100 великих загадок истории - Непомнящий Николай Николаевич - Страница 79

Так это было или не так, но бесспорно, что именно грозный свист определяет специфику Соловья-разбойника. В конечном счёте ключ к пониманию образа следует искать здесь.

Удивительно, но факт: главная тайна Соловья-разбойника учёных практически не беспокоила.

Свист Соловья-разбойника описывается в былине трижды. Сначала о страшных последствиях свиста предупреждают Илью черниговцы, затем Соловей демонстрирует свою мощь, пытаясь остановить богатыря в Брынском лесу, и, наконец, очевидцами действия свиста и его жертвами становятся киевляне. Соответственно мы имеем возможность оценить, как соловьиное оружие влияло на природу, строения, людей, а также на коня Ильи Муромца.

Насколько можно сегодня судить об истории текста былины (обоснование этой реконструкции, интересное только фольклористам, я вынужден буду всякий раз опускать), действие свиста Соловья на природу первоначально описывалось так: земля задрожала, вода взволновалась, леса к земле приклонились. По-видимому, довольно рано эта картина стала дополняться в вариантах былины близкими по смыслу эффектами: от свиста с кряжей посыпался песок, вода в реке помутилась, леса зашатались, с деревьев посыпалась листва и т. п.

Все эти мотивы глубоко традиционны. В народной лирике соответствующие явления символизируют горе, печаль, выступают как «эмоциональная» реакция природы на убийство, войну. С тем же значением использованы они и в «Слове о полку Игореве»: когда на войско Игоря движутся половцы, «земля тутнет (гудит)» и «реки мутно текуть», после же поражения русских «древо с тугою (печалью) к земли преклонилось» и «листвие срони». Земля дрожит, а вода волнуется при появлении сказочного Змея, при рождении Волха. С деревьев летят листья, как мы помним, от свиста Змея или чёрта в шутливой форме сказки «Кто сильнее свистнет». Короче говоря, ясно, что природные эффекты для живописания разбойничьего свиста были взяты из фонда уже существующих мотивов, причём многое Соловей получил по наследству от сказочно-мифологического Змея.

Но как понимали создатели образа Соловья-разбойника и исполнители былины о нём сам «механизм» действия его свиста, почему они отбирали именно эти мотивы? Вот вопрос, который теперь выходит для нас на первый план. По большинству мотивов — волнению вод, сгибанию деревьев, шатанию леса, облетанию листвы — видно, что действие свиста Соловья-разбойника уподоблялось действию сильного ветра. Основанием для этого служило простейшее наблюдение, что свист человека вызывается струйкой выдыхаемого воздуха, а ветер, в свою очередь, шумит, как живое существо, — ведь и сегодня мы говорим о свисте ветра, вое бури, рёве урагана… Дополнительным, но очень важным фактором была давняя связь понятий ветра и птицы (их древнейшие индоевропейские названия происходят от одного корня со значением «дуть»), что проявлялось в мифологических образах птицы, взмахами своих крыльев рождающей бурю, или крылатого бога ветра.

Всё это подметили ещё первые отечественные мифологи, интерпретировавшие в соответствующем духе сам былинный образ. К примеру, А.А. Шифнер считал противника Ильи Муромца «буревым великаном», А.Н. Афанасьев тоже был убеждён, что «в образе Соловья-разбойника народная фантазия олицетворила демона бурной, грозовой тучи», а Н.И. Кареев задавался вопросом: не следует ли искать «мифическую подкладку» фигуры Соловья в древнерусском Стрибоге, который, как полагают (основываясь на выражении из всё того же «Слова»: «ветри, Стрибожи внуци»), мог быть покровителем воздушной стихии?

Думается, однако, что мы не вправе так сильно сближать Соловья-разбойника с существами, олицетворявшими природные силы. От своих мифологических предшественников Соловей унаследовал масштаб деяний, но стихии ему неподвластны.

