Смерть Ахиллеса - Акунин Борис - Страница 41

Хасан повернулся лицом к стене и сразу уснул, а мальчик осторожно снял с его шеи шелковый зеленый мешочек. Там лежал толченый корень ядовитого ирганчайского гриба. Дядя говорил, что если тебя поймала пограничная стража и посадила в каменный мешок, откуда не видно гор и неба, нужно посыпать порошком на язык, накопить побольше слюны и проглотить. Не успеешь пять раз произнести имя Аллаха – и в темнице останется только твое никчемное тело.

Ахимас взял шаровары, платье и платок дочки хозяина. Еще взял из погреба кувшин с вином и высыпал туда содержимое мешочка.

В духане сидели мужчины, разговаривали, пили вино и играли в нарды, но Магомы с товарищами там не было. Ахимас стал ждать. Скоро он увидел, как сын духанщика несет сыр и лепешки в соседнюю комнату, и понял, что Магома там.

Когда сын духанщика ушел, Ахимас вошел туда и, не поднимая глаз, молча поставил свой кувшин на стол.

«Хорошее вино, девочка?» – спросил одноглазый и чернобородый, которого он так хорошо запомнил.

Ахимас кивнул, отошел в угол и сел на корточки. Он не знал, как быть с Джафаром из Назрана. Джафар был совсем молодой, лет семнадцать. Не сказать ли ему, что его конь волнуется и грызет коновязь – пусть сходит, проведает? Но Ахимас вспомнил про казачонка и понял, что делать этого нельзя. Джафар ему ничего не должен, но все равно умрет, потому что такая у него судьба.

И Джафар умер первым. Он выпил из кувшина вместе со всеми и почти сразу ткнулся лицом в стол. Второй абрек засмеялся, но смех перешел в сип. Третий сказал: «Воздуха нет», схватился за грудь и упал. «Что это со мной такое, Магома?» – спросил четвертый заплетающимся языком, сполз со скамьи, свернулся калачи-, ком и застыл. Сам Магома сидел молча, и лицо его было таким же багровым, как разлившееся по столу вино.

Одноглазый посмотрел на своих умирающих товарищей, потом уставился на терпеливо ждавшего Ахимаса. «Ты чья, девочка? – спросил Магома, с трудом выговаривая слова. – Почему у тебя такие белые глаза?» «Я не девочка, – ответил Ахимас. – Я Ахимас, сын Фатимы. А ты мертвец». Магома ощерил желтые зубы, словно очень обрадовался этим словам, медленно потянул из ножен шашку с золоченой рукоятью, но так и не вытянул, а захрипел и повалился на земляной пол. Ахимас встал, вынул из-под девчоночьего платья кинжал и, глядя Магоме в единственный немигающий глаз, полоснул по горлу – быстрым и скользящим движением, как учил дядя. Потом опустил пальцы в горячую, бьющую толчками кровь.

Евгения

В двадцать лет Ахимас Вельде был вежливым, немногословным молодым человеком, выглядевшим старше своего возраста. Для публики, приезжающей полечиться на знаменитые источники Соленоводска, да и для местного общества он был просто воспитанный юноша из богатой купеческой семьи, студент Харьковского университета, пребывающий в долгом отпуску для поправления здоровья. Но среди знающих людей, которые мало с кем делились своим знанием, Ахимас Вельде слыл человеком солидным и серьезным, который всегда делает то, за что берется. Знающие люди за глаза называли его Аксахир, что означает Белый Колдун. Ахимас принимал прозвище как должное: колдун так колдун. Хотя колдовство тут было не при чем, все решали расчет, хладнокровие и психология.

Билет студента Харьковского императорского университета дядя купил за триста пятьдесят рублей ассигнациями – недорого. Аттестат гимназии, с гербовой печатью и настоящими подписями, обошелся дороже.

После Чанаха Хасан определил племянника на учение в тихий город Соленоводск, заплатил за год вперед и уехал в горы. Ахимас жил в пансионе с другими мальчиками, чьи отцы служили в дальних гарнизонах или водили караваны с запада на восток, от Черного моря до Каспия, и с севера на юг, от Ростова до Эрзерума. Со сверстниками Ахимас не сошелся – у него не было с ними ничего общего. Он знал то, чего они не знали и вряд ли когда-либо могли узнать. Из-за этого в первый же год, когда Ахимас учился в подготовительном классе гимназии, возникла трудность. Крепкий, плечистый мальчик по фамилии Кикин, державший в страхе и подчинении весь пансион, невзлюбил «чухонца», а вслед за ним в травлю включились и остальные. Ахимас пробовал терпеть, потому что в одиночку со всеми ему было не справиться, но становилось только хуже. Однажды вечером в спальне он обнаружил, что вся его наволочка вымазана коровьим навозом, и понял: нужно что-то делать.

Ахимас взвесил все возможные варианты.

Можно дождаться возвращения дяди и попросить его о помощи. Но когда Хасан вернется – неизвестно. Главное же, очень не хотелось, чтобы в глазах дяди угас уважительный интерес, появившийся после Чанаха.

Можно попытаться избить Кикина, но это вряд ли получится – тот старше, сильнее и не станет драться один на один.

Можно пожаловаться попечителю. Но у Кикина отец полковник, а Ахимас непонятно кто, племянник дикого горца, расплатившегося за пