Полосатая зебра в клеточку - Етоев Александр Васильевич - Страница 16

– Это видел? – Кулак профессора сделал сальто перед телепаловским носом.

Телепалов сдул кулак в сторону.

– Ну, положим, таким аргументом напугать можно только пенсионера. Нет, папаша, эта полосатая лошадь – та, которая замаскирована под козу, – тебе не может принадлежать никак. Потому что эта полосатая лошадь однозначно принадлежит мне.

– Как тебе?! Почему тебе?! Это моя личная собственность! Я за нее деньги платил в валюте, она не может принадлежать тебе!

Телепалов почесал за ухом.

«Значит, вот кто тот богатенький Буратино, на которого намекал Клейкель. И все эти девчоночьи ультиматумы – мол, оставьте в покое зебру – чушь собачья, самый обыкновенный блеф. Ну хитрюга, ну прохинд опулос! Продала профессору чужую лошадку, а теперь строит из себя Свободу на баррикадах Франции».

Телепалов посмотрел на «Баланду». Супердевочки над верандой не было. Ну еще бы – увидела, что ее раскусили, вот и дунула на своем пузыре от греха подальше. Впрочем, это было уже не важно. Раз нашелся ходячий мешок с деньгами, про девчонку можно теперь забыть. Про зебру тоже можно теперь забыть. Хотя…

– Дорогой мой, ну конечно я пошутил. – Телепалов мигом переменил тактику. – Зебра ваша, в этом нет никаких сомнений. Но… – Тут голос владельца кафе «Баланда» надломился с участием и сочувствием. – Существует некая юридическая формальность – с точки зрения нас, людей деловых, досадный пустяк, не более, – и все же вещь значительная и важная. Дело в том, что мальчик, хозяин зебры, работая у меня в кафе, задолжал мне определенную сумму денег. И мы с ним устно договорились, что, пока он эту сумму не выплатит, зебра временно находится на моем попечении.

– Сколько денег? – Омохундроедов потянулся к карману.

– Если б дело было только в деньгах, – остановил его порыв Телепалов. – Но ведь здесь важна педагогическая сторона вопроса. Мораль, нравственность, ответственность за судьбы детей… Кстати, как вы относитесь к современной музыкальной культуре? К отечественному шансону, в частности?

Сбитый с толку профессор вспомнил вдруг, что здесь, в Богатырке, завтра должен выступать Михаил Квадратный, король отечественного шансона.

– Положительно, – ответил профессор. – Люблю страшно, особенно Мишу Квадратного. За то, что он поет про мир в клеточку: «Владимирский централ» и так далее. Ну, вы поняли, что я имею в виду. а то, что он поет не какую-нибудь муру типа

– Правда? Что ж мы тогда стоим? – Телепалов, завладев профессорским локтем, поволок Омохундроедова на веранду, к столику. – За лошадок не беспокойтесь, – успокаивал он профессора на ходу, – там они стоят, за верандой, рядом с кухней, на подсобном дворе. Эй, Долорес! – позвал он барменшу. – Мне и гостю жареной барабульки, а лошадкам дай овсяного киселя! Пить что будете – компот, пепси-колу? Морс из клюквы? Долорес, морс!

На четвертом графине морса Телепалов и Омохундроедов договорились, что попечительские права на зебру временно переходят к профессору, тот же в обмен на это будет спонсором завтрашнего концерта, прибыль от которого они честно поделят поровну. Тут же и ударили по рукам.

Звук удара еще не стих, когда на заднем дворе кафе раздалось пронзительное сопрано. Кричала барменша, Долорес Ефимовна.

– Я тебе покажу – «помои»! Отдыхающие едят, не дохнут, а ее, видите ли, вкус не устраивает! Чмо рогатое, волчье вымя! Ты, смердящий матрас с костями! У самой борода в соломе, а она тут принцессу Диану из себя строит! Эй, ты что? Ты куда? Охрана!!!

Крик сменился посудным грохотом и топотом ленивых подошв. Это, не доев третий завтрак, на крик барменши бежали охранники.

Телепалов виновато осклабился. Профессор посмотрел на него. Замешательство длилось секунду. Затем профессор, сопя и фыркая, откинул в сторону пластмассовый стул, схватил со столика графин с недопитым морсом, опорожнил его в четыре приема и с графином, как с гранатой, над головой ринулся на подсобную территорию. Телепалов поспешил за ним следом.

