Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 38

– Думал у вас, если примете. Вот только поклонюсь кюне Хердис. Как здоровье фру Ванбьерг?

– Да все так же, и то хорошо. Правда, ноги все пухнут, она почти не встает и часто разговаривает с покойниками. Говорит, что они приходят, садятся возле нее и расспрашивают, как у нас дела. То мать или тетка Тордис, а чаще всех дед. И мой дядька Халльмунд, ее старший сын. Она меня часто принимает за него, а он утонул, когда я еще не родился.

– Ну, это ничего! Когда женщине под восемьдесят…

Молча шагая рядом, Торвард конунг слушал эту семейную, обыденную болтовню без скуки, даже с удовольствием. В этих нехитрых предметах не было и следа той тоски, которая его мучила, напротив, Гельд в его глазах олицетворял теплый мир дружеских и родственных привязанностей: на одном конце его мира находился сам Хеймир конунг, отец Хельги ярла, которому Гельд приходился двоюродным дядей, а на другом – годовалый Бьерн, сын его падчерицы Асты, вышедшей замуж за овдовевшего Эрнольва ярла, причем по причине ее пылкой любви и восхищения, которые не охладили ни разница в тридцать лет, ни внешность Эрнольва Одноглазого – внушительная и впечатляющая, но уж никак не красивая! И дела обоих, как Хеймира конунга, так и «разбойника» Ерре, Гельду были в равной степени близки и интересны. От одного его присутствия становилось легче на душе: он всегда приносил с собой бодрость, оживленность, дружелюбие, и рядом с ним невозможно было не верить, что все еще сложится просто отлично.

В гостевом доме Аскегорда челядь уже разожгла огонь в очагах и перетряхивала слежавшиеся тюфяки, а Гельд и Болли вместе с хозяевами пошли в гридницу. Болли Рыжий, поместившись недалеко от дверей, потешал всякими байками работников и детей, а Гельда Подкидыша посадили на самое почетное место. Рассказывал он о вещах не менее занимательных: о громадном пожаре на Ветровом мысу, где множество корабельных сараев стояло, вопреки рассудку, почти вплотную друг к другу, так что все они сгорели сразу, и в поселении, где как раз собирался большой осенний торг, оказалось сразу очень много людей и много товаров, которые не на чем было вывозить. То-то радовались слушатели, которые уплыли с этого самого торга за несколько дней до пожара! А Торвард конунг сидел с жутковатым чувством вора, который вот-вот будет уличен. В этот раз злая судьба немного промахнулась и позволила ему ускользнуть, а приготовленная для него беда досталась другим людям! Эти погребальные мысли, так похожие на те, что мучили зимой, были ему противны, и он усилием воли гнал их прочь, старался прислушиваться к веселому разговору Гельда с гостями и домочадцами.

– А правду говорят, что у барландцев завелся новый обычай: мужчинам носить женские ожерелья и бусы? – допытывался любопытный Эйнар.

Фьялли смеялись, поскольку по их закону жена могла потребовать у мужа развода, если его одежда хоть в чем-то напоминает женскую, а Гельд защищал право каждой земли на свой обычай:

– Вы ведь красите глаза для пиров, а у нас в Барланде иные посмеялись бы, если бы узнали! А бусы из янтаря и сердолика, желто-красные, на кольчуге смотрятся очень даже неплохо. И в других местах многие щеголи были бы рады так носить, если бы не боялись, что их засмеют!

– А что же ты такие не надел?

– Будь со мной повежливее, Эйнар! – отвечал Гельд, умевший понимать шутки. – Ведь я когда-то чуть было не стал твоим дядей! Ну, как поживает фру Эренгерда?

– Да все хорошо, чего им сделается? Харальда женили зимой.

– Ну, вот, у тебя уже два женатых брата! И оба младше! Тебе не стыдно? Ты-то когда женишься?

– После конунга! Как он, так сразу и я! – отвечал Эйнар, словно гордясь своей неукоснительной преданностью.

– Ну, расскажи нам, Гельд, какие в Морском Пути есть хорошие невесты для конунга! – сказала кюна Хердис. – Чтобы Эйнар узнал, скоро ли ему придется жениться!