Из «лесной» сцены свиста можно извлечь ещё кое-какую информацию, однако есть смысл перейти сразу к следующей сцене — «городской». Влияние свиста на строения и предметы описано в вариантах былины следующим образом: дома зашатались, окна вылетели, крыши слетели, кресты с церквей (или маковки с теремов) повалились, столы затряслись и напитки на них разлились. Только про первые два мотива можно с относительной уверенностью сказать, что они присутствовали в былине изначально; остальные появились позднее, однако тоже довольно давно, поскольку успели распространиться по разным локальным традициям. Какой же смысл заложен во всех этих мотивах?

Некоторые из них явно работают на идею, что свист Соловья причинял вред мощной струёй воздуха. Аналогию можно найти в летописных сообщениях о бурях: «с церквей и хоров срывало крыши», «верхи и кресты посломало со всей церкви» и т. п. Про такую малость, как выбитые бурей окна, обычно и не упоминалось…

Но гораздо яснее читается в былине другая мысль: свист вызывал сильное сотрясение. Это выражено ещё раньше, в «лесной» сцене, мотивом дрожащей земли — не случайно иные певцы начинали с него и рассказ о свисте Соловья в Киеве. А когда трясётся земля, трясутся и дома, и мебель в них, и стёкла разлетаются вдребезги. Между прочим, и кресты могут валиться не только от сильного ветра. Они, например, падали с церквей во время землетрясения, случившегося в Киеве в 1101 г. То же изображено на летописной миниатюре, иллюстрирующей рассказ о киевском землетрясении 1230 г.: покосившиеся церкви с обломанными куполами без крестов, а один крест летит вниз. Коли на то пошло, и причиной волнения вод — вспомним ещё один «природный» мотив — может быть не ветер, а землетрясение (такие факты наблюдались даже на удалённой от зон сейсмической активности Волге).

Давайте снова представим себе, что мы придумываем существо, которое обладает необычайно сильным свистом. Какое качество звука было бы естественно преувеличить прежде всего? Конечно же, громкость! А в описании его действия на людей мы соответственно подчеркнули бы, что он оглушает. Также мыслили и многие исполнители. В записях сюжета о Соловье-разбойнике встречаются указания и на громкость свиста, и на его оглушающий эффект. Последним даже пытались объяснить то, что произошло с людьми в Киеве: «Тут бояре оглушилися, падают они на кирпищат пол», «лежали по часу они, ничего не слышали» и т. п. Соответствующее развитие в вариантах былины получили защитные меры от свиста. Порой Илья Муромец накрывает князя и княгиню шубой, зажимает им уши («чтоб у них перепонки не полопались», сказано в одном тексте), а то и затыкает «листочками маковыми» уши себе и своему коню перед встречей с Соловьём в лесу.

Так чем же он пугал людей — до обморока, до смерти? Некой абстрактной «силой»? Пусть так; но странно, почему создатели образа не придумали какого-то непосредственно воспринимаемого человеком проявления этой силы, не попытались, например, гиперболизировать громкость свиста… Какой-то заколдованный круг получается. Или жертвы Соловья-разбойника падали и умирали не от страха?

Увы, мы так и не получили чёткого и целостного представления о характере действия свиста Соловья-разбойника. Не имели его и сказители XVIII–XX вв., на чьи тексты мы опирались. Всё-таки дистанция в полтысячелетия — не пустяк.

Согласно нашей реконструкции замысла былины, свист Соловья-разбойника действовал на природу и строения как сильный ветер, а на живых существ влиял скорее психологически. Но только в первой своей части, касающейся природных эффектов, эта гипотеза выглядит достаточно бесспорной. Воздействия свиста на постройки имеют столько общего с эффектами сотрясения, что всё это очень напоминает «взрывную» модель, а это абсурд и с точки зрения исторических условий, в которых создавалась былина (какие взрывы в Древней Руси?), и с точки зрения наших знаний о натуре Соловья. Сомнения же по поводу интерпретации «человеческих» эффектов свиста высказаны только что, и нет нужды их повторять. Поэтому теперь мы обратимся ещё к одному варианту интерпретации соловьиного оружия, каковой мы до сей поры «придерживали» ввиду его откровенной неординарности. Существует ведь на самом деле звук, который и разрушает и убивает, но при этом не оглушает. Правда, его возможности стали широко известны только в наши дни.