Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 12

Оглушительный взрыв рукоплесканий. Выкрики «Еще бы!» (и «Еще чего!»). Трубы, рожки, волынки, флейты и прочая и прочая! Мы уже упоминали, что шатер кишел хоббичьим молодняком; теперь юное поколение заявило о своем присутствии взрывом доброй сотни музыкальных хлопушек с сюрпризом. В основном хлопушки были помечены меткой «Дейл»; большинству это слово ничего не говорило, но от хлопушек все были в восторге. Сюрприз состоял в том, что внутри оказались спрятаны музыкальные инструменты – небольшие, но искусно сработанные и звучавшие прямо–таки волшебно. Обнаружив сюрприз, парочка–другая молодых Тукков и желторотых Брендибэков, решив, что дядя Бильбо выговорился (Что ж еще толковать–то? Все и так ясно!), вмиг соорудили в уголке оркестрик и принялись наяривать что–то веселенькое. Несовершеннолетний Эверард[60] Тукк и юная Мелисса Брендибэк вспрыгнули на стол с колокольчиками в руках и уже собирались отмочить «Прыг–скок» – танец довольно милый, но, пожалуй, чересчур легкомысленный.

Но Бильбо еще не выговорился. Отобрав у какого–то хоббитенка рог, он трижды громко протрубил, призывая к тишине. Шум унялся.

– Подождите, я недолго! – крикнул Бильбо. Гром приветственных криков и рукоплесканий. – Я не зря собрал вас за этим столом всех вместе! Я кое–что задумал!

Что–то в его голосе заставило собравшихся смолкнуть. Наступила гробовая тишина. Один–два Тукка даже прислушались.

– Если быть точнее, я задумал не одну вещь, а целых три! Первое – я хочу сказать вам, что люблю вас всей душой и что провести одиннадцать с хвостиком лет среди столь блистательных и достойных восхищения хоббитов недостаточно, чтобы пресытиться их обществом!

Лавина одобрительных воплей и оглушительные хлопки!

– Я и с половиной из вас не успел сойтись так, как мне бы того наполовину хотелось, но, с другой стороны, я и половины из вас не люблю так, как она того, правда, вполовину не заслуживает!

Вот так–так! Что–то чересчур заковыристо! Один или два хоббита захлопали; остальные морщили лбы, силясь уяснить, что это было – любезность или хамство?

– Второе – я хочу отметить свой день рождения! – Снова аплодисменты. – То есть, простите, наш день рождения! Все вы прекрасно знаете, что этот праздник не только мой, но и Фродо – моего наследника и племянника! Сегодня он вступает в совершенный возраст и становится законным владельцем Котомки!

Снисходительные хлопки взрослых; громкие вопли хоббитов помоложе: «Фродо! Фродо! Ура старине Фродо!»

Саквилль–Бэггинсы скорчили мрачную гримасу: что бы это могло значить? Почему это вдруг хлоп – и «законным владельцем»? Что за шутки?

– Если сложить наши годы, выйдет ровно сто сорок четыре. Вас тут тоже сто сорок четыре, и это не случайно. Настоящая куча мала, если мне будет позволено так выразиться!

Неловкое молчание. Уж это ни в какие ворота не лезло! Многие из гостей, особенно Саквилль–Бэггинсы, глубоко оскорбились. Что же, выходит, их зазвали только для ровного счета, словно они ящики какие–нибудь? «Куча мала! Хорошенькое дельце! Как плоско!»

– Если мне разрешат обратиться за вдохновением к давно минувшим временам, я напомню вам, что сегодняшний день – это еще и годовщина моего прибытия в Эсгарот верхом на бочке. Правда, в тот раз я совсем было запамятовал про свой день рождения, но тогда мне стукнуло всего пятьдесят один, а когда ты молод, день рождения – не велика дата. Правда, пир мне закатили что надо, хотя сам я схватил ужасный насморк, и речь моя на пиру состояла всего из двух слов: «Бдагодадю богодно!» Позвольте мне сегодня сказать то же самое еще раз, но уже ясно и внятно: благодарю вас всех покорно за то, что посетили мое скромное торжество!

Упрямое молчание. Неужели он сейчас затянет песню или начнет декламировать стихи? Почему не откланяется и не даст спокойно выпить за его здоровье? Но Бильбо не стал петь и не заговорил стихами. Вместо этого он смолк, подождал немного и продолжил:

– Третье, и последнее. Я хочу сделать небольшое объявление. – Последнее слово неожиданно прозвучало так громко, что все, кто еще мог выпрямиться, выпрямились и навострили уши. – Хотя, как я уже сказал, одиннадцати с хвостиком лет мало, чтобы сполна насладиться вашим обществом, – с глубоким прискорбием вынужден объявить: всему настает конец. Я ухожу. Причем сию же минуту. Прямо сейчас. Прощайте!