Картина, которая им предстала, была как сцена из фильма ужасов.

На голове Долорес Ефимовны сидела страшная алюминиевая кастрюля с кривыми ручками на месте ушей и хитрой надписью «Украдено из „Баланды“». Надпись эта была на случай, если кто-нибудь из местного населения вздумает кастрюлю похитить: чтобы легче было потом искать. По плечам, по бюсту, по широкой спине страдалицы стекала скользкая, тягучая масса, напоминающая желе из медуз. Масса эта жутко воняла на радость жадным зеленым мухам, уже кружащимся над местом побоища.

Бахана мирно стояла рядом и, судя по ее бодрому виду, чувствовала себя победительницей. Ди-ви-ди, как верный оруженосец, слизывал с Баханы компот, чан из-под которого лежал тут же, продырявленный ударом рогов.

Объясним заинтересованному читателю, что же произошло на дворе. Когда барменша по просьбе хозяина отправилась за киселем для животных, она подумала, пока шла на кухню, что глупо переводить на скотину качественный вчерашний продукт, если есть прокисший, позавчерашний. И, перелив из бака с помоями в кастрюлю с надписью «Украдено из „Баланды“» вонючую овсяную жижу, она вынесла ее Бахане и Ди-ви-ди.

Вполне понятно, что обиженная Бахана, не вынеся подобного издевательства, поддела кастрюлю рогом и вместе с подозрительным содержимым нацепила ее на барменшу. В ответ Долорес окатила козу компотом, который охлаждался на ветерке. Последствия этой недолгой схватки были неожиданны и печальны.

Полоски, делавшие в глазах окружающих Бахану зеброй уникальной породы, растворились и сошли вместе с краской. Она снова превратилась в козу с обыкновенным выменем и рогами. Ее тайна была раскрыта.

Какое-то короткое время профессор стоял не двигаясь. Затем по-детски, не скрывая обиды, срывающимся голосом произнес:

– Моя зебра! Что вы с ней сделали? Где она? Пожалуйста, ну отдайте!

И, закрыв лицо решеткой из пальцев, он затрясся в театральных рыданиях.

– Профессор, перестаньте, будьте мужчиной! Тем более я знаю, кто похититель, – оборвал его истерику Телепалов.

Омохундроедов преобразился в одно мгновение.

– Кто?!! – сказал он деловито и грубо.

– Некая супердевочка Уля Ляпина. Она из Питера, отдыхает здесь вместе с тетей. Авантюристка, каких еще поискать.

– Из Питера, говоришь? Я всех питерских авантюристок наизусть знаю – Лёлю Лялину, Вангу Вагину, Алю Луеву. А об этой слышу впервые. Ты не путаешь? Может быть, Лиза Лупина?

– Обижаете, герр профессор. – Телепалов покачал головой. – Уля Ляпина, зуб даю.

– Что ж, придется этой Улей заняться, – сказал Омохундроедов строго. – Отдыхает, говоришь, вместе с тетей? Значит, заодно займемся и тетей.

– Да, конечно. Только… – Телепалов помедлил. – Как ее поймать, вот вопрос. Она хитрая и верткая, как отвертка.

– А я старый ржавый шуруп, и чихал я на любую отвертку. – Довольный своей остроумной фразой, профессор весело рассмеялся. – В общем, так. Завтра Миша Квадратный дает концерт. На концерт супердевочка придет обязательно – пропустить такое грандиозное шоу человек культурный просто не может. Там-то мы ее и возьмем за жабры. – Профессор вытащил из кармана клюквенницу. – Возьмем за жабры и вытянем из нее, где зебра.

– А с этой что? – Телепалов показал на козу.

– На шашлыки ее! – раздался из-под кастрюли хриплый голос барменши Долорес Ефимовны.

– Дудки! – Коза подпрыгнула и, рогом протаранив забор, растворилась в пространстве улицы.

Ди-ви-ди резво устремился за нею, всем видом давая понять своему хозяину, что теперь он не какой-нибудь подопытный кролик, а птица вольная и не променяет свою свободу ни на какие в мире биотуалет с цветомузыкой, евростойло и альпийское сено.