Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей - Страница 68

Самая пора этот РАФ бросить.

Справа, в тот же момент, как по волшебству, показалась заасфальтированная площадка для отдыха с одиноко стоящим КАМАЗом – рефрижератором. КАМАЗ стоял, ориентированный носом на север, – то, что надо.

Белов заехал на площадку, остановил свой РАФ.

– Эй, хозяин! – Он постучал легонько в дверь КАМАЗа.

– Что хотелось бы? – раздался сзади мелодичный голос.

Оглянувшись, Белов увидел невысокого человека с черными и умными глазами, направлявшего на него десантный автомат.

– Чего стучишь? Хозяин тут!

– Где? – Белов не понял, оглянулся.

– Тут, тут! Я и есть хозяин.

– На север едешь? – спросил Белов.

– Да-а, – протяжно, с сожалением ответил водитель.

– Возьмешь с собой?

– Ты же сам на колесах!

– Он не годится.

– Плохо едет?

– Очень желтый.

– С тюрьмы бежал? – печально спросил водитель.

– Да. Плохо там, – ответил Белов.

– Кормят говном, денег не платят... – вздохнул водитель, – знаю. – Он помолчал. – Воровал? Убивал?

– Нет. Ошибка. Перепутали меня, – сам не заметив как, Белов стал говорить точно как водитель КАМАЗа – с легким печальным акцентом.

– Бывает. Сам кто будешь?

– Художник.

– О-о... И я художник. Вчера, перед самой Москвой, троих разрисовать пришлось. Не знаю – вылечат ли?

Белов улыбнулся:

– Я тоже только что умыл шесть человек. Но я не банщик.

– Варуж, – протянул руку водитель, опуская автомат.

– Николай.

Они обменялись рукопожатием.

– С тобой подружимся, – сказал Варуж. – Я сразу вижу.

Подойдя к огромной мусорной яме – десять на десять метров – скрытой в кустах возле площадки для отдыха, Варуж кивнул:

– Сюда машину твою бросим, да? Здесь долго искать будут.

– Как – бросим? – не понял Белов.

– Бросить просто, – печально констатировал Варуж. – Найти трудно. Сейчас нарисуем, художник.

...Резиновая черная милицейская дубинка, так называемый «рычаг демократизации», найденная в РАФе, уперлась одним концом в сиденье водителя, другим – в педаль газа...

Варуж выскочил из РАФа на ходу.

РАФ, разогнавшись, птицей влетел в помойную яму и, упав с высоты двух метров, старательно забуксовал там, среди консервных банок, пустых бутылок, гнилых бананов...

– Мусор к мусору. – Варуж распрямился, взвесил в руке канистру с бензином, слитым им только что из РАФа.

– Плохо у них с бензином. Литров пятнадцать всего. Как тебя ловить будут? – Варуж сплюнул. – Велосипедом, наверно?

Группа, вывозившая Белова на следственный эксперимент, возвращалась из леса понурая: на разбушевавшегося Юрку, водителя, пришлось даже надеть наручники.

В конце их путешествия по лесу Юрка взмолился:

– Да как же я в браслетах машину поведу?

Они вышли из леса и сразу узрели одинокого судмедэксперта Ксенофонтыча, сидящего на склоне кювета возле того места, где они оставили РАФ, уходя в лес. РАФа, естественно, не было. Ксенофонтыч задумчиво жевал длинный стебель пыльного придорожного пырея.

– Ты спросил, как поведешь машину? – переспросил шофера Власов с нескрываемой злобой.

КАМАЗ со спокойным шелестом пожирал трассу со скоростью восемьдесят километров в час.

– Все понял, – рассуждал Варуж, крутя баранку, – одного не понял совсем: как следы твои там, на пустом месте, в лесу, заранее оказались?

– Да очень просто. Я действительно был в этом месте две недели назад, седьмого сентября. Потому и оставил следы, совершенно не зная, что сегодня они пригодятся.

– Но зачем ты был? Зачем ходил туда, в лес?

– Глину копал. Мы все там копаем: и Борька, и я. И Сашка, сосед мой.

– Глину – зачем?

– Керамику делать.

– Что?

– Скульптурки. Посуду. Кувшины, тарелки, вазочки. Малый гончарный промысел.

– А, вот почему и перекопано там все было! Это вы перекопали – глину добывали. Теперь я понял.

– Там глина отличная, но поискать – запотеешь: песок в основном. А в нем – комки глины.

– Ясно теперь: ты их специально туда именно привез! Показать, гляди: копано-перекопано? И следы твой есть. Дурить их ты туда привез, да?

– Именно! – подтвердил Белов. – Повез их – вот именно – чтобы дурить. И задурил.

На оставшейся далеко позади площадке для отдыха остановился караван сразу из трех трейлеров.

Время было обеденное.

Водители трейлеров уже закончили короткую И скромную трапезу: яйца вкрутую, сало, лук, хлеб, помидоры.

Один из водителей, самый младший, собрал шелуху от яиц, огрызки, бумагу. Скомкал, двинулся к мусорной яме.

– Мыкола, тю! Дывитесь, хлопци! – закричал он вдруг. – В погану яму РАФык кинули менты!

– Че брэшешь, дурэнь?

– Та щобы очи лопнулы мои, колы брэшу! Сюр сюда уси!

Старший водитель, видно, начальник каравана, подковылял к помойной яме, отряхивая крошки с губ и со штанов.

– Ох, бачьте! Цеж у натурэ! Нэси, Микола, лэстницу, струменти!

Старший спрыгнул в яму, осмотрел протекторы покрышек:

– Та и резина гарна! От москалы! От дурни!

В Загорске, в Сергиевом Посаде, в милиции, прямо напротив Лавры, Власов кричал свирепо в телефон:

– Немедленно, слышишь – немедленно! Дело государственной важности! На цырлах чтоб у меня, блин, все прыгали! Установить контроль на всех дорогах! Включая проселочные, грунтовые! Огонь открывать – приказываю – сразу! На поражение! В лоб, по ногам! Остановить! Остановить! Всеми силами! Любыми средствами! Упустите – спрошу, блин! Шкуру спущу, разжалую! Что?! Нет, он без оружия! В РАФе была только резина дубиновая. Не понял? Дубинка резиновая, мудак ты глухой! Но он особо опасен! Как кто?!? Художник, да, вот именно – заслуженный художник, сволочь!

– Смотри! – Белов вдруг впился взором в даль.

– Я вижу: трассу перегородили. – Варуж скинул скорость.

Дорога там, далеко впереди – километрах в двух – была перегорожена милицейскими «жигулями». Около машины стояла группа – человек шесть – в форме, с автоматами.

– Меня ждут, – заскрипел Белов зубами.

– Баранку подержи... – отпустив руль, Варуж извлек из-за своей спины огромный бинокль, морской, призматический – тридцатидвухкратный. Вгляделся в даль.

– Нет, Коля, увы! – Он тяжело вздохнул. – Они меня ждут. Не тебя. – Он снова сбросил скорость, перейдя на первую передачу. – Это бандиты.

– С чего решил?

– На, сам смотри! – Он протянул Белову бинокль.

Действительно, приближенная оптикой группа представляла собой странную компанию: хоть все и были в милицейской форме, но форма была различная – и летняя, и зимняя, и полевая, и даже парадно-выходной мундир. Особо нелепо гляделся рослый и рыжий – в папахе полковника.

– Одеты – видишь? Кто во что. Маски-шоу, – заметил Варуж. – Плохо дело, Коля. Совсем дело плохо.

Автомобиль, преграждавший дорогу, тоже показался Белову весьма и весьма сомнительным.

На автомобиле был бортовой номер – 137 и ниже надпись «Дорожный патруль», выполненная безукоризненно – через трафарет – отметил про себя Белов, однако надпись выше, на узкой синей полосе, идущей по всему борту, под самым стеклом, чем-то насторожила его.

Чем? Что в ней не так?

Непонятно!

Он снова прошелся взглядом по полосе. Постой-постой... Ах, ну конечно!

– Мелиция, – прочел Белов вслух, сделав ударение на «е»...

– Бандиты, нет! Какая тут тебе мелиция! – отмахнулся Варуж, не уловив смысла сказанного.

– Она через «и» пишется, – пояснил Белов.

– Ах, слушай, ерунда! – вздохнул Варуж. – У них же автоматы вон, армейские, не видишь разве? Это раз. Потом: где они стоят? Здесь восемь-десять километров в обе стороны нет ни деревни. Я трассу-то знаю! И это два. Мелиция твоя, хоть трижды через «и» – будет стоять влесу? Наверно, нет!