Бумажная клетка - Дягилева Ирина - Страница 40

– А Вика? – с замиранием сердца спросила Пульхерия. – Она об этом знала?

Гриша неожиданно переменился в лице и побледнел.

– Черт! Я об этом как-то не подумал!

– Она же сказала тебе, что не стоит беспокоиться, через пару недель папочка сам согласится на ваш брак.

– Думаешь, она узнала от Медведева? Начала шантажировать отца и… Что же теперь получается?

– Вот именно – что?

– Но папа тогда был в Лондоне.

– У Александра Николаевича куча денег. Самому исполнять грязную работу не обязательно. Ты не возражаешь, если я этим займусь?

– Это очень опасно, Пульхерия! – с тревогой воскликнул Гриша. – Теперь ты не считаешься членом нашей семьи. Черт, зачем только я тебе об этом рассказал!

– Не переживай. Сейчас времена изменились. К гомосексуализму перестали относиться как к извращению или преступлению. Не думаю, что твой отец настолько глуп, чтобы пойти на физическое устранение меня, особенно после гибели Вики, когда этим делом занимается прокуратура, а следователь мой давний знакомый.

– Что ты собираешься предпринять?

– Для начала надо поговорить с Пашей или Дашей. Не исключено, что Вика шантажировала кого-то из них.

Пульхерия встала и поцеловала Гришу в щеку.

– А в лобик? – игриво спросил он и нагнул голову.

Она, смеясь, звонко чмокнула его в лоб.

– А в губки? – продолжал дурачиться Гриша. – Неужели я не заслужил?

– Перетопчешься.

– Фу, как грубо! С раннего детства я был лишен материнской любви. Дефицит ласки и нежности превратил меня в чудовище.

– Моей вины в этом нет, так что не надо меня шантажировать. К тому же я собиралась стать женой твоего брата, а не твоей матерью, – улыбаясь, сказала она.

Глава 23

Красиво жить не запретишь

Квартира Медведевых именовалась модным теперь словом «пентхауз», то есть занимала весь последний этаж современного многоэтажного дома, похожего на карандаш, одиноко торчащего среди хрущевских пятиэтажек. Район не был престижным, но со временем обещал стать таковым, так как находился в живописном месте города недалеко от Москвы-реки, где пятиэтажки стремительно исчезали, уступая место современному элитному жилью. Всякий раз Пульхерия не переставала удивляться роскошной обстановке, словно сошедшей со страниц гламурного журнала. К тому же сама квартира стоила не меньше миллиона долларов. Мебель не была антикварной, но сделана из ценных пород дерева. Тяжелые портьеры, хрустальные светильники, подобранные со вкусом антикварные безделушки, горничная в изящном передничке и кружевной наколке на волосах – все это заставляло забыть о времени, о том, что за окном двадцать первый век, если бы ни современные телевизоры в каждой комнате, спрятанные в укромных уголках стойки с дисками и тому подобное.

Дверь открыла горничная Валя, молодая девушка с приветливым и простодушным лицом, и проводила Пульхерию в гостиную, где Даша в шелковой пижаме лежала на роскошном диване и лениво листала глянцевые журналы под негромкое бормотание телевизора. Она выключила звук и подставила щеку для дежурного поцелуя. Пахло дорогими духами, от обилия бриллиантов было больно глазам, но на ней странное сочетание бриллиантов и пижамы казалось вполне уместным. Даша вообще была женщиной парадоксальной. Ленивая, но неутомимая в походах по бутикам и магазинам, простодушная и примитивная, ничего не читающая, кроме модных журналов и каталогов, она была сообразительной и хваткой, словно торговка с рынка, с виду изнеженная и слабая, на самом деле никогда не болела и жаловалась только на головную боль от выпитого накануне алкоголя. Даже лежа на диване в пижаме, с безупречной прической и макияжем, она больше походила не на реальную женщину, а на цветную рекламу из журнала. Даша уже знала об аресте Никиты и даже попыталась выразить что-то вроде сочувствия, но по глазам было видно, что все это ее мало трогает. Когда Пульхерия рассказала о своих злоключениях, Даша слегка оживилась и участливо покачала головой:

– Какой ужас, Пуляша, какой скандал! Для тебя и Германа это катастрофа! Александр Николаевич никогда не простит.

