Замурованный труп - Горес Джо - Страница 25

— Я подожду.

— Если бы я имела какое-то понятие о деле, которое привело вас сюда, сэр...

— Я подожду, — повторил Кёрни. Секретарша говорила с ним таким надменным тоном, что он подумал: «Уж не следовало ли мне поклониться, входя в кабинет?»

Секретарша была худощавая, смуглая, строгая девица в темно-коричневой блузе и бежевой с глубоким разрезом юбке, которая почти не скрывала ее стройных ног. За стеклами пенсне можно было уловить некоторое замешательство и раздражение.

— Как вам угодно, сэр.

Прошло добрых двадцать минут, прежде чем она появилась в проходе за пустым письменным столом, с визитной карточкой Кёрни в руке.

— Сюда, пожалуйста, сэр. — В ее голосе слышалась нескрываемая антипатия.

Она ввела его в строго функциональный, с работающим кондиционером кабинет, где сидел мужчина лет тридцати — тридцати пяти, без пиджака, занятый чтением справки. Он явно был одним из тех адвокатов «нового поколения», которых так усиленно популяризирует телевидение. С взлохмаченными волосами, козлиной бородкой, в кричащей полосатой рубашке и широком галстуке, похожем на кусок пиццы, он выглядел этаким идеалистом и, невзирая на свой занятой, глубоко сосредоточенный вид, явно был человеком недалеким и излишне говорливым.

Он поднял глаза с напускным раздражением:

— В чем дело, Мадлен? Я же сказал вам, что очень занят.

— Это мистер Кёрни. Он настаивает...

— Да, Дэн Кёрни, — приветливо представился Кёрни. — Мистер Хоукли?

— Я Норберт Фрэнк, помощник мистера Хоукли. Проверяю документы.

— Угу, — буркнул Кёрни.

В таком тоне с ним никогда не разговаривали. В таком тоне, вероятно, не обращались даже к Мадлен.

— Старайся, чтобы у тебя не отвисала челюсть, когда ты повязываешь эту красивенькую тряпку на шею, сынок! — Он повернулся к Мадлен и сказал зычным повелительным голосом: — Сдался мне этот ваш Хоукли!

— Подумаешь, какая персона, частный детектив, — осклабился Фрэнк. — Да всем вам цена — десять центов за дюжину...

Кёрни резко повернулся к нему. Под ледяным взглядом серых глаз адвокат сразу же осекся; вновь уставился в справку, перебирая руками пестрый кусок пиццы. Победа явно осталась не за ним. Девушка торопливо направилась прочь, даже не заметив, что Кёрни последовал за ней, и когда она открыла другую дверь в холле, он проронил:

— Спасибо, дорогая. — И проскользнул мимо нее в комнату.

Она вскрикнула от неожиданности.

Перед Кёрни сидел очень высокий, сутулый человек в трехсотдояларовом серо-голубом костюме в тонкую полоску: он как раз скусывал кончик сигары. Его старое бюро из красного дерева было изготовлено еще в начале столетия. Такого же примерно возраста, казалось, был и он сам. Из-за старомодных очков, сквозь первые струйки ароматного дыма, на Кёрни глянули ясные голубые глаза, куда более молодые, чем само лицо. Эти глаза не выражали никакого удивления.

— Мистер Кёрни? Рад вас видеть.

Рука у него была грубая и жилистая, как будто в свое время он перетаскал не одну вязанку дров.

Кёрни сел перед бюро.

— Вам, должно быть, нелегко отбиваться от клиентов, желающих получить залог.

Голубые глаза на миг блеснули. Кёрни почувствовал, как работает скрытый за ними мозг. Лишь почувствовал. Худощавое морщинистое лицо Хоукли, по всей видимости, не выражало никаких чувств с 1927 года, когда, судя по застекленному диплому на стене, он выдержал экзамен на адвоката.

— У нашего юного друга Норберта слишком длинный язык, не правда ли?

С этим «не правда ли» он, видимо, имел обыкновение обращаться к присяжным, похоже было, что этот уточняющий вопрос глубоко въелся в его речь.

— И отвратительно вульгарные манеры. Если он ваш сын, приобщающийся к адвокатской профессии, купите ему лучше обувной магазин.

Старик хихикнул, выдвинул один из нижних ящиков и махнул все еще стоящей в дверях секретарше:

— Закройте дверь с другой стороны, Мадди.

Она одарила Кёрни полным ненависти взглядом и попыталась хлопнуть дверью, но пневматический закрыватель помешал ей осуществить свое намерение.

