Бриг «Три лилии» - Маттсон Уле - Страница 20

Табакерку он отшвырнул, точно ядовитого паука. К тому же в ней была дыра.

Минутой позже он запер, как мог, дверь. Далеко впереди мелькали огоньки в окнах постоялого двора. Плотник Грилле потерся спиной об угол сарая, вздохнул и двинулся в путь. Палка лежала на льду. Он полз на четвереньках.

Глава семнадцатая

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ МЕДВЕДЬ

В семь часов Туа-Туа и Миккель должны были встретиться с Патом в лодочном сарае. Учитель Эсберг еще не вернулся. Тетушка Гедда Соделин выпила свой бузинный чай раньше обычного. У нее начиналась простуда.

— А в таких случаях лучше сразу меры принимать, — объяснила она Туа-Туа. — Ложись-ка и ты, да не забудь лампу задуть — керосин денег стоит.

— Хорошо, — сказала Туа-Туа.

Полчаса спустя Миккель посвистел у калитки. Туа-Туа вынырнула из мрака, держа в руке незажженный штормовой фонарь.

— На случай, если на Бранте Клеве будет скользко, объяснила она шепотом. — Пата видел?

— Только вчера, — ответил Миккель. — Сегодня днем заглядывал, — там было пусто.

Когда они добрались до Бранте Клева, над островами взошла луна, чуть обгрызенная с правого края. Она давала достаточно света.

— Без фонаря обойдемся, — объявил Миккель. — Еще увидит кто с постоялого двора, заподозрит неладное. Лучше поставь его в тур.

— А в сарае света нет, Миккель, — шепнула Туа-Туа.

— Просто Пат остерегается. Он набил кожу на косяк, все щели вдоль двери закрыл.

Они прокрались, держась за руки, к сараю.

Немного не доходя, Миккель остановился и задержал Туа-Туа:

— Мелькнуло что-то. Значит, Пат там. Тш-ш-ш. Идет.

Луна спряталась за облако, но они отчетливо слышали, как скрипнула дверь.

— Окликнем? — шепотом спросила Туа-Туа.

— Не стоит — вдруг бабушка на дворе, услышит. Тш-ш-ш…

Снова скрипнула дверь, потом загремел замок. В следующий миг луна вышла из-за облака, и они увидели, как что-то черное, неуклюжее со стоном почесалось о стену сарая и медленно побрело к постоялому двору на четырех ногах.

Туа-Туа задрожала и прижалась к Миккелю:

— Ой, Миккель, медведь! Шатун!.. Поворачивается! Что делать?

— Стой тихо! — прошипел Миккель. — Совсем тихо, тогда он нас, может, за дерево примет. У медведей хорошее чутье, но видят они плохо. Тш-ш-ш — сюда смотрит.

Зверь остановился, громко сопя. Туа-Туа зажмурилась.

— Если подойдет, ляжем и притворимся мертвыми, — шепнул Миккель. — Медведи не едят мертвечину. Ух, какой здоровенный! Спинища-то!.. Дальше пошел…

Зверь, тяжело дыша, скрылся в темноте. Туа-Туа выпустила руку Миккеля и выдохнула.

— Если это шатун, то он выломает дверь и съест бабушку, — сказал Миккель. — Хотя она может шкаф придвинуть. А у плотника ружье есть.

Туа-Туа снова схватила Миккеля за руку:

— Миккель! Ой, что я подумала! Ведь он из сарая вышел! Он съел Пата.

Миккель похолодел от ужаса.

— Чего там… У Пата нож есть, — неуверенно произнес он, но сам тут же подумал: «А можно шатуна одним ножом одолеть?» Миккель сжал кулаки.

А еще в деревне говорят, будто во всем приходе вот уже двести лет медведей не видно. Вон он, да какой здоровенный!

— Туа-Туа, — сказал Миккель осипшим голосом, — надо войти и проверить. Ты покамест здесь постой.

— Ни за что на свете! — произнесла Туа-Туа. — Ты иди, а я за тобой.

Дрожащими пальцами Миккель снял замок и распахнул дверь.

Тишина…

— Зажги свечу, Миккель, — жалобно пролепетала Туа-Туа.

Миккель чиркнул спичкой и поднес ее к огарку на столе.

— Ну, что я сказала, — произнесла Туа-Туа со слезами в голосе. — Нету Пата. Медведь съел его! Что мы теперь будем делать?

— А может, Пата не было дома? — предположил Миккель.

Но в глубине души он не хуже, чем Туа-Туа, знал: если Пат сказал «в семь», то он не мог подвести.

