Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет - Страница 88

Кэтрин оторвалась от корзины и прошлась по комнате, отбрасывая с каждым шагом подол синего платья.

– Я пришла по всем этим причинам, – сказала она наконец и остановилась рядом с ним. – Но главная цель была найти тебя и попытаться как-нибудь исправить зло.

Оливер отвернул голову.

– Мне не нужны твоя жалость или забота, чтобы успокоить чувствительную совесть. Господи Иисусе, я тоже не хочу страдать.

– Я ухаживаю за тобой не из сострадания, глупец! – Глаза Кэтрин вспыхнули. – И вовсе не из-за ощущения вины, хотя, видит Бог, она тяжко гнетет меня. Когда Годард внес тебя на прошлой неделе в зал, ты был на пороге смерти. – Она опустилась на колени рядом с ложем, прикоснулась к забинтованным ребрам и руке, затем взяла здоровую правую руку в свою. – Если бы у меня было хоть немного сострадания, я приглушила бы твою боль и дала тебе уйти. Но я не сделала этого. Я научилась от Луи думать только о себе. Я хотела, чтобы ты жил, потому что хотела жить сама. – Она крепче стиснула его руку, и в ее голосе зазвучала страсть. – Мне хотелось отдать сердце человеку, который не капризничает, как ребенок, и не бегает за другими женщинами, когда диктует похоть. Мне нужен был человек, который держит слово, чего бы это ни стоило. Мне нужен был человек, который будет любить меня от первой искры и до последних угольков. Мне нужен был отец для Розамунды, который научит ее разбираться в людях.

Оливер сглотнул ком в горле.

– Тебе было нужно не так уж много, – нетвердо проговорил он, думая, что с таким красноречием и силой убеждения ей следовало бы командовать войсками.

– Только то, что можешь дать ты, если все это еще сохранилось в твоей душе.

Он опять сглотнул и сплел свои пальцы с ее.

– Помятое и растерзанное, как и я сам, но все остатки принадлежат тебе… и Розамунде.

Поцелуй получился скомканным, но его значение было гораздо выше, чем фактическое исполнение. Он привлек ее к себе здоровой рукой, тогда как она изо всех сил старалась удержать свой вес, чтобы не задеть левую сторону.

– Кэтрин, Кэтрин, – прошептал Оливер, когда их губы встретились и расстались, а затем рассмеялся. – Если это очередной горячечный бред, я предпочел бы не приходить в себя.

– Нет, это наяву, клянусь тебе. – Она прижалась лицом к его рубашке.

– Мне казалось, клялся обычно я. Они снова поцеловались.

– Теперь моя очередь – Кэтрин освободилась от его руки и направилась к своей сумке. – Помнишь это?

Из самых глубин она извлекла любовный узел, сплетенный Этель перед ее последней болезнью. Глаза Оливера расширились.

– Помню, – сказал он, – но по всем правилам он не должен был существовать, потому что я кинул его в огонь.

– Годард вытащил его. Он решил, что ты в будущем можешь пожалеть о своем поступке.

Оливер взял узел, рассмотрел сложный узор, побуревший и почерневший с одной стороны от огня.

– Я обязан Годарду больше, чем смогу отплатить, – пробормотал он.

– Мы оба обязаны ему – Кэтрин дотронулась до любовного узла, затем сжала пальцы, обхватив ими и узел, и его руку. – И Этель.

Произнеся это имя, она обвела глазами комнатку, и ее губы сложились в легкую улыбку.

Оливер почти физически чувствовал, как от амулета и от пальцев Кэтрин в его тело вливаются силы. Пусть жизнь была далека от идеальной, но жить уже явно стоило.

ГЛАВА 27

– Waes Hael![5] – грянул крик в забитой гостями таверне, и кулаки забарабанили по столам, когда собравшиеся подняли тост в честь улыбающейся невесты и ее чопорного жениха. Ставни тряслись от порывов мартовского ветра, но никто не обращал на это внимания, меньше всего Годард и Эдит, которые праздновали свою свадьбу. Эдит украсила свое алое платье серебряной брошью с гранатами – подарок Оливера, а на столе стоял его дар жениху – каменная фигурка в форме медведя, но с посохом и лицом Годарда.

Эдит превзошла саму себя с последней партией эля, и гости с большим подъемом воздавали хвалу ее умению.

