Полосатая зебра в клеточку - Етоев Александр Васильевич - Страница 15

И, раскинув загребущие руки, он выскочил на середину дороги.

Глава 15. Профессор разбушевался

Отмотаем ленту кино назад, вернемся к событиям миновавшей ночи, заглянем за высокий забор с колючей проволокой и надписью на воротах «Не входить! Стреляю без предупреждения!», выясним наконец, что происходило после того, как героическая коза Бахана попала в логово безумца профессора.

Едва потрепанный антикварный автомобиль расчетливого маэстро Клейкеля растворился в темноте за воротами, профессор ученым взглядом оценил свое живое приобретение. Особенно его заинтересовали искусственное, видимо пристяжное вымя, и мощные, должно быть привинченные рога. Такого остроумного способа маскировки профессор еще не видел.

– Зер гут! – сказал он непонятно зачем и вытащил из кармана джинсов объемистый серебряный портсигар, приспособленный под походную клюквенницу.

Коза смотрела на него с интересом, копытом задней левой ноги рисуя на песчаной дорожке замысловатую абстрактную композицию в духе Поллока. Почуяв крепкий клюквенный дух, нелюбимый Баханой с детства, она капризно скривила губы, но, будучи существом терпеливым, не боднула Омохундроедова рогом и не лягнула его копытами.

Отведав клюквы и убрав портсигар, профессор приступил к делу.

– Сейчас я тебя познакомлю с одним твоим полосатым сверстником, тоже зеброй, но только мужского пола, – сообщил он Бахане по-деловому. – Будь с ним ласкова, не ссорься, не объедай и не обзывай его плохими словами. Он из очень интеллигентной семьи, его папа был вожаком стада. Звать его Давид Ливингстон в честь известного английского путешественника, но я его зову Ди-ви-ди, на манер цифрового видео. Что еще? Питанье у вас будет совместное, четырехразовое, стойла рядом. Еврохлев со всеми удобствами – эр кондишн, биотуалет с цветомузыкой. Трава и сено экологически чистые, доставляются из швейцарских Альп, овес – бельгийский, отруби – из Германии. А теперь, когда все главное сказано, добро пожаловать в наш хлев на постой! – И профессор широким жестом пригласил козу Бахану туда, где в конце тенистой аллейки, освещенное пригашенными светильниками, виднелось беломраморное строение, напоминающее античный храм.

«Посмотрим, – подумала про себя Бахана, – какая там у вас цветомузыка».

И, нравом превратившись в ягненка, она пошлепала в указанном направлении.

Конечно же, Бахана не собиралась устраиваться здесь на постоянное местожительство. Не нужны ей были ни заморское сено, ни цветомузыка, ни кофе со сливками, который, как она слышала, подают для новой русской скотины по утрам в стойло. Просто ей хотелось взглянуть на то несчастное, забитое существо, томящееся в беломраморном здании. Не может быть, чтобы нормальная лошадь, будь она хоть в шашечку, хоть в полоску, смирилась с такой незавидной участью. Это надо же – биотуалет в стойле! Да лучше вольно пастись в лугах, чем жить в неволе среди голого мрамора.

С этими свободолюбивыми мыслями, хотя и не выдавая их внешне, Бахана прошла под портик в услужливо распахнутую перед ней дверь.

Профессор был почти на вершине счастья. До самой вершины оставалось совсем немного, ведь зебра – это вам не муха и не комар, и выведение новой породы требует и времени, и терпения.

Над морем разгорался рассвет, ночь прошла непривычно быстро. Проходя мимо искусственного болота, профессор подмигнул крокодилам. Те спросонья пооткрывали пасти, и профессор в приступе добродушия бросил им по щепотке клюквы.

– Сегодня великий день! – повторил профессор, наверное, в сотый раз, возвращаясь со двора в дом.

Он удобно устроился перед монитором своего «мойдодыра», включил установленные в хлеву камеры, передающие напрямую изображение сюда, в профессорский кабинет, и приготовился наблюдать за величайшим в истории мировой науки моментом – таинством зарождения будущего чудо-животного – зебры в клеточку. Встроенный в корпус компьютера кофейный комбайн сделал ему чашечку крепчайшего бразильского кофе. Важно было не заклевать носом, не упустить момент – как-никак, а несколько бессонных ночей, плюс волнение, плюс дневная деловая текучка могли запросто подсунуть ему свинью, свалить в сон, а это было обидней всего.

