Власть пса - Уинслоу Дон - Страница 51

Нет, я не мертвая.

Меня похоронило заживо.

Тут на нее нападает паника.

Она глубоко вздыхает, хотя и понимает, делать этого нельзя: так она быстрее тратит воздух, проникающий сюда через невидимые трещины. Но ничего не может с собой поделать. В голове бьется одна мысль: она похоронена заживо в этом гробу под землей, — вспоминается какой-то дурацкий рассказ Эдгара По, который ее заставляли читать в школе. Царапины на крышке гроба...

Норе хочется завизжать.

Но что толку расходовать воздух еще и на визг. Можно потратить с большей пользой. И она кричит:

— Помогите!

Снова и снова. Изо всех сил.

Тут она слышит сирены, шаги, шарканье ног прямо над собой.

— Помогите!

Удар, потом:

— Donde estas? (Где ты?)

— Тут! — вопит она. И, подумав, вопит снова: — Aqui!

Нора слышит и чувствует, как сверху снимают обломки. Раздаются приказания, предостережения. Она вытягивает руку высоко, как только может. И через секунду чувствует неправдоподобное тепло другой руки. Ее тянут наверх, и через минуту — настоящее чудо — Нора стоит на открытом месте! Ну почти открытом. Над ней что-то вроде потолка. Стены и колонны накренились под фантастическим углом. Будто находишься в музее руин.

За руки ее держит спасатель, с любопытством глядя на нее. Тут Нора чувствует сладковатый тошнотворный запах. Господи, что это?

И тут случайная искра подожгла газ.

Нора слышит резкий треск, затем утробный грохот, от которого у нее заходится сердце, и она падает. Когда она поднимает голову, всюду полыхает огонь. Будто горит даже сам чертов воздух.

И огонь наступает на нее.

Кричат люди.

Vamonos! Ahorita! (Пойдем! Скорее!)

Один из мужчин снова хватает Нору за руку, тянет ее, и они бегут. Вокруг пляшут языки пламени, на них валятся горящие обломки. В нос шибает едкий кислый запах, и мужчина хлопает Нору по голове; до нее доходит — это ее волосы загорелись, но она ничего не чувствует. Рукав мужчины занимается огнем, но он все толкает ее, толкает, и вдруг они оказываются на открытом пространстве, и ей хочется упасть, но мужчина не позволяет, он тянет ее дальше, потому что позади них рушится и пылает то, что осталось от отеля «Реджис».

Двум другим мужчинам выбраться не удалось. Они пополнили список ста двадцати восьми героев, которые погибли, пытаясь спасти людей, погребенных под руинами при землетрясении.

Нора бежит через Авенида Бенито Хуарес в относительно безопасное место — парк Ла-Аламеда. Она валится на колени, когда женщина — дорожный полицейский набрасывает китель ей на голову, ударами сбивая пламя.

Нора оглядывается — отель «Реджис» превратился в груду горящих обломков. У соседнего здания супермаркета «Салинас и Роча», будто срезали верхнюю половину. Красные, зеленые и белые вымпелы, украшения, оставшиеся от Дня независимости, трепещут по воздуху над усеченным остовом здания. Все дома вокруг, насколько ей видно сквозь облака пыли, или повалены, или укоротились на несколько этажей. Всюду на улицах громоздятся груды камней, бетона и скрученной стали.

И люди. Люди в парке стоят на коленях и молятся.

Небо почернело от дыма и пыли.

Заслоняющих солнце.

Снова и снова Нора слышит фразу «El fin del mundo».

Конец света.

С правой стороны волосы у Норы обгорели до черепа, левая рука в крови от вонзившихся крошечных осколков стекла. Адреналин потихоньку рассасывается, шок проходит, и подступает настоящая боль.

Парада встает на колени перед телами прихожан.

Совершая над ними последний обряд.

Целая очередь трупов ожидает его внимания. Двадцать пять тел, завернутых в подобия саванов: одеяла, полотенца, скатерти — все, что нашлось второпях. Лежат ровным рядом в пыли вдоль рухнувшего собора, а жители городка раскапывают руины, разыскивая погребенных. Ищут своих любимых, пропавших, запертых в ловушку под старым камнем. Отчаянно, с надеждой, пытаясь уловить хоть стон, хоть движение.

Губы архиепископа бормочут латинские слова, но сердце...