С этими словами он шагнул со стула и… исчез! Все на секунду ослепли от ярчайшей вспышки и зажмурились, а когда открыли глаза – Бильбо нигде не было. Сто и сорок четыре обманутых хоббита так и онемели. Старый Одо[61] Большеступ убрал ноги со стола и затопал. Затем воцарилось полное молчание. Наконец переведя как следует дух, все до единого Бэггинсы, Боффины, Тукки, Брендибэки, Куббы, Барсукки, Булджеры, Перестегинсы, Рытвинги, Дебеллинги, Дудельщики и Большеступы разом загалдели.

Постепенно возмущенные гости сошлись на том, что шутка Бильбо – самого низкого пошиба, и теперь единственное средство прийти в себя – это поскорее что–нибудь съесть и выпить. В запальчивости итог подвели такой:

– Сбрендил, право слово, сбрендил старик! Но кто, спрашивается, не знал, что он чокнутый?

Даже Тукки (за малым исключением) осудили поступок Бильбо как нелепый и возмутительный. Дело в том, что поначалу большинство ни на миг не усомнилось в том, что исчезновение Бильбо – просто глупая выходка и ничего больше.

Неладное заподозрил только старый Рори[62] Брендибэк. Ни почтенный возраст, ни обилие умятой им на праздничном угощении снеди не притупили его природного ума, и Рори, наклонившись к уху своей невестки Эсмеральды, тихонько шепнул:

– Нет, дело тут нечисто, голубушка! Бэггинс, чудила, опять куда–то намылился! Ну и дурень! Но, с другой стороны, пусть его. Закуску он нам оставил, а это главное! – И он во весь голос окликнул Фродо, требуя еще вина.

Из всех, кто был в шатре, один Фродо не сказал ни слова. Он молча сидел по правую руку от пустого стула Бильбо и не отвечал ни на вопросы, ни на колкие замечания. Он знал о шутке заранее, но это не помешало ему вдосталь позабавиться. Фродо едва удерживался, чтобы не прыснуть, глядя на обалдевшие физиономии гостей и слушая их возмущенные восклицания. Правда, это не заглушило грусти – Фродо только теперь понял, как сильно любит старого хоббита. Гости тем временем ели, пили и обсуждали странности Бильбо Бэггинса, прошлые и нынешние; правда, Саквилль–Бэггинсов уже не было – разгневанные, они гордо покинули праздник. Фродо почувствовал, что и ему делать здесь больше нечего. Он велел еще разик обнести гостей вином, встал, молча осушил свой бокал, произнес мысленно тост за здоровье Бильбо – и выскользнул из шатра.

Что касается Бильбо Бэггинса, то во все продолжение речи он теребил в кармане золотое кольцо – то самое волшебное кольцо, которое он так много лет хранил ото всех в тайне. Сделав шаг со стула, он надел кольцо на палец и – только его и видели!

Он поспешил к себе в норку и постоял с минуту на пороге, улыбаясь гвалту, доносившемуся из шатра, и веселому гомону пирующих на поляне. Войдя в дом, он снял нарядный костюм, сложил вышитый шелковый жилет, завернул его в бумагу и спрятал. Затем быстро переоделся в старое походное платье и защелкнул на поясе пряжку потертого кожаного ремня. К ремню он пристегнул короткий меч в видавших виды черных кожаных ножнах. Отперев ящик (насквозь пропахший порошком от моли), он извлек оттуда старый плащ и капюшон. Судя по тому, что Бильбо держал их под замком, это были предметы особо ценные, хотя по виду понять этого было невозможно, – все латаное–перелатаное, выцветшее; так что какого они были прежде цвета, сразу и не скажешь, – скорее всего темно–зеленого. И плащ, и капюшон были явно с чужого плеча и висели на Бильбо мешком. Облачившись в них, он отправился в кабинет и из особого хранилища извлек какой–то завернутый в тряпье сверток, рукопись в кожаном переплете и плотный конверт. Книга и сверток полетели в тяжелый вещевой мешок, стоявший рядом и набитый уже почти до отказа. В конверт Бильбо опустил золотое кольцо и тонкую золотую цепочку к нему, запечатал и написал на конверте имя Фродо. Затем положил конверт на каминную полку – но внезапно передумал и сунул в карман. В этот миг дверь распахнулась и на пороге появился Гэндальф.