Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 46

– Я – за бегство, – Дженна оглянулась через плечо, убедившись, что нас никто не слышит. – Но кому-то придется остаться, и, похоже, это будет ваша светлость, – она с признательностью кивнула герцогу Пуантена. – Если тут распространяется какой-то затуманивающий мозги дурман, должен уцелеть хоть один человек с соображающей головой. Сделаю вид, будто удираю, но буду держаться неподалеку. Кто со мной?

– Увези ее, – Райан слегка подтолкнул вперед свою подружку-гуля. – Я останусь, хочу разобраться.

Поколебавшись, я сделал выбор, зная, что спустя миг горько пожалею о своем решении. Сколько раз я клялся, что не стану вмешиваться в чужие неприятности, особенно когда они касаются Его величества Конана?

– Если исчезнет слишком много людей, это вызовет подозрения…

– Скажи лучше, что хочешь увидеть все до конца, – хмыкнул Райан и вполголоса предупредил: – Сюда идет Конан. Дженна, если ты собираешься приводить свой замысел в действие, то более подходящего момента не найти. Мелла, не спорь. Ты отправишься с Дженной, так мне будет спокойнее.

– Чего вы возитесь? – сердито окрикнул нас киммериец. – Я же сказал – отправляемся в путь!

– Они хотели проводить меня, – невозмутимо и отчетливо произнесла Зенобия Сольскель. – Я не еду.

– Это почему? – подозрительно осведомился Конан.

– Мне не по душе Бельверус, Тараск и ваши метания вокруг трона. Вы похожи на стаю шакалов, дерущихся из-за старой кости. Я возвращаюсь в Тарантию, – девица из Пограничья подумала и злорадно добавила: – Или поеду еще куда-нибудь, только бы подальше от тебя.

С этими словами Дженна промаршировала к своему коню, привязанному неподалеку, и взобралась в седло. Меланталь, прихватив с собой Ньоро, исчезла несколькими мгновениями раньше. Полагаю, что рабирийка отвела нам глаза, дабы в суматохе никто не заметил их ухода.

– Я тебя не отпускал, – король Аквилонии попытался схватить жеребца своей несговорчивой гостьи под уздцы.

– Твое согласие мне и даром не нужно, – Зенобия с размаху пнула коня по бокам, проскочила мимо нас и понеслась рысью вниз по склону, огибая аквилонский лагерь с заката.

– Держите ее! – взвыл Конан. Призыв не пропал втуне: за Дженной сорвалось по меньшей мере два десятка конных, и в считанные мгновения вопящая и азартно улюлюкающая кавалькада скрылась в лесу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Взгляд со стороны – II

«Разомкнутый круг»

Бельверус, Немедия.

1 день Первой летней луны.

Заговорщики.

Придворным короля Аквилонии давно полагалось привыкнуть к непредсказуемости характера их монарха, и Хальк Юсдаль не без оснований предполагал, что его-то уж ничем не удивить. В конце концов, не он ли принимал участие в шестилетней давности походе к Небесной Горе, не он столь блистательно исполнил свою роль в Офирской интриге, приведшей к изрядным переменам в странах Заката, и не ему ли известно такое количество больших и малых тайн Тарантийского замка, что их перечисление заняло бы целый фолиант? Он – один из узкого круга близких друзей короля, он никогда не злоупотреблял оказанным ему доверием и до сегодняшнего дня полагал, что Конан всегда знает, что делает.

Тогда почему за последние два дня все настолько изменилось?

Хальк недоумевал и не знал, с кем поделиться сомнениями, ибо затруднялся определить, что именно вызывает его подозрения. Правитель страны обладает неоспоримым правом не давать никому отчета в своих поступках. Если король полагает, что столь спешный и неожиданный визит в Немедию действительно необходим, значит, для такого решения имеются причины. Но почему он не желает делиться своими соображениями ни с кем из приближенных? Раньше он всегда советовался… Или хотя бы говорил, что намеревается предпринять и ради чего…

Теперь же – никаких разговоров, никаких объяснений, один-единственный ответ на любые вопросы: «Так надо и я так хочу». Словно Конан позабыл о данных клятвах, о неоднократных предостережениях Чабелы, о том, что связывает его с Мораддином и Ольтеном, и задался целью прослыть наивернейшим союзником Тараска Эльсдорфа. Как правитель Аквилонии мог решиться предать того, кто доверился его покровительству? Зачем согласился отправиться в Бельверус? Что намеревается делать?

Хальк знал, что эти вопросы тревожат всех спутников Конана, и никто пока не нашел подходящей разгадки.

Аквилонцев разместили в знакомых покоях замка короны – они жили здесь луну назад, во время сорвавшейся усилиями Чабелы и Совета Семи королей коронации Тараска. Усилия зингарки ни к чему не привели: Тараск заполучил желанную корону. Добившись же официального признания вечного противника, Аквилонии, он намного укрепит свою пошатывающуюся власть и может пожинать плоды заслуженной победы. И какая разница, какие чувства испытывает по этому поводу какой-то хранитель архивов из Тарантийского замка?

Первый день лета выдался крайне суматошным. Гостей Бельверуса известили, что в полдень Его величество Тараск изволит принимать своего царственного собрата из Аквилонии, затем последует торжественная церемония на Замковой площади. Пуантенский герцог немедля ринулся выяснять у сюзерена подробности и вернулся обескураженным – его не пустили. Конан заперся в своих комнатах и никого не желал видеть. Подобного не случалось уже давненько. Склонный к мрачным пророчествам Райан Монброн немедля заявил, что, должно быть, настало время составлять завещания, ибо из поездки в Бельверус им вернуться не суждено.

Единственной приятной новостью стала краткая записка, обнаруженная Хальком на столе в занимаемой им комнате. Должно быть, ее принес кто-то из дворцовых служителей и оставил на видном месте.

Послание гласило: «Десятый полуночный колокол. Улица Лебедя. Ювелирная лавка „Сокровища Аграпура“. Жду».

Вместо подписи красовалось вполне узнаваемое изображение голенастой цапли.

Цапля – значит, имя автора записки начинается с литеры «Ц». Выбрать же местом встречи дорогую ювелирную лавку могла только женщина. Среди знакомых Халька Юсдаля имелась всего одна особа, жившая в Бельверусе и носившая имя на букву «Ц». Цинтия. Цинтия фон Целлиг, умудрявшаяся знать немножко больше, чем прочие обитатели замка короны. Взбалмошная и сообразительная Цинтия, к которой, с сожалением признавал Хальк, он начинал привязываться.

Она со скучающим видом перебирала разложенные на прилавке украшения – стройная тоненькая девушка, кажущаяся еще стройнее из-за облегающего платья в золотисто-черных полосах, перехваченного вместо пояса серебряной цепочкой. Песочно-рыжие вьющиеся волосы стянуты на затылке в тяжелый узел, серо-зеленоватые глаза насмешливо поблескивают. Любому ясно: перед ним благородная немедийская девица из зажиточной семьи, которая тратит свободное время и деньги своих родителей на приобретение очередных безделушек.

– Только-только я смирилась с необходимостью рыться в содержимом здешних сундуков в ожидании вашей милости! – жизнерадостно приветствовала она Халька и мгновенно посерьезнела, вполголоса спросив: – Месьор Юсдаль, что случилось? Тебе плохо?

– Пойдем отсюда, – пробормотал господин королевский библиотекарь, донельзя удрученный возникшим обстоятельством: девушка, шедшая рядом с ним по шумной торговой улице Лебедя, была такой хорошенькой, что ради нее хотелось немедля совершить какой-нибудь подвиг. Или для начала изречь нечто куртуазное. Иштар Добросердечная, дожить до тридцати лет и влюбиться в девицу, которую видел-то всего раза два или три! Конан и прочие, когда узнают, на смех поднимут!

– Я получила твои письма, – нарушила молчание Цинтия. – Их привозили почти каждый день. А вчера вечером прошел слух, что внезапно приехал ваш король, и сегодня на площади у замка короны что-то затевается…

Хальк с удовольствием поболтал бы на сотню различных тем, не касавшихся дворцовых интриг, но другого выбора не оставалось. Кто-то должен узнать о его подозрениях. Невозможно волочь подобную тяжесть в одиночестве.