Внутри него что-то сломалось, душа пошла трещинами, такими же глубокими и смертоносными, какими покрылась земля. Теперь меня отделяет от Бога трещина разлома, думает он.

От Бога, каков он есть, от Бога, которого нет.

Сказать это людям он не может — слишком жестоко. Они надеются на него — он отправит души дорогих им людей на небеса. Он не может разочаровать их. Не сейчас. А может, и никогда. Людям нужна надежда, и я не могу отнимать ее. Я не так безжалостен, как Ты, думает Парада.

И он читает молитвы. Совершает помазание, продолжает ритуал.

Сзади к нему подходит священник.

— Падре Хуан?

— Ты разве не видишь, что я занят?

— Вы нужны в Мехико.

— Я нужен тут.

— Падре Хуан, это приказ.

— Чей?

— Папского нунция. Туда призывают всех для организации спасательных работ. Вы занимались такой работой и прежде, и потому...

— У меня тут десятки мертвых...

— В Мехико их тысячи, — говорит священник.

— Тысячи?

— Сколько, никто в точности не знает... И десятки тысяч бездомных.

Значит, думает Парада, требуется служить живым.

— Как только я закончу здесь, — говорит Парада.

И вновь возвращается к совершению обряда.

Они никак не могут заставить ее уйти.

Многие пытаются: полицейские, спасатели, санитары, но Нора ни за что не соглашается обратиться за медицинской помощью.

— Но ваша рука, сеньорита, лицо...

— Чепуха, — огрызается она. — Многие ранены гораздо серьезнее. Со мной все в порядке.

Мне больно, думает она, но со мной все нормально. Забавно, день назад она и подумать не могла, что так может быть. А сейчас у нее болит рука, голова; лицо, опаленное огнем, покрытое сильным загаром, болит тоже, но она чувствует себя нормально.

Боль?

Какая, к черту, боль, когда тут люди умирают.

Нора не желает помощи, она хочет помогать сама.

Присев, она осторожно выдергивает осколки из руки, потом промывает ее под струей воды из прорвавшейся трубы. Отрывает рукав от льняной пижамы, она все еще в пижаме, радуясь, что всегда предпочитала носить лен, а не тонкий шелк, и завязывает рану. Потом отрывает другой рукав и закрывает нос и рот, потому что в воздухе стоят удушающие пыль и дым, а уж запах...

Запах смерти.

Его невозможно вообразить, если вы никогда не ощущали его, но если хоть раз вдохнули, то никогда не забудете.

Нора плотнее прижимает кусок пижамы к лицу и отправляется на поиски хоть какой-нибудь обуви. Найти несложно: универмаг вывалил все свое содержимое на улицу. И Нора подбирает резиновые шлепанцы, но не считает это кражей, это необходимость. Действительно, грабежей в городе нет — несмотря на крайнюю бедность многих жителей города. Она присоединяется к добровольной спасательной команде, раскапывающей руины отеля в поисках уцелевших. Таких команд сотни; тысячи добровольцев разбирают завалы по всему городу, работая лопатами, кирками, дисками колес, железными прутьями, а где и голыми руками, стараясь добраться до людей, запертых в ловушки под обломками. Выносят мертвых и раненых на одеялах, простынях, душевых занавесках, не жалея сил, только бы помочь безнадежно не успевающим спасателям. Другие добровольцы помогают расчищать завалы на улицах, освобождая дорогу для «скорых» и пожарных машин. Вертолеты зависают над горящими зданиями, спуская пожарных на лебедках, чтобы вытащить пострадавших, до которых невозможно добраться с земли.

И все время тысячи радиоприемников монотонно передают литании, прерываемые вздохами горя или радости слушателей, когда диктор зачитывает имена погибших и имена выживших.

Раздаются приглушенные стоны, хныканье, молитвы, визг, крики о помощи — они доносятся из-под руин. Голоса людей, погребенных под тоннами развалин.

И спасатели продолжают работать. Без суеты, упорно все добровольцы и профессионалы ведут поиски выживших. Рядом с Норой копают девочки из отряда скаутов. Им всем всего лет по девять, думает Нора, глядя в их серьезные, целеустремленные глаза, вобравшие в себя — в буквальном смысле — всю тяжесть мира. Тут и девочки-скауты, и мальчики-скауты, члены футбольных и бридж-клубов, и просто люди, вроде Норы, которые объединились в спасательные команды.