, да?

Я ему тут же рассказал, что мне «затылок напекло». И странно – Алешка совсем не удивился появлению на нашем горизонте главного областного бандита Пасюка, будто он уже знал об этом, а вот предстоящий поход преступников в музей его очень обрадовал.

– Класс, Дим! Мы их навсегда от музея отвадим. Понял? Знаешь, я чего придумал? – тарахтел Алешка. – Ты только сразу не спорь, ты послушай.

Алешка старательно огляделся, даже крону липы осмотрел и в бочку заглянул. А потом рассказал мне свою придумку. В том же темпе.

Я, конечно, сразу заспорил, а потом сразу согласился. И лишь спросил:

– А как нам Олю уговорить?

– Уговорим. Ты только помалкивай, ты очень воспитанный и все испортишь. А я еще не такой воспитанный, у меня получится.

– А почему это я «очень», а ты «не такой»?

– Элементарно, Ватсон. Меня родители и школа всего пока десять лет воспитывали, а тебя на пять лет больше.

– А... – только и сказал я.

 Оля была, конечно, в музее. Музей, конечно, был открыт.

– Теть Оль, – сказал Алешка прямо с порога, – или вы нам поможете, или мы вам навредим в личной жизни.

– Я вам помогу, – пообещала Оля, еще не зная чем. Но ей было очень интересно. – А как вы можете мне навредить?

– А мы скажем Шишкину, что к вам в музей ходит Мишкин.

– Шантаж? – улыбнулась Оля. – Не выйдет. Мало ли кто в музей ходит. Вот вы, например.

– Мы по делу, а Мишкин по любви.

Я аж рот распахнул от такой Лешкиной наглости. Но Олю это нисколько не смутило.

– Ну и что? В меня вся липовская мужская молодежь влюблена. И Шишкин об этом знает. И даже гордится.

Однако Алешка не сдавался.

– Теть Оль, ну мы тогда ему еще что-нибудь наврем.

– А зачем? Я вам и так помогу, без всякого вашего вранья. Мне этот Кистинтин здорово надоел. И не влюбился он в меня, он что-то в музее ищет. Но тут ничего такого ценного нет. Для него, во всяком случае.

Тогда мы сказали, что именно он ищет. Оля очень удивилась.