Формула любви - Горин Григорий Израилевич - Страница 8

– Магистр! Извините, что отвлекаю от визуальных наблюдений...

– Что тебе? – сердито обернулся Калиостро.

– Лоренца приехала! – шепотом сообщил Маргадон...

Лоренца сидела в открытой бричке. Бричка стояла метрах в пятистах от усадьбы, прямо посреди поля. Светила луна.

Лоренца с улыбкой наблюдала, как через поле к ней быстро приближаются три мужских фигуры. Кто-то из бегущих споткнулся и упал на траву. Лоренца громко засмеялась.

– Тсс! – по-кошачьи зашипел первый из подбежавших. Это был Маргадон. – Я тебе сказал: ни звука!

Тут же из темноты возникло лицо Калиостро. Сзади, прихрамывая, появился Жакоб.

– Здорово, ребяты – весело крикнула Лоренца.

– Тсс! – снова зашипел Маргадон. – Ты ж обещала... Тихо!

– Зачем вы приехали, Лоренца? – строго спросил Калиостро. – Вас могли увидеть... Вы получили мою записку?!

– Получила... Ну и что? Какого черта?! – Лоренца попыталась глотнуть из горлышка, но Калиостро решительно вырвал из ее рук бутылку, зашвырнул в темноту.

– Какого черта? – снова хмельно закричала Лоренца. – Бросаете меня в Петербурге... Я одна мчусь через всю страну... Жру дорожную пыль и вытряхиваю кишки на ухабах. А когда приезжаю, то мне, оказывается, даже нельзя появляться никому на глаза?! Что за... елки-моталки?!

Калиостро улыбнулся:

– Я смотрю, вы хорошо освоили русский язык, Лоренца. Даже чересчур... Но все равно это не дает вам права орать! Вас действительно никто не должен видеть до... – он засмеялся, – ...до той сложной мистерии, которую я намерен здесь учинить.

– Опять «материализация»? – скривилась Лоренца. – Опять краситься, мазаться белилами? Тьфу! Надоело!

Калиостро с гневом обернулся к Маргадону:

– Это вы уже разболтали?

– Что вы, магистр? – испугался тот. – Я был нем как рыба...

– Лжете! И быть вам за это рыбой... Мерзкой скользкой рыбой на самом дне моря, в вечной темноте!

– Он не виноват, – засмеялась Лоренца. – Я научилась считывать мысли. Мы все понемногу овладеваем вашим искусством, Джузеппе... Однако еще одна мысль терзает мозг нашего Маргадоши: а на кой черт нам это надо?! Когда материализуешься в столице для какого-нибудь князя или маркиза, это можно понять... Но здесь, в провинции? Ни денег, ни славы!.. Неужели только для того, чтобы позабавить вашу русскую мадемуазель?

– Ты так думал?! – свирепо спросил Калиостро и схватил Маргадона за ворот. – Ты?!

– О нет! Магистр!.. Быть мне рыбой!.. – захрипел тот, но вдруг, вырвавшись и отбежав в сторону, крикнул: – Да! Чем бы это мне ни грозило: да! Это моя мысль!

– Так! – вздохнул Калиостро и обернулся к Жакобу. – И ваша тоже, Жакоб?

– Сэр, – невозмутимо ответил тот, – вы знаете: мои мысли всегда далеко-далеко... в будущем. Но, сказать откровенно, если в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? – я не буду знать, что ответить...

– Так! – снова повторил Калиостро, и в его голосе послышались металлические ноты. – Значит – бунт?! Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на некрепкие умы, но я не полагал, что это касается близких мне людей... Ничтожества! Вы требуете отчета от меня, дарующего богатство и вечную жизнь? Жалкие комедианты! Я бы мог вас испепелить, превратить в прах! Тайным заклинанием я бы мог обратить вас в насекомых и поместить в прозрачную склянку, дабы видеть, как вы там прыгаете и бьетесь о стенки... Но я не стану тратить на вас магическую энергию! Вы сего недостойны! Я поступлю с вами проще: сдам в участок. Вас станут судить за кражу серебряных ложек и неоплаченные счета в трактире! А потом публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег!

– Весь? – ужаснулся Маргадон.

– Весь! – ответил Калиостро. – Он повернулся к слугам спиной, давая понять, что разговор окончен.

Маргадон и Жакоб переглянулись и растворились в темноте.

