Слепое пятно - Ночкин Виктор - Страница 72

Медсестра тормошила меня, потому что пришел следователь из военной прокуратуры. Ему хотелось поболтать о подвигах Усаченко. Я, понятное дело, сказал, что ничего не знаю, ничего не помню, сотрясение мозга. Тут за дверью раздались голоса, сердито запричитала давешняя усатая медсестра, и в палату заглянул Гоша. Кивнул прокурору — дружелюбно так, мол, вечерком встретимся, потом обратился ко мне:

— Слепой, ты рассказывай, что помнишь, помоги следствию. Прапорщик-то — коррумпированный, оборотень в погонах. Я тебе потом растолкую, что к чему, но прапора по-любому посадят, понял?

Я понял. Но об Усаченко я все равно ничего не знал толком, я же у него не покупал снарягу, ну а подставлять знакомых — нет, это не годится. Вот о подвигах Пустовара я бы мог рассказать — и о том, как он клянчил стакан водки, а сам координаты своей ловушки сбрасывал, как капэкашки ломал, как хабар мёртвецов сбывал через этого самого прапорщика. Но едва я пытался переключить разговор на «слепое пятно», следователь скучным голосом меня останавливал — мол, ему нужно только об Усаченко, а «Дмитрием Пустоваром будет заниматься мой коллега из гражданского ведомства».

Забегая вперед, могу сказать — никакой коллега нас не опрашивал. Да и вряд ли на Пустовара дело завели, скорей всего списали эту мразь втихую. Очень уж богатый хабар при нем был, если заводить дело — придется хотя бы часть сдать как вещьдоки.

Нас с Костиком оставили в покое, никому мы не были нужны. Я лежал с ногой в растяжке, а Тарас бодро бегал по лазарету, свел знакомство со всеми тетками из этой богадельни, балагурил, шутил, рассказывал мои анекдоты про сталкера Петрова, потом подробно объяснял, что именно в этой истории было смешно. И когда уходил из палаты, непременно замирал в дверях и значительным тоном бросал мне через плечо:

— Ай-л би бек.

Гоша объявился через несколько дней — забежал ввести в курс дела. На прапора завели дело — мародёрство, растраты, злоупотребление, целый букет. Но соучастие в убийствах на Усаченко не вешали, потому что убийств-то никаких и не было. Так что прапор легко отделался, потому он сейчас охотно признается в мелочевке, он в полной сознанке, кается и идет навстречу следствию.

— Ему лет шесть дадут, и хорошо, если не условно, — разглагольствовал Карый, — так что реально года три отсидит самое большее, да и то не факт. Не пофартило прапору, не пофартило… Твой Вандемейер шум поднял, натовцы первый обыск проводили, иначе и такого бы не случилось, ушёл бы Усаченко чистым. Ну а так — взяли на горячем, не сможет откупиться. При нем паспорт был с фоткой Пустовара на имя Дмитрия Михайловича Волохова, Дима завязывать хотел, последняя гастроль у него намечалась.

— Ясно. То-то у него хабара полно… последняя ходка.

Дима бы свалил и раньше, но задержался из-за Угольщика. Паша пас долину Костей, так что Пустовар никак не мог уйти по-хорошему, потом наконец и Угольщика обработал, но тут Выброс, потом мы… пришлось Диме валить подземным ходом, он ведь понимал, какое движение на Свалке после Выброса начнется. До последнего Пустовар держался, не лез в подземелья, но из-за нас пришлось. Вот ведь как вышло.

— Ты прикинь, — вещал Гоша, пока я размышлял над превратностями судьбы, — прапор какой дурень! Паспорт приготовил, вас едва не грохнул из-за Димы, урода жирного. А ведь мог все по уму провернуть, сам бы Пустовара тихо завалил, и концы в воду. А он, дурак, все хотел по-честному — и паспорт Пустовару, и долю в хабаре. Вот идиот! Ну ничего, посидит в КПЗ, там ему мозги вправят, в камере, может, поумнеет. КПЗ, Слепой, это такая школа жизни, что ты! Там такого за день узнаешь, чего за десять лет на воле и в голову бы не пришло… да…

Я слушал, помалкивал. Вспоминал контролёра в подвалах. Нет, ничего контролёр не понимает, когда картинку-обманку нам лепит. Если бы хоть немного понимал, не стал бы натягивать Гошину личину, побоялся. Но здесь не Зона, здесь тварь ножом не пырнешь. Так что я слушал и молчал.

