Честь корабля - Говард Роберт Ирвин - Страница 40

— Отлично, слушайте и запоминайте! Когда я крикну: «Давай!», ты, Берт, бьешь левой в корпус, а ты, Стив, раскрываешься!

Гонг!

Мы бросились друг к другу, Берт вошел в клинч и вцепился в меня, точно горилла.

— Слушай! В этом-то раунде ты будешь падать, как по сценарию положено? — прошипел он мне на ухо.

— Дерись! — зарычал я. — Забудь про режиссера, это наше с тобой личное дело! И я тебя, как половик, разложу!

— Да что ты ко мне прицепился? — зло спросил он. — Я ведь никогда раньше тебя не видел!

— А-а!

Вырвавшись из его объятий, я ударил правой в голову. Он отступил с двумя ударами — по корпусу и в челюсть, но я успел еще добавить правой под сердце. Тогда он нанес свой прямой правый, прошедший над моим плечом, рухнул на меня и снова связал по рукам и ногам.

— Видишь маленькую блондинку в первом ряду? — шепнул я. — Я слышал, как ты оскорблял и обижал ее. Поэтому, если хочешь знать, и намерен уложить тебя к ее ногам!

Он быстро скосил взгляд в ту сторону, куда я кивнул головой, и на лице его появилось выражение величайшего изумления.

— Что?! Да ведь она…

— Давай, Берт! — крикнул режиссер. — Бей левой! Стив, приготовься падать!

— Ш-час! — буркнул я через плечо и сам ударил левой Берту в глаз.

В отместку он нанес ужасающий правый по ребрам, и режиссер, чуя, что дела снова идут не по сценарию, снова принялся скакать и прыгать, рвать на себе волосы, ныть, скулить и рыдать. Но камеры не выключались, так что мы продолжали драться.

Вслед за правым в корпус Берт ударил левой. Перчатка его вскользь пришлась по голове, а моя правая снова угодила ему под сердце. Не зря я постоянно работал в корпус — он начал сдавать, однако еще раз набрал темп, отвечая на каждый мой удар двумя. Но в моих-то было куда больше силы! И я вложил все, что во мне оставалось, в одну-единственную яростную атаку. Голова Берта запрокинулась назад от левого апперкота едва ли не от колена, за которым последовал правый в сердце. Он пошатнулся. Я дважды ударил правой в голову, нанес еще один левый хук под сердце и завершил все потрясающим правым в челюсть. Удары сыпались так быстро и были так сильны, что Берт, в его-то вовсе уже измотанном состоянии, ничего поделать не мог. И последний правый в челюсть поднял его на воздух, бросив через канаты, прямо к ногам Марджори. Она вскочила с места, прижимая ладошки к щекам и раскрыв маленький милый ротик.

Рефери по привычке открыл счет, но в этом надобности уже не было. Я прошел в свой угол, вырвал из трясущихся рук изумленного секунданта халат и уже собирался убраться с ринга, но тут режиссер, бросившийся к этому моменту наземь и рвавший зубами траву, проявил интерес к жизни.

— Хватайте этого идиота! — взвыл он. — Вяжите! Бейте! Зовите копов! Он сумасшедший! Картина загублена! Мы потеряли огромные деньги! Хватайте! Если найду друзей в суде — упеку пожизненно!

— А ну осади! — рыкнул я на его прихвостней, неуверенно двинувшихся ко мне. — Это наше с Бертом личное дело.

— Однако ж оно сожрет весь наш капитал! — застонал режиссер, снова принимаясь за свои жидкие локоны и пуская их клочьями по ветру. — Ну почему ты не мог сделать все по сценарию? Первые четыре раунда были — просто цимес! А концовка… О, зачем я только дожил до этого дня?!

Конечно, мне неудобно было перед ним, и я уж пожалел, что не дождался Берта у выхода, чтобы задать ему взбучку после съемок, но теперь дела было, похоже, не поправить. Но тут примчался Томми Маркс и, дергая режиссера за рукав, закричал:

— Слушайте, босс! У меня гениальная мысль! Обрежем последний раунд там, где Берт в последний раз оказался на ковре! А потом начнется сцена с Реджи ван Виром, понимаете? Смонтировать можно легко!

— Да? — всхлипнул режиссер, утирая глаза. — Бросить Реджи на съедение этому людоеду? Он же сумасшедший! Думаю, он тот самый маньяк, что пытался убить Реджи вчера, в центре.