В свои пятьдесят два года вдова Торбранда конунга выглядела гораздо лучше, чем любая из женщин в этом возрасте, и еще сохранила немалую привлекательность. Она была дородна, но не толста, величава, но подвижна и держалась прямо. Ее белые руки оставались по-прежнему прекрасны, и Дракон Судьбы, чудесное обручье, выкованное в виде дракона с двумя белыми, прозрачными, сверкающими, как звезды, камешками в глазах, неизменно украшал ее запястье. На ее лице с густыми черными бровями и карими глазами почти не появилось морщин, только от внешних уголков глаз к вискам убегало несколько тонких складок, придававших ей загадочный и многозначительный вид. Несмотря на простой будний день, она надела платье из зеленой шерсти с золотой вышивкой, с золотыми застежками на груди и золотой узорной цепью между ними, а концы ее головной повязки, свисающие на спину, украшали тонкие полоски черного меха куницы.

– Невест, достойных Торварда конунга, сейчас не много! – отозвался Гельд. – Йомфру Эльдирид, я знаю, вы видели, и она вам, судя по всему, не приглянулась. Вам удобно было бы породниться с хёвдингом Тюленьих островов, там у Туре хёвдинга как раз подросла дочь. Ей пятнадцать лет, она спокойного нрава и обещает быть хорошей хозяйкой, но, честно говоря, толстовата, несмела и… туговато соображает. Не так чтобы она была совсем глупой, но дальше кухни и запасов на зиму ее мысли не идут. Так что я не советовал бы тебе ее сватать, Торвард конунг, она тебе не подойдет. Ты знаешь, я отношусь к тебе с большой любовью и хочу видеть тебя женатым на достойной женщине. Еще, правда, есть фру Ингрейда, дочь Сиринлейва конунга: она овдовела прошлой осенью. Ей двадцать шесть лет, она умная женщина, но у нее двое детей, мальчик и девочка…

– Нет, вдов нам не надо! – воскликнула кюна Хердис.

– Ну, тогда остается только йомфру Вальборг, дочь Хеймира конунга. Я, кстати, имею от Хеймира конунга поручение закупить моржовый зуб и шкуры белых медведей – это все пойдет в приданое. Ей исполнилось восемнадцать лет, и она уже хозяйка, каких поискать, красавица, благоразумна…

– Я слышала, что нрав у нее суровый! – вставила фру Хольмфрид из Бергелюнга, жена Флитира ярла.

– У нее нрав дочери конунга, не более! Она рождена и воспитана быть женой и матерью конунгов, и с этими обязанностями она отлично справится, я уверен. Кстати, Эгвальд ярл, младший сын Хеймира, кажется, собрался жениться.

– И на ком же? – с пренебрежительным любопытством осведомилась кюна Хердис.

– На дочери покойного Скельвира хёвдинга.

При этом имени Торвард конунг переменился в лице, но поскольку все смотрели на Гельда, этого никто не заметил. Имя Скельвира хёвдинга из Льюнгвэлира для него служило еще одним напоминанием о проклятии и позоре. Узнав от Регинлейв, кто был его противником на Остром мысу вместо Бергвида, он даже одно время подумывал послать родным Скельвира виру за убийство, но потом оставил эти мысли: стыдился признаваться даже своим хирдманам, что напал ночью, как голодный волк, безо всякой причины, дружиной вчетверо больше! И никто в Аскефьорде, даже Халльмунд, не знал, что имеет к смерти Скельвира хёвдинга самое прямое отношение.

– Слэттинка? – расспрашивала тем временем кюна Хердис, которая относилась ко всем любовным и свадебным делам с тем же любопытством, что и всякая женщина.

– Да. Скельвир хёвдинг из Льюнгвэлира, его многие знают.

– Я знаю! – подал голос Халльмунд. – Покойный, ты говоришь? Когда же он умер?

– И я его знаю! – поддержал его Фреймар ярл из Бьерндалена. – Он там был… в Медном Лесу, на Золотом озере. Когда…

– Ну, да, – подтвердил Халльмунд, и все понимали, о чем они говорят.

– А вы тут не слышали об этой девушке? – Гельд вопросительно оглядел лица в гриднице.

– Не так уж она знатна, чтобы о ней слышали все семь морей! – самодовольно отозвалась кюна Хердис, начисто забывшая, что сама родилась дочерью рабыни, и помнившая только то, что последние тридцать лет является женой и матерью конунгов Фьялленланда. – Так ему и надо, Хеймиру конунгу! Пусть роднится невесть с кем!

– Не стоило бы тебе так говорить, кюна! – мягко упрекнул ее Гельд. – Ведь его старшая невестка – твоя племянница. Так что теперь это и ваша родня.