Гоша напоследок пообещал мне премию и убрался.

К концу следующей недели забежала девчонка с почты. Вся в таком легком платьице и в макияже. Смущаясь и краснея, вручила мне письмо. Международное! Отправитель — Ditrich Wandemayer. Странно, бумажное письмо… Очень странно, если вспомнить, как Дитрих управлялся с оргтехникой. Девица застенчиво объяснила, что в поселке только и разговоров, что обо мне… Костик кашлянул. О нас, верней! Не обо мне, а обо всех нас, смущенно поправилась почтовая девица, оглядываясь на железного человека с мужественно забинтованными руками.

Ну вот, заговорила снова, приходит письмо, а я же в больнице, я же не смогу получить! Так что она вот решила… ну, это… доставить, так сказать. Надей её звать. Надя, Надежда. И снова оглянулась — как там Костик, не кашляет ли?

Прощаясь, Надя не без ехидства заметила:

— А та дама, что вам прежде писала, больше ни одного письма не прислала. Ни единого! Вы ей денег отослали, а она — ни единого письма! То есть, извините, не мое это дело… но ваша дама…

— Это не дама, это сестра, — вздохнул я. — Спасибо, Наденька. Вы знаете анекдот, как сталкер Петров ушёл в запой?

— Нет…

— Ну вот, ушёл в запой, три месяца пил, до чертиков, до белой горячки, потом друзьям говорит: это все равно что в Зону сходить, ощущения те же, да и черти ничем не хуже мутантов. Друзья ему: а хабар как же? Петров отвечает: так я ж потом бутылки сдал!

Девушка хихикнула. Местные знают наш сталкерский фольклор, им с детства известны названия мутантов и аномалий, они в курсе цен на артефакты и снарягу. Молодые, вроде этой девчонки, выросли у Периметра, а здесь быт неразрывно связан с Зоной, и иной жизни местные попросту не представляют.

— Спасибо вам, Надежда.

— Ой, не за что! Ну ладно, побегу я.

— Гарна дивчина, — заметил Костик, — и ввичлыва. Над твоим дурацьким анекдотом посмиялась, щоб тебе не ображаты. Що той профэсор пыше?

Дитрих писал, что Зона сотворила с ним чудо. После возвращения его взялись лечить от тысячи болезней, провели комплексное обследование — тесты отрицательные! Отрицательные! Нет СПИДа! Что тому объяснением, не понять. Может, Выброс подействовал, может, эмоциональная встряска или что другое, но факт: тесты отрицательные. Теперь Вандемейера исследуют в целях изучения сего феномена.

Что до результатов экспедиции, Взыскующие приняли у Дитриха хабар с энтузиазмом, он собрал такой материал, что их институту лет на двадцать работы привалило — все это расшифровать и проанализировать. Хотя уже сейчас ясно, что пси-излучение существует и радиоволны — всего лишь побочный эффект, но ясность ясностью, а гранты под исследования выделены, так что их нужно отработать. К тому же теперь у них есть счастливо исцеленный человек — Dr. D. Wandemayer, воистину артефакт Его. Это ли не свидетельство присутствия Всевышнего в Зоне? В общем, Взыскующие довольны и башляют счастливо исцеленному по полной программе.

Ну а он, Дитрих Вандемейер, счастливый, абсолютно здоровый — и вполне обеспеченный человек! За что весьма и весьма благодарен мне. В конце приписка: а как вы думаете, Слепой, почему я отправил бумажное письмо, а не воспользовался электронной почтой? Потому что написал вам зелёными чернилами! Зелёными, а вы этого не знали, пока не дочитали до этого места!

— Костик, какими чернилами написано письмо?

— Зелеными, а що?

— Да так.

Вот гад. Ну где, спрашивается, справедливость? Вандемейер излечился, не кашляет, наверное, больше… а я как был дальтоником, так и остался! Вы сволочь, Вандемейер…

Кроме письма, в пакете был другой конвертик, поменьше, там лежала кредитная карточка и квадратик бумаги с отпечатанным текстом: «Слепой, когда окажетесь рядом с банкоматом, сбросьте мне мейл, я сообщу активирующий код. Мне сказали, что если я пришлю код вместе с карточкой, то деньги будут украдены. Очень жаль, но я не могу поблагодарить вас более приличным способом. Вряд ли в ближайшее время выпадет возможность снова приехать». Вот так… Что делать у Периметра почтенному ученому из Западной Европы, если, конечно, он не страдает неизлечимой смертельной болезнью?