Калиостро сел рядом с Лоренцей в бричку, тронул вожжи. Лошадка медленно пошла по дороге, освещенной белым светом луны. Лоренца глянула на магистра, ее взгляд потеплел, она склонила ему голову на плечо...

– Ты опять колдуешь любовь, Джузеппе? – тихо спросила Лоренца.

Калиостро молча кивнул.

– Ну и как?

– Поначалу все шло по плану. Мы виделись, она согласилась поехать со мной. А теперь...

– Что теперь? Неужели соперник?

– Соперник? – Калиостро засмеялся. – Желторотый птенец! Слюнявый мечтатель...

– Ого! Ты уже ревнуешь? Бедный Джузеппе, – засмеялась Лоренца.

Калиостро резко остановил бричку.

– Не смей меня жалеть! В этот раз все получится! Я уверен! Не может быть, чтоб человек, открывший философский камень, постигший тайну перехода энергий, не смог бы понять столь нехитрую механику. Сие несправедливо! Тогда нарушаются все законы материи!

– Не кричи, я рядом, – улыбнулась Лоренца.

– Я не для тебя кричу! – вновь крикнул Калиостро и поднял лицо к звездному небо. – И Тот, Кому я кричу сейчас, слышит меня! Несправедливо! Зачем было открывать тайны сложного, если неразрешимы загадки простого?!

– Бедный Джузеппе! – Лоренца погладила его по волосам. – Ты устал... Ты слишком долго живешь.

– Помоги мне, Лоренца! – страстно заговорил Калиостро. – Я на пороге величайшего открытия. Все лучшие умы мира вычерчивали формулу любви, и никому она не давалась. И только мне, кажется, суждено ее постичь... – Он достал бумагу, испещренную какими-то знаками и цифрами. – Смотри! Здесь все учтено... Знакомство... Тайное влечение... Ревность... Отчаяние... Все это подлежит моделированию. И если в конце вспыхнет огонь чувств, то значит, не Бог его зажег, а человек. И стало быть, мы равны...

– Вот ты с кем соревнуешься, – покачала головой Лоренца.

– Да! – торжественно произнес Калиостро. – Другие соперники мне неинтересны...

Лоренца взяла бумагу, с любопытством оглядела ее:

– А где же тут я?

– Ты X! Ты воздействуешь на соперника своими чарами, и тогда он отпадет... из числителя в знаменатель...

– Хорошо! Сделаю все что захочешь, – засмеялась Лоренца. – Воздействую, убью, лишь бы ты не страдал, Джузеппе. Однако хватит сверять расчеты... смотри, как здесь красиво! Луна, поле... Словно у нас в Сицилии, помнишь?...

– Да, – кивнул Калиостро. – Только не хватает моря...

– Верно, – согласилась Лоренца. – Море бы не помешало...

Они тихо заговорили по-итальянски, уже не ссорясь и не крича друг на друга, а покойно и мирно, как говорят родные люди на родном языке.

И тогда полилась музыка, и шум травы стал похож на шум морской волны.

А где-то в другом конце поля появилась телега. На телеге стояла многострадальная статуя, которую приказано было водрузить на место.

За телегой шли Степан и Фимка. Степан что-то негромко напевал, и эта русская песня сливалась с печальной итальянской мелодией...

Не мог уснуть в эту ночь и Алексей Федяшев. Сидя у раскрытого окна, при свече, он читал стихи.

В дверь тихо постучали. Вошла Федосья Ивановна в халате и ночном колпаке.

– Не спится, Алеша?

– Нет, тетушка... Готовлюсь. Вот послушайте, как великий пиит обращается к предмету сердца своего... – Алексей нараспев прочитал несколько строф. – Великолепно, не правда ли? Мне так самому никогда не изъясниться!

– Не нравится мне все это, Алеша, – вздохнула Федосья Ивановна.

– Как? Великий Петрарка и не нравится?!

– Бог с ним, с Петраркой, – отмахнулась Федосья Ивановна. – У него своя тетушка была, это ее заботы. А ты у меня один племянник, и я тебе так скажу: ежели ты человек, то и люби человека, а не мечту какую-то бесплотную, прости Господи! Да и что за особу тебе сей чародей сотворит?! Это ведь не вилку сглотнуть, Алеша!

– Ах, тетушка, не травите душу! – Федяшев вскочил и начал нервно расхаживать по комнате. – Я и сам теперь в опасении! Слышали, что граф сказал: энергетические связи нарушены... Только по мыслям моим сможет он идеал воссоздать. А мысли мои сейчас сплошной туман.