— Я думал, это Берт, — объяснил я.

— Послушайте! — продолжал Томми. — Дальше будет так: Стив ждет в своем углу, а Реджи ме-едленно поднимается на ноги! Стив бросается на него, Реджи встречает его правым в челюсть, и Стив падает! Сенсационный нокаут под конец лучшего кинобоя за всю историю кино! Реджи и пальцем никто не тронет, понимаете? И разницы никто не поймет!

— Ну, а откуда мне знать, что этому питекантропу не придет в голову уложить и Реджи, когда они окажутся на ринге?

— Да ведь он ничего не имеет против Реджи. Верно, Стив? К Берту у него личная вражда, так ведь? Ты сделаешь все, как надо, Стив, верно?

— Отлично, — пробормотал режиссер. — Попробуем. Только не кидайся на Реджи слишком яростно, а то он удерет с ринга.

Мне едва хватило терпения дослушать их разговор. Да, с ними нужно было все уладить по-честному, однако именно сейчас у меня были более срочные дела.

Я подтвердил готовность сделать все, как следует, и поспешил туда, где сидела Марджори. На месте ее не оказалось. Она поспешала за секундантами, уводившими моего белокурого противника в гримерную.

Догнав ее, я нежно положил руку ей на плечо.

— Марджори, — сказал я, — не бойтесь больше этого грубияна! Я отомстил за нас обоих! Больше уж он не станет к вам приставать. Скажите вашему папаше: ему теперь нечего бояться, что бы там эта шляпа на него ни имела! Берт больше не препятствие для двух любящих сердец!

К величайшему моему изумлению и ужасу, она обернулась и обожгла меня гневным взглядом.

— Что за вздор?! — яростно выкрикнула она. — Вы зверь! Если еще хоть раз заговорите со мной, я позову полисмена! Как вы осмелились показаться мне на глаза после того, что сделали с бедным Бертом?! Негодяй! Скотина!

Узенькая ее ладошка хлестнула меня по лицу, Марджори топнула ногой, из глаз ее хлынули слезы. Догнав секундантов, она нежно пристроила ручищу Берта на свои хрупкие плечи и принялась ласково его утешать. Я только и мог, что смотреть им вслед, разинув рот и чувствуя себя круглым дураком. Подошедший Томми дернул меня за рукав:

— Эй, Стив! Идем снимать.

— Слушай, Томми, — говорю я, в некотором обалдении следуя за ним, — видел ту дамочку, что сейчас дала мне по личности? Этот гусь, он ей кем приходится?

— Он-то? — переспросил Томми, откусывая от брикета жевательного табака. — Да никем особенным. Он просто ее старший брат.

Я взвыл так, что, наверное, услышали и в Лабрадоре, и немедленно после этого мне пришлось откачивать Томми — он от неожиданности поперхнулся своей жвачкой.

Ну, ничего. По крайней мере, я узнал на собственном опыте: никогда не поймешь заранее, что женщина выкинет в следующую минуту!

КУЛАК И КЛЫК (перевод с англ. Л. Старкова)

Всю свою жизнь я дерусь. Порой ради денег, порой — бывало когда-то и так — для забавы. Но самый жестокий, самый опасный бой в моей жизни был ни за то и ни за другое. В тот раз мне, господа, пришлось отчаянно драться ради того, чтобы мне пустили пулю в голову! Вот сейчас я и расскажу, как довелось драться, чтобы меня с моим лучшим другом пристрелили.

Я чемпион торгового судна «Морячка» в тяжелом весе, звать меня Стив Костиган. А Старик наш, должен вам сказать, весьма неравнодушен к теплым водам и торговле с островитянами. И вот поэтому мы по пути в Брисбейн проходили сквозь Соломоновы острова. Наш Старик плавал в южных морях чуть не с самого детства и, стало быть, знал всех старых купцов и туземных вождей. И постоянно высматривал выгодные сделки — по части жемчуга, например.

Так вот, подходили мы, значит, к маленькому островку под названием Роа-Тоа. Там была небольшая фактория, и управлял ею единственный белый на острове, его звали Мак-Грегор. И капитан наш, будучи его старинным приятелем, решил нанести ему визит.

Не успел наш Старик шаг ступить по ветхому причалу, мой товарищ Билл О'Брайен сказал мне:

— Стив, видишь, там, у причала, баркас с мотором? Давай-ка его возьмем и сгоняем до Тамару, навестим старого Того!