Квинканкс. Том 1 - Паллисер Чарльз - Страница 75

Еще не пробило и семи, но работа кипела вовсю: несколько девочек и мальчиков кроили войлок и шили из него фигурки кукол, старшие, под руководством родителей, стачивали куски ткани и обрабатывали петли.

Мистер и миссис Пичмент были очень дружелюбны, а их мягкий западный говор ласкал мои уши после лондонской речи с ее постоянными подъемами и падениями тона.

— Я могу взять для вас у мастера кое-какую работу, так же, как брал для второй молодой леди, сейчас ведь самый сезон, — сказал матушке мистер Пичмент, когда узнал, что она нуждается в заработке. Матушка его поблагодарила, и он добавил: — Но сколько это продлится, угадать невозможно. Когда закроется парламент и закончится сезон, работы будет с гулькин нос.

— Имейте в виду, — с любезной улыбкой вмешалась его жена, — если работы будет мало, делиться ею мы не станем.

— Здесь нелегко сводить концы с концами, — задумчиво протянул ее супруг. — Лондонский люд не дремлет.

Произнося это, он подпер сбоку пальцем нос; в ходе разговора он повторял эту фразу неоднократно и каждый раз сопровождал ее тем же жестом: намекал, очевидно, что они хитры, но он тоже не промах.

Вопрос о том, чем заняться мне, тоже решился: оказалось, что старшему сыну Пичментов, Дику (он был старше меня на год или два и зарабатывал несколько шиллингов в неделю, продавая на улице кукол, сделанных младшими детьми), открылась благоприятная возможность, как с гордостью выразился его отец, по части торговли вразнос овощами и фруктами. И потому мне и матушке было предложено, чтобы мы купили лоток и запас товара и я бы занялся его продажей.

Переговоры об условиях проходили долго и сложно, так как две партии разошлись во мнениях.

— Нет, — повторял мистер Пичмент, — мы хотим взять с вас справедливую цену и ни гроша сверх того.

— И сколько же это будет, как ты думаешь, мистер Пичмент? — рассуждала его жена.

Тут Дик, угрюмо на нас покосившись, шепнул что-то отцу на ухо, тот покачал головой, и мальчик сердито отошел в Другой конец комнаты.

Тем не менее при посредничестве мисс Квиллиам все наконец сошлись на том, что я буду платить пять пенсов в неделю за прокат лотка, кукол покупать по четыре пенса и отпускать публике по шиллингу. Более того, было решено, что в то же утро Дик возьмет меня с собой, чтобы посвятить в тонкости своего загадочного искусства.

Когда мисс Квиллиам внесла за нас деньги, я повесил себе на плечо тяжелый лоток, и мы с Диком вышли на улицу.

— Мои папаша с мамашей простофили, — буркнул он угрюмо, когда мы успели добраться до конца улицы. — Могли бы взять с вас и поболее.

Я заметил, что в его речи уже больше чувствовалось влияние Лондона, чем Дорсетшира.

— Справедливая цена! — буркнул он. — Я говорил им, какая она, эта самая справедливая цена. Говорил, но они не хотели слушать. — Он пнул валявшийся на дороге камень.

Ободренный его словоохотливостью, я задал несколько вопросов о своей новой профессии, но он ничего не ответил. Мы шагали молча (я с трудом успевал за ним, так как шел с грузом) до угла Флит-стрит и Чансери-лейн, где, хотя время давно перевалило за восемь часов, толпы людей все еще спешили на работу.

— Вот тут ты должен ходить, — объяснил Дик. — Но не так поздно, как сегодня, иначе останешься ни с чем.

— А что я должен делать?

К моему удивлению, он внезапно схватил какую-то из кукол и, угрожающе размахивая ею над головой, заорал:

— Куклы! Покупайте мои куклы!

Он со стуком опустил куклу обратно на лоток.

— Вот это и делай. И будь готов, когда тебя прихватят фараоновы подручные и потребуют денег.

— О чем это ты?

— Боже праведный! Ну и простота! — воскликнул он, обращаясь к воображаемой публике. — У меня время не казенное. Или ты берешься, или нет.

С этими словами он, ни разу не оглянувшись, удалился.