– Понимаю, почему ты решил уйти от меня, – заметил Оливер, осушив чашу. – Сомневаюсь, что с этим сравнится даже самое лучшее французское вино.

– Тогда, милорд, почему бы вам тоже не остаться? – откликнулся Годард. Он сильно раскраснелся, его глаза блестели. Частично это объяснялось воздействием эля его молодой жены, но в основном было вызвано восхищением самой новобрачной.

Оливер улыбнулся.

– Молодой принц наверняка найдет, что сказать по этому поводу, – ответил он. – Кроме того, мой путь в мире еще не пройден.

Почти бессознательно он согнул левую руку, проверяя поврежденные мышцы. С момента его ранения прошло три месяца. Через неделю они с Кэтрин должны были отплыть через Пролив в составе свиты принца Генриха и остаться при его дворе.

Если не считать уплотнений в местах переломов, ребра Оливера неплохо срослись и почти не причиняли ему боли. Левое плечо было еще слабовато, но им уже можно было двигать. Хуже всего оказалась рана в локоть. Меч де Могуна разрезал мышцы, сухожилия и повредил кость. С такими повреждениями ничего не могли сделать даже лучшие лекари страны. Рука не потеряла чувствительности и немного двигалась, но поднять ею он мог только самый легкий и маленький щит, с помощью которого обучали самых молодых оруженосцев, да и то лишь на несколько минут. Кэтрин уверяла, что через несколько недель будет лучше, но оба они знали, что он никогда уже не сможет пользоваться левой рукой, как раньше. Каков бы ни был его путь в мире, он больше не мог идти дорогой солдата.

– Вы останетесь с принцем Генрихом и обеспечите себе будущее, – сказал Годард, понимающе кивнув. – Вот попомните мои слова: вы еще станете самим королевским шерифом.

Оливер рассмеялся и покачал головой. Он знал, что возможно, а что нет.

Прижатая за столом к Оливеру Кэтрин следила за веселыми искорками в его глазах и радовалась его хорошему настроению. Она пережила много трудных дней, когда он страшно раздражался и впадал в ярость из-за увечья, которое не мог преодолеть. Молодая женщина видела, как он старается выполнить и отступает перед простейшими задачами, например, застегнуть пряжку ремня, но молчала и не лезла вперед. Время вылечит, а практика компенсирует. Прошло всего три месяца; он спрашивал с себя слишком много и не прислушивался к голосу рассудка.

Она не считала, что Годард так уж ошибается, говоря о королевском шерифе. Если Оливер действительно захочет, у него будут все возможности продвинуться при дворе принца Генриха.

Оливер заметил ее задумчивый взгляд и поднял брови:

– Мысленно варишь зелье?

Кэтрин потеснее прижалась к нему.

– Несколько.

Она осмелилась кинуть из-под ресниц провокационный взгляд.

– Например? – Его губы сложились в улыбку. Кэтрин покусала указательный палец и сделала вид, что думает.

– Ну, о некоторых говорить нельзя, – сказала она. – Но я хотела бы заметить, что не стоит недооценивать своих возможностей. Принц Генрих ставит тебя очень высоко.

– «Любимый сакс», – криво усмехнулся Оливер.

– Наверное, ты недаром заслужил этот титул и сумел сохранить его, – серьезно проговорила Кэтрин. – Принц терзал меня каждый день, пытаясь узнать, поправляешься ли ты. Через Пролив тебя гонит не просто ребячий каприз; ты действительно ему нужен.

– Каждому принцу нужен собственный шут, – сказал Оливер.

Кэтрин раздраженно прищелкнула языком.

– У тебя повреждена рука, а не рассудок; по крайней мере, я на это рассчитываю, – резко бросила она. – С какой стати, по-твоему, граф Роберт поддержал и одобрил твой переход на службу Генриху? Если ты ответишь «из чувства вины» или «чтобы избавиться от меня», я тебя стукну.

Оливер почесал голову.

– Я считался в свите принца Генриха еще до ранения. Граф чтит обещание и долг. Нет! – ухмыльнулся он, когда ее губы сжались и она грозно схватила со стола ложку. – Послушай меня. Ему очень удобно иметь своего рыцаря в свите Генриха среди прочих анжуйских лордов.