Голливудские мужья - Коллинз Джеки - Страница 17

Теперь его работа заключалась в том, чтобы следить за созданием ударных фильмов на собственной студии. Он должен быть уверен на сто процентов: каждый фильм, которому он дает зеленую улицу, будет разить наповал.

В следующем месяце на студию приедет сам Захария – проверить, как идут дела. Хотя, разумеется, его шпионы и так каждый день ему обо всем докладывают.

Как минимум двое таких занимают на студии ключевые должности – об этом Хауэрд знал точно.

Ну и пусть их, он не будет брать в голову. Вообще ни по какому поводу. Ведь это же надо, каких он достиг высот! Что там говорить, он просто гений!

Хауэрд Соломен родился, когда ему было шестнадцать лет. Мать развелась с отцом, махнула из Филадельфии в Колорадо и вскоре вышла замуж за Темпла Соломена. Он был счастлив сменить фамилию: Хауэрд Соломен – это куда проще и благозвучнее, чем Джесс Хауэрд Джуда Липски. Вот это поворот! Его родной отец был раввин, человек суровый и жестокий, считавший, что жена и сын существуют на этом свете только для того, чтобы выполнять его прихоти; соответственно, жить с таким деспотом радости было мало. Когда Хауэрд – или Джесс, как его звали тогда – перешел в отроческий возраст, он стал упрашивать мать уехать. «Я, во всяком случае, уезжаю, – сказал он ей. – Так что давай со мной, тебе же будет лучше».

Долго уговаривать ее не пришлось, и однажды темным вечером они сорвались в Нью-Йорк, а оттуда – в Колорадо, где их на первое время приютила школьная подруга матери. Они словно вырвались из тюрьмы, а когда через год мать вышла замуж за Темпла Соломена, это была как награда Господня за их мужество. Темпл был человек легкий, с хорошими манерами, старший партнер в швейной фирме. Не сказать, что он катался как сыр в масле, но был достаточно богат для того, чтобы купить Хауэрду подержанную машину и отправить его в колледж.

Хауэрд чувствовал себя, как русский эмигрант, который в конце концов увидел Америку и все, что она могла предложить. Он был полон жизни и свободен. И его мать – тоже. Годы детства – это был просто дурной сон.

В отрочестве Хауэрд был прыщеватым пухлячком – пока не познал противоположный пол. Как только это случилось, он быстро сбавил в весе, а прыщи просто исчезли в одночасье. Однажды Темпл усадил его рядом с собой и прочитал лекцию.

«Без этой штучки ни на кого не лезь, – сказал он приемному сыну, сунув ему под нос презерватив. – И помни, что девочке должно быть хорошо. – Тут он лихо подмигнул. – Только смотри, чтобы не залетела».

Советы Темпла Хауэрда слегка озадачили. Что значит «девочке должно быть хорошо?» Разве само его общество – это не повод для радости?

Когда он в следующий раз принимал даму на заднем сиденье своего ветхого и древнего «Бьюика», он спросил ее, как бы между прочим, откинувшись на спинку сиденья: «Эй… тебе хорошо?»

«Ты тяжелый, – проскулила она, – И спина жуть какая волосатая… Б-ррр! Меня мать убьет, если про нас узнает»..

Вот такой состоялся разговор. Он едва не стал импотентом. Упаси Господи!

Доставлять удовольствие женщине Хауэрда научила его первая жена, неистовая чернокожая активистка. «Сначала плавно, малыш, пла-аа-вно, а потом – врубай полные обороты!» – наставляла она его, обхватив его шею смоляными ножками так крепко, что он опасался за свою жизнь.

С третьей попытки он попал в точку и понял – разница есть. Одно дело, когда женщина просто участвует в акте секса без особой охоты, и совсем другое – когда она превращается в бешеную маньячку! Почему ему ничего про это не рассказал Темпл? Сколько времени он потратил даром!

Как-то Хауэрд прочитал книгу о знаменитом миллиардере, Хауэрде Хьюзе. Она ему так понравилась, что он перечел ее три раза. В одну из их первых встреч Темпл сказал ему, что он может унаследовать швейный бизнес, в котором Темпл был старшим партнером. «Когда окончишь школу, – сказал он пасынку, – я обучу тебя всему, что знаю. Ты мне как родной, и когда придет время, бизнес перейдет к тебе».