Готовясь сделать первые шаги в коммерции, я обнаружил, что набрать в легкие побольше воздуха и крикнуть совсем не простая задача; мне казалось, что, если я попытаюсь, надо мной будут смеяться. Наконец я сумел исторгнуть из себя слабый писк и удивился тому, что пешеходы как ни в чем не бывало спешат мимо, вместо того чтобы остановиться и посмеяться. Я начал кричать громче и обращать свои призывы не ко всем прохожим скопом, а к отдельным людям, но за все утро сумел продать только одну куклу.

Случилось со мной и странное происшествие, когда спустя примерно час ко мне подошли двое, один худой, с острыми чертами лица, другой с лоснящейся физиономией и заискивающим взглядом.

— А ну, малец, дуй отсюдова, — проговорил тощий. — Здесь наше место.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Мы держим эти улицы, — доверительно шепнул другой, с мясистым лицом, — кто здесь работает, должен платить нам денежки.

— Это несправедливо! — воскликнул я. — Эти улицы — общие.

Он нагнулся, приблизив свое лицо чуть не вплотную к моему:

— Слушай, что тебе говорят, а то пожалеешь.

Они ушли, а я, возмущенный этим посягательством на свободы англичанина, продолжал торговать. Вскоре я забыл об этом происшествии, потому что столкнулся с серьезным осложнением в лице беспризорных мальчишек, которые норовили подбежать, на ходу схватить товар и скрыться, но в конце концов я усвоил, что нужно следить за ними и, пока они рядом, стоять лотком к стене.

Немного позднее ко мне подошел полицейский и сказал: Эй, молокосос, а ну иди отсюда.

Когда я сослался на то, что получил право здесь торговать от его предыдущего обладателя, полицейский приветливо осклабился:

— А ты, конечно же, соображаешь; что он за это право выкладывал денежки.

— Тогда я тоже буду платить.

Он снисходительно кивнул и пошел прочь. Вскоре вновь появились его подручные и, услышав, что я новичок и продал всего одну куклу, согласились удовольствоваться двумя пенсами.

В тот день я больше ничего не продал, вернулся домой усталый и расстроенный и застал матушку и мисс Квиллиам, с яростным усердием трудившихся над шитьем.

— Может, на сегодня хватит? — спросила матушка мисс Квиллиам, после того как мы обменялись приветствиями.

— Бог мой, дорогая, рано еще.

— Миссис Избистер отпускала меня в семь или восемь, — запротестовала матушка.

Они работали, а я тем временем сходил в лавку и приготовил скудный ужин из селедки и холодного картофеля, и только после этого мисс Квиллиам объявила, что пора сделать перерыв.

Мы с матушкой пили за едой портер, но мисс Квиллиам налила себе стакан из глиняного кувшина и плеснула еще несколько капель темной жидкости из бутылочки.

Они снова взялись за шитье, а я осмотрел библиотечку мисс Квиллиам (три потрепанных тома) и начал читать один из исторических романов сэра Вальтера Скотта.

Увидев это, мисс Квиллиам (она была радостно возбуждена) воскликнула:

— Я буду тебя учить, Джонни. Это будет совсем как в прежние дни с Генриеттой. Мне нравится учить.

Мы поблагодарили ее, и матушка спросила:

— Почему вы миритесь с такой жизнью, когда могли бы снова поступить на место гувернантки?

Мисс Квиллиам подняла взгляд и зарделась.

— Вы, кажется, говорили вчера, что в бюро найма на Уигмор-стрит вам дали мой прежний адрес — дом миссис Малатратт? — Мы кивнули, и мисс Квиллиам обвела нас неуверенным взглядом. — Не знаю, какую ложь там могли обо мне сказать… — Она осеклась.

Мы с матушкой удивленно переглянулись и помотали головами.

— Ничего такого мы не слышали, — заверила матушка.

— Рада, что это так. — Несколько возбужденно мисс Квиллиам продолжила: — Правда заключается в том, что, прибыв в Лондон, я остановилась в доме миссис Малатратт. Когда же я получила место у сэра Персевала и леди Момпессон, я оттуда уехала, но оставила несколько коробок, попросив хозяйку их хранить Прошлым летом я получила расчет и вернулась, но миссис Малатратт отказалась отдать мне мои вещи.

— Как она могла? — удивилась матушка.

— О, она сказала, что… она потребовала грабительскую цену за место, которое они занимали. Но неделю назад, когда я там была и получила твое письмо, Джонни, хозяйка все же согласилась отдать вещи. Большой ценности они не представляли, и я их продала, чтобы оплатить долги, накопившиеся, пока я болела.