— Проклятье! — злобно выругалась она.

Хоукли достал из ящика бутылку «Дикой индейки» и пару небольших бокалов. Кёрни сказал:

— Я заплатил бы ей на двести долларов больше, чем она получает здесь.

— Вряд ли она соблазнилась бы. Даже с еще большей прибавкой. Она у нас любит светскую жизнь. — И с гордостью в голосе добавил: — Мадди моя внучка.

— Поздравляю.

— Норберт — сын моей сестры. Ужасно невоспитанный, не правда ли? Хочет быть одним из этих новомодных адвокатов, защитников бедняков; боюсь, ему придется туговато... За ваше здоровье.

«Дикая индейка» пошла просто замечательно; такого сорта виски не нуждается ни в добавке, ни в закуске, ни даже в словесном одобрении. Хоукли вздохнул и закрыл бутылку.

— Чарлз М. Гриффин? Что вы хотели бы о нем знать?

Кёрни на мгновение задумался. Куган, инспектор по залоговым обязательствам, предупредил Хоукли, что к нему приедет частный детектив. Почему же он так упорно уклонялся от встречи? Неужели это имеет какое-нибудь отношение к Гриффину? Сомнительно.

— Я хотел бы знать его теперешний адрес.

— Ничем не могу вам помочь, — быстро ответил Хоукли.

— Мы предполагаем, что в среду он совершил нападение на одного из наших людей, — сказал Кёрни. — Полиция квалифицировала это покушение на убийство как дорожное происшествие, и мы не пытались их разубедить. Пока не пытались.

Хоукли задумчиво наблюдал за ним.

— Что вы хотите сказать?

— Я лично занимаюсь этим делом; во всяком случае, когда требуется мое вмешательство.

— И большая у вас контора? — вдруг спросил Хоукли.

— Достаточно большая. Пятнадцать агентов в Сан-Франциско и Окленде, чья деятельность простирается на город, полуостров, Ист-Бей и Марин. Девять филиалов от Эврики до Лонг-Бич. Три отделения со своими лицензиями в корпорациях, я уже не говорю о себе.

Последнюю фразу он добавил не случайно: три дополнительные лицензии означали, что, если, какому-нибудь влиятельному человеку в Сакраменто удалось аннулировать лицензию самого Кёрни, это не могло бы помешать деятельности ДКК.

Хоукли прочистил горло; он понял скрытый смысл сказанного собеседником.

— Вы интересуетесь исключительно Чаком Гриффином?

— У меня нет никаких тайных намерений, — уверил его Кёрни.

— Ах, черт, — с сожалением воскликнул старик. — Я все же не могу вам помочь, хотя боюсь, что вы мне не поверите. В 1927 году отец Чака Гриффина был одним из моих первых клиентов. Ему не хватало деловой хватки, в конце концов он разорился и в 1953 году погиб в автомобильной аварии. Я был очень расстроен, когда Чак надул Кугана с залогом, и это после того, как я за него поручился. — Хоукли сухо рассмеялся. — В ловкости ему не откажешь. — Он нажал на кнопку звонка. — Мадди, принесите, пожалуйста, адрес Гриффина. Это где-то на Маунт-Дьябло-стрит.

Кёрни почувствовал легкое возбуждение; в файлах ДКК не было никаких упоминаний об этом адресе.

— Дом номер 1377, мистер Хоукли, — с ворчливыми нотками в голосе сообщила Мадлен. — Но письмо, направленное по этому адресу, тринадцатого марта этого года вернулось с пометкой: «Адресат не проживает».

— Это все, что у меня есть, мистер Кёрни. Наше письмо Чаку, посланное с Калифорния-стрит, вернулось сюда. С февраля от Чака не было никаких писем. Я посылал Нор-берта на Маунт-Дьябло-стрит, но там никто даже не слышал о Чаке. Конечно, Норберт...

— Ладно. — Кёрни встал. Чертовски любопытный старый хрыч, но у него нет ни времени, ни желания разрешать эту загадку.

— Приятно иметь с вами дело, сэр.

— И с вами. — Хоукли также встал. В нем было шесть футов три дюйма роста, но весил он, вероятно, не больше, чем сам Кёрни с его ста семьюдесятью фунтами. — Надеюсь, вы оценили мою «Дикую индейку»?

— Я профессионал, Хоукли. И интересуюсь только тем, за что мне платят.

— Хорошо бы в этом грешном мире было побольше таких, как мы, — с ханжеским видом вздохнул старый адвокат.