Тюрьма особого назначения - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 24

– Хорошо, – покачал головой парень. Порывшись в боковых карманах куртки, он достал сигарету, закурил, демонстративно выпустил в лицо доктору густую струю едкого сизого дыма, а потом продолжил свою череду вопросов: – Ты имеешь доступ в камеры?

– Только когда заключенный болен или нуждается в срочной помощи врача.

– Но возможность просунуть руку имеется?

– Простите, я вас не очень хорошо понял… – пробормотал Семен Аронович, неопределенно пожав плечами.

– Ничего, сейчас поймешь, сучий потрох! – усмехнулся его мучитель. – Для начала скажи-ка мне – какие болезни ты не в состоянии вылечить на месте и в каких случаях зэков приходится отправлять в областную тюремную больницу?

– Я хороший терапевт и неплохой хирург. Большинство болезней я лечу сам в нашем тюремном больничном отделении. И в тюремную больницу мы никого не отправляем. Исключение составляют разве что инфекционные болезни вроде холеры, тифа, гепатита. Такие больные опасны для окружающих и нуждаются в специальном стационарном лечении. За время моей работы в тюрьме был всего один подобный случай. Гепатит…

– Ну и отлично, – без особых эмоций кивнул парень. – Значит, если зэк в какой-то камере вдруг неожиданно заболеет гепатитом, его отправят в тюремную больницу, которая находится здесь, в городе?

– Выходит, что так, – согласился доктор, уже начиная догадываться, куда клонит сидящий напротив человек. – Но я…

– Заткнись и слушай, – жестко пресек его парень, снова состроив на своем лице страшную гримасу. – Он, – негодяй пальцем указал на сидящего за столом Бориса Михайловича, – раздобудет для тебя ампулу с вирусом гепатита. Ты должен разбить ее в камере, где сидит Завьялов. А когда он заболеет, настоять на том, чтобы его перевели в областную тюремную больницу. Ты все понял, жидяра?!

– Я… не смогу… – заикаясь, пролепетал незадачливый торговец морфием, но был снова перебит, на этот раз довольно бесцеремонным способом – его просто схватили за грудки и несколько раз сильно встряхнули, так, что Семен Аронович даже умудрился прикусить язык.

– Сможешь! – прошипел его мучитель, на поверку оказавшись гораздо сильнее, чем доктор мог предположить на первый взгляд. – Иначе я сделаю так, что и ты, и твой друг, – парень снова кивнул на главврача центра «Элита», – окажетесь у тюремной параши! За торговлю наркотой. Впрочем, – он ненадолго замолчал, зловеще прищурив свои рыбьи, с опухшими красными веками глаза, – это он сядет, а тебя, Айболит херов, я лично придушу, а перед тем вырежу у тебя на спине тупым ножом шестиконечную звезду! Усек?

У Семена Ароновича не было оснований сомневаться в том, что произнесший эти страшные слова подонок не блефует. Ясно, что за ним стоят силы, с которыми лучше не шутить. К тому же доктор боялся даже представить, что с ним будет, узнай начальник тюрьмы полковник Карпов о том, что его приятель-врач втихаря приторговывает морфием. Да, доктор, как и большинство людей, любил деньги, но, разумеется, не до такой степени, чтобы ради них раньше времени сыграть в ящик!

– Если я… сделаю так, как вы просите… – начал было Семен Аронович, стараясь не смотреть на каменное изваяние в джинсах и кожаной куртке, но крепкие руки снова тряхнули его, едва не оторвав от кресла.

– Я – прошу?! Запомни, ты, жидовская харя, я никогда и ни у кого ничего не прошу! Я приказываю, ты понял, падла?!

– Да, да, извините… – прошептал насмерть перепуганный доктор. – Конечно, приказываете. Но… если я сделаю то, что вы мне приказываете, вирус гепатита может распространиться на всю тюрьму. Возникнет эпидемия. Тогда никого уже никуда не повезут – просто объявят карантин и пришлют врачей из города. Все старания станут бесполезными.

– Херня! – отрезал посланец мафии. – Если первым заболеет Завьялов, если ты настоишь, чтобы его незамедлительно перевели в больницу, то даже в случае эпидемии его уже не вернут обратно до окончания твоего поганого карантина. Так ведь?

– Возможно, – вынужден был согласиться Семен Аронович. – Но как, скажите, я смогу попасть в камеру, если оба заключенных абсолютно здоровы?

– Сможешь, дружок, сможешь! Иначе я с тебя живьем шкуру спущу. Понял?!

Вместо ответа доктор опустил голову и тяжело вздохнул. Да и что он мог ответить?

Вот она и пришла, расплата за материальное благополучие последних лет. Теперь он вынужден оплачивать вексель, самолично выписанный фортуне в тот злополучный день, когда впервые предложил Борису упаковку из двенадцати ампул морфия и получил взамен несколько шуршащих зеленых бумажек. Выхода не было. Мысль рассказать о шантаже полковнику Карпову даже не приходила доктору в голову. Совершенно очевидно, что за махинации с наркотиками начальник тюрьмы не станет писать на него представление о награждении почетным орденом «За безупречную службу в рядах МВД».

– Я попробую сделать все, что вы… сказали, – едва шевеля губами, произнес поникший и сломленный Семен Аронович. – Я зайду в камеру к Завьялову якобы для того, чтобы осмотреть его после недавней простуды… Не знаю, удастся ли мне это сделать завтра же…

– Чтобы через неделю максимум Завьялов был болен. В противном случае я гарантирую вам обоим «красивую» жизнь! Все!

Парень поднялся, презрительно потрепал доктора по щеке, гораздо сильнее, чем хватило бы для оскорбления, потом встретился взглядом с похожим на красный помидор Борисом Михайловичем, еще раз зловеще усмехнулся, швырнул окурок сигареты прямо на дорогой ковер, лежащий на полу кабинета главврача, и вышел за дверь. На некоторое время в помещении повисла гнетущая тишина.

Первым зашевелился Борис Михайлович. Он тяжело вздохнул, удрученно покачал головой и оправдывающимся тоном сказал:

– Прости, если можешь, Сеня, но меня так сильно прижали, что просто не оставалось другого выхода. Этот подонок, что сейчас приходил, просто сопляк, шелудивый пес, который лает на того, на кого покажет хозяин. Как ты уже, наверно, сообразил, Завьяловым заинтересовались очень серьезные люди… Он им нужен на свободе! Живым! Слишком уж большими деньгами ворочал этот злодей. Много тайн знает. Для достижения своей цели они не то что через нас с тобой – через кого угодно перешагнут. Ты же читаешь прессу, знаешь, каких высоких людей «заказывают». Что уж про нас-то говорить! Ну что тебе стоит разбить эту самую несчастную ампулу с вирусом в камере?! И они отстанут от нас, вот увидишь!

– Не отстанут… – тихо и обреченно обронил доктор, поворачиваясь к Резникову. – Ты дурак, если так думаешь. Зачем им свидетели? Сам только что сказал, что они переступят через любого. Когда Завьялов окажется на свободе, наши с тобой жизни будут стоить не дороже трамвайного билета.

– Ну и что нам прикажешь делать? – осторожно, почти шепотом, спросил Борис Михайлович, задрожав всем телом. Краска отхлынула от его лица, он стал белым как мел, видимо, осознав наконец безвыходность ситуации.

– Если я не сделаю того, о чем они просят, нас обязательно пришьют. Но нас уберут и в том случае, если Завьялов окажется на свободе. Так что остается только один выход – этот проклятый зэк должен заболеть гепатитом, должен быть переведен в областную тюремную больницу, но не должен оказаться на свободе! Лучше всего, если бы его пристрелили при попытке сбежать из больницы.

– Ты сам-то понял, что только что сказал, Сеня? – покрутил указательным пальцем у виска Резников. – Это сделать во сто крат труднее, чем позволить ему оказаться на свободе! К тому же совершенно невозможно, если не посвящать в дело тюремное начальство! Утопия!

– Ты прав, Боря, – кивнул доктор, доставая из кармана пиджака свою завернутую в целлофан трубку и набивая ее табаком. – Ты прав, мой план утопичен, но только в том случае, если для его осуществления мне придется расколоться перед полковником Карповым. Но не забывай, что на свете существуют и другие люди…

Сначала доктор даже испугался той невероятной на первый взгляд мысли, что неожиданно пришла в его голову сразу после ухода шантажиста. Но за прошедшие с того мгновения секунды он окончательно понял, что иного выхода у него нет. И если существует в мире хоть один человек, который способен ему помочь, то это именно он! К тому же Семен Аронович не сомневался ни на йоту – все, сказанное им этому человеку, не пойдет дальше и не будет рассказано ни Карпову, ни кому-либо еще.