Хауэрд был благодарен, хотя и не был уверен, что хочет остаться в Колорадо и заниматься изготовлением женского платья. У него были планы помасштабнее. Вот бы стать таким, как Хауэрд Хьюз! Его тянуло в Голливуд. «Как там? – спросил он однажды своего друга Джека Питона, когда они вместе пыхтели на курсах бизнеса и управления. – Ты же из Лос-Анджелеса. Неужели Голливуд вправду гнездо похоти и секса?»

Джек пожал плечами. «Я живу в Вэлли. На той стороне горы бывал редко».

«Какой горы?»

«Вэлли отделена от Голливуда и Беверли-Хиллс несколькими большими каньонами. Нужно проехать через один из каньонов: Бенедикт, Колдуотер или Лорел».

«Ну? Проехал. А дальше?» – допытывался Хауэрд.

«Улицы. Пальмы. Туристы. Ничего особенного».

«Короче, я еду туда. На летние каникулы. Найду какую-нибудь работу, сниму жилье. Давай вместе?»

Джек тогда покачал головой. Но через год переменил решение, и после окончания учебы они поселились в квартире на две спальни в двух шагах от центральной улицы Голливуда. Естественно, никакой роскоши, но удобно и все рядом.

Предыдущее лето Хауэрд уже провел в Лос-Анджелесе, и теперь вернулся ветераном. Он знал, где продают самые дешевые гамбургеры, где быстрее всего делают химчистку, где самая дешевая – стоимость чашки кофе, – но приличная тусовка, где пасутся самые клевые девочки. Он уже попробовал вкус супружества (и выплюнул этот плод), поработал в отделе писем студии и подхватил первый в своей жизни триппер (к сожалению, не последний). Темпл Соломен был разочарован, но к желанию попытать счастья в Голливуде отнесся с пониманием. «Чем ты там хочешь заниматься?» – спросил он.

«Буду агентом», – выпалил Хауэрд. И семя было посеяно. Агентом? А почему бы нет? Уболтать он может кого угодно. Да он любого агента за пояс заткнет.

И чуть сменив ориентир, вместо того, чтобы вернуться к прежней работе на студии – кстати, эта студия называлась «Орфей», – он устроился опять-таки в отдел писем, но уже в управленческую компанию «Спешиэл мэнэджмент инкорпорейтед». Там вершилась местная история.

Через семнадцать лет ему удалось вскарабкаться на самый верх.

– Хауэрд!

Его звала Поппи. Убрав свои кокаиновые принадлежности, он отпер дверь.

– Хауэрд, – выдохнула она голоском маленькой девочки, какой культивировала с недавних пор. – Ну, как я?

Она крутнулась перед ним.

Поппи была бойкой толстушкой, рост – пять футов и два дюйма. Очень длинные светлые кудряшки, голубые глаза слегка навыкате и не сходящая с лица довольная улыбка, которая прекрасно сочеталась с ее вздернутым носиком. К ее достоинствам относилась и новая грудь, которая появилась у нее благодаря «светилу пластической хирургии и целителю звезд» – такова была ее почтительная рекомендация. Поппи выглядела нарядно: бирюзового цвета многослойное платье с оборками и оголенными плечами, украшенное подлинными бриллиантами. Впечатляюще выступал новый бюст.

– Ну, как тебе платьице, нра-аа-вится? – проверещала она.

Ему хотелось сказать: сними! Ты в нем напоминаешь многоярусный рождественский торт. Постригись, хотел сказать он, скинь фунтов пятнадцать веса и надень простое черное платье. И вообще, где твоя прежняя грудь? Мне она нравилась больше.

– Динамит! – воскликнул Он, а в голове мелькнуло: интересно, будет ли на приеме Уитни?

Она улыбнулась улыбкой счастливого ребенка.

– Я знала, что тебе понравится.

Когда она работала его секретаршей, она ходила в аккуратных, сшитых на заказ костюмах. Волосы всегда подхвачены, украшения – по минимуму. А сейчас – это ходячая реклама продукции Картье.

Она подняла унизанную браслетами кисть.

– Нра-аа-вится?

Он оглядел бриллиантовые россыпи.

– Очень мило.

– «Очень мило»! – пискнула она, бросаясь ему на шею. – Ты самый щедрый человек в мире!