Вдруг Миккель заметил под столом что-то блестящее, нагнулся и поднял. Зовутка… Видно, Пат выронил ее, когда на него напал зверь. Миккель подул в дырочку, но оттуда только табачный дух пошел. Да, тут надо способ знать…

Туа-Туа подошла посмотреть:

— Что у тебя там?

— Зовутка, — ответил Миккель. — Все, что от него осталось.

— Бедный Пат! — всхлипнула Туа-Туа. — Гляди-ка, вмятины.

Миккель кивнул. Отчаяние охватило его, что-то жгло под ложечкой. Во всем мире один Пат мог рассказать ему про отца. Теперь, когда Пат пропал, у него было такое чувство, словно и отец пропал навсегда. Капитан ли, матрос ли, отец есть отец.

Он стиснул зубы.

— Мы ему покажем! — прошептал он. — Слышь, Туа-Туа? Этот медведь узнает… У плотника ружье есть. Пошли! Задуй свечу, Туа-Туа. Меня душит гнев!

— Но… но ведь сейчас темно, Миккель. Постой! — испуганно взмолилась Туа-Туа.

— Возьмем фонарь! — отрезал Миккель. — Пошли.

— А потом я слышала, что на шатунов нужна серебряная пуля, — робко заметила Туа-Туа. — Останься, Миккель.

— Серебро ли, свинец ли, все равно ему не жить! — решительно заявил Миккель Миккельсон.

Глава восемнадцатая

ЧТО ЛЕЖАЛО НА ДНЕ КАРМАНА

Плотник Грилле не спал. Он стучал зубами. Кончики пальцев у него покраснели, нос посинел. Он только что лег в кровать, к ногам положил четыре бутылки с горячей водой. На голову он надел меховую шапку, шею обмотал тюленьей шкурой. И все-таки мерз.

Попробуйте пройдите полкилометра на четвереньках в десятиградусный мороз!

Плотник пытался уснуть. Но стук собственных зубов каждый раз будил его. Стоило ему сомкнуть веки, как перед глазами плыли удивительные слова: «зовутка», «Пат О'Брайен», «старательский устав». На животе плотника лежал пузырь с горячей водой — хорошее средство от озноба и бессонницы. Но на этот раз ничто не помогало.

Кто-то постучался в дверь.

Плотник застонал:

— Я сплю! Уходите! Слышите: сплю.

Глухой голос произнес за дверью:

— Это Миккель Миккельсон. Мне надо ружье и пулю. Лучше всего серебряную, но свинцовая тоже сойдет.

Плотник закрыл глаза и спросил сам себя: «Что это сон?» Потом приподнялся на локте и крикнул:

— Не болтай вздора, Миккель Миккельсон! Я болен, иди себе!

— Сначала я должен убить медведя! — сказал голос Миккеля Миккельсона.

Плотник сел так стремительно, что пузырь скатился на пол и лопнул.

— Что… что ты говоришь?

— Мы только что видели медведя возле сарая Симона Тукинга, — послышался голос Туа-Туа. — Он съел человека. Миккель говорит, что застрелит его. Не велите ему, дядя штурман!

Плотник схватил с тумбочки графин и опустошил его в два глотка. На лбу у него выступил пот. Медведь?! Сердце плотника бешено колотилось. Ружье с серебряной пулей?!

Надо понюхать табаку, прояснить мозги… Но где же табакерка?

— Миккель Миккельсон, — заговорил он слабым голосом, шел бы ты спать. Во всем приходе нет ни одного медведя, вот те крест. А ружье сломано. Я заболел. Попроси бабушку заварить мне ромашки. Я помираю, Миккель Миккельсон. Погоди табакерку!

Миккель Миккельсон и Туа-Туа стояли перед плотниковой дверью. Туа-Туа держала в руке горящую свечу, потому что на лестнице было темно. Свечу она захватила с собой из лодочного сарая.

— Мне нужно ружье! — твердил Миккель в замочную скважину. — И пулю. Лучше всего — серебряную.

— Да сломано же ружье, Миккель! — простонал плотник Грилле. — Достань лучше табакерку, будь добр, она лежит в куртке, в правом кармане. И сунь ее под дверь. Господи, до чего же я болен.

Туа-Туа подняла свечу выше и увидела на крючке зеленую куртку, мокрую от снега. Она сунула руку в карман и достала пустую бутылку.

— Сперва ружье! — прозвучал голос Миккеля из замочной скважины.

Плотник сидел в постели, подтянув колени к подбородку, и стучал зубами. Из лопнувшего пузыря растекалась по полу вода. За дверью Туа-Туа продолжала рыться в кармане. Рыболовные крючки… Грузила… Старые ключи… Табачная жвачка… Пробковый поплавок… А вот и табакерка в самом низу. Туа-Туа вытащила большой сложенный лист бумаги.