Звонкая хрустящая тишина наполняла пустоту кабинета, лишь за толстым стеклом аквариума о чем-то еле слышно переговаривались красная морская звезда и мелкая рыбка колюшка из верховьев реки Фонтанки.

Профессор отхлебнул кофе и потянулся рукой к колонке, собираясь прибавить звук, идущий сюда из хлева, когда сухо застрекотал факс. Из щели шумного аппарата полезла бесконечная лента.

Это был ежеквартальный отчет компании «Хурхангырь бразерс», главным акционером которой Омохундроедов состоял уже много лет. Компания занималась тем, что по Гольфстриму сплавляла лес в Америку из России. Дело было прибыльное и важное, поэтому профессор был вынужден на время оторваться от монитора, чтобы изучить цифры.

Примерно через десять минут у профессора зарябило в глазах, затем что-то тихо переключилось, и перед радостным профессорским взором заходили океанские волны. По волнам переваливались плоты, связанные из длинных бревен, на них сидели загорелые сплавщики и, свесив ноги прямо в теплый Гольфстрим, дергали на удочку окуней и свежую атлантическую селедку. При этом было так пронзительно тихо, что профессор забеспокоился и проснулся.

Факс ворохом лежал на полу. Бледное пятно монитора растворилось в потоке дневного света, заполнявшего профессорский кабинет. Часы показывали 13.30. Проспал!

Взгляд профессора уперся в экран. Всё на месте: евросено в кормушках, стойла, биотуалет, цветомузыка. Не было лишь самого главного: драгоценных полосатых лошадок.

Стремительнее снайперской пули профессор вылетел из дома во двор, в одну секунду одолев расстояние, отделяющее его от хлева. И замер, позеленев от ужаса.

Дверь в хлев была распахнута настежь. Ни Ди-ви-ди, ни его новой подруги не наблюдалось ни внутри, ни вокруг. Ноги у профессора подкосились, и, если бы не железный характер, он рухнул бы на мраморные ступени, как секвойя под ударами топора.

«Неужели жизнепровод дал течь?» – подумал профессор зло.

– А вот ф игу! – Он погрозил небу, будто небо было виновато в пропаже. Затем круто развернулся на каблуках и отправился проводить дознание.

– Ты сожрал? Признавайся, гадина! – стал выпытывать профессор у крокодила Егора.

– Значит, ты? – не добившись от Егора признания, Омохундроедов переключился на крокодила Гену.

Неповинные в грехе крокодилы лепетали ему «честное крокодильское» и божились, что лошадок не ели.

В это время ветерок от шоссе принес слабый отголосок копыт, цокающих в направлении Богатырки. Омохундроедов посмотрел на ворота. Они были наполовину открыты, а на толстой металлической створке виднелись следы рогов.

Спустя минуту тупоносый «ниссан-патрол» уже мчался по петляющей трассе, чтобы вернуть профессору его четвероногую собственность и вправить ему вывихнутую судьбу.

Глава 16. Телепалов и Омохундроедов встретились

Телепалов, как заправский регулировщик, сделал «зебре» отмашку вправо, и Бахана, подчиняясь его руке, на полной скорости свернула к «Баланде». За ней свернул весь взмыленный Ди-ви-ди, и они скрылись на задворках кафе. Серый джип с сумасшедшим визгом затормозил в сантиметре от Телепалова, и из машины с кулаками наперевес выскочил взбешенный профессор.

– Ты кто такой? – заорал он на Телепалова.

– Я-то знаю, кто я такой, – хладнокровно отвечал Телепалов, – а вот ты кто будешь такой, это меня интересует сильнее.

– Что, давно в лобстер не получал? – забулькал-заклокотал Омохундроедов. – Я заслуженный профессор наук! А это мои подопытные животные! И никто не имеет права распоряжаться ими, кроме меня.

– Миль пардон! – Хозяин кафе «Баланда» сменил тон с прохладного на холодный. – А где справка, что ты ими владеешь?