– Есть только одна возможность избежать суда – найти настоящего преступника. Понимаешь?

– Конечно, понимаю. Но милиция не смогла его найти.

– Я сделаю это сама.

– Если ментам это оказалось не под силу, где уж тебе справиться, моя дорогая, – с сомнением пожала плечами Даша. – Никто не придет и не скажет: «Это я убил!»

– Ты со следователем после того разговора еще раз встречалась?

– Да, пару дней назад. Но я ничего нового ему не сказала, да и Павлик велел держать язык за зубами и фильтровать базар, как сейчас говорят.

– Ты чаще меня общалась с Викой, что ты можешь о ней сказать?

– Вика совсем не простушка, она хитрая, неглупая, не то что я. Все завидовала мне, говорила, что тоже хочет иметь такую квартиру.

– Вика знает о Паше и Александре Николаевиче?

Даша отреагировала не сразу, достойно, без излишней театральности помолчала, потом тяжело вздохнула и спросила:

– Как ты узнала, ведь этого не знал никто?

– Послушай, Даша, я не люблю совать нос в подобные вещи, чужое грязное белье меня мало волнует, но все это может быть мотивом преступления, поэтому я вынуждена тебя об этом спрашивать.

– Ты хочешь узнать, правда ли все это? Да. Но я не понимаю, кто тебе сказал. Неужели Александр Николаевич?

– С ума сошла? Конечно же нет.

– Тогда кто? – продолжала допытываться она.

– Не скажу. Это не моя тайна.

– Сама темнишь, а от меня требуешь, чтобы я все рассказала. Это нечестно. – Даша обиженно поджала губы.

– Скоро сама все узнаешь. Как только закончится эта бодяга, я тебе первой карты раскрою.

– Да тут особо и рассказывать нечего. Сразу после школы я приехала в Москву поступать в театральный. Провалилась, возвращаться назад не хотелось. Меня взяли в модельное агентство. Заработки маленькие, нерегулярные, да еще всякий норовит тебя заказать, мы ведь не только съемками занимались, нас приглашали для эскорта всяких козлов, вроде папаши Гранде. Надеюсь, ты понимаешь, что такое эскорт? – спросила она.

Пульхерия кивнула:

– Сопровождение в деловых поездках или на вечеринках и прочая мура.

– Вот именно мура, ничего интересного. – Даша брезгливо передернула плечами. – Таскаться за всяким новым русским мурлом, да еще ублажая его и его охрану. Снимала квартиру с парой таких же девчонок. Как-то снялась для журнала, которым владел папаша Гранде. Он пригласил меня к себе. Я обрадовалась, думала, понравилась, а он предложил выйти замуж за его любовника.

– Так сразу и предложил? – удивилась Пульхерия.

– Представляешь? Он показал мне на яму во дворе, у него тогда в особняке шло строительство, и сказал, что если я кому-нибудь хоть слово скажу, он меня живой в такой же яме цементом зальет и в качестве памятника мне на этом месте баню построит. Ты же знаешь, он слов на ветер не бросает. Мне даже раздумывать не пришлось: отказ тоже означал яму. Пришлось согласиться, но я об этом не жалею. Паша хороший, меня не обижает. Мы с ним на эту тему, правда, не разговариваем. Один раз поговорили и все, но мне кажется, что по отношению ко мне он испытывает что-то вроде вины и постоянно пытается ее загладить.

– Неужели у вас так ничего и не было? Ну, в смысле секса. Ты ведь красавица.

– Считай что не было. Папаша Гранде кошмарно ревнивый. Мы даже спим в разных спальнях. Самое ужасное – детей иметь не сможем, он сразу поймет, что Паша ему изменил. В этом смысле он ужасно старомодный.

– Глупости какие. Надо к нему пойти и потребовать, чтобы он разрешил тебе иметь ребенка. Ты же не его рабыня.

– Мое положение мало чем от рабства отличается. Но в этом тоже есть свои плюсы. Чем с алкашом каким-нибудь жить в нищете да с кучей сопливых ребятишек, я в роскоши живу, практически без забот. Хотя, скажу честно, иногда так припирает, думаю, что с алкашом было бы лучше.

– Ты можешь ему сказать, что для зачатия ребенка секс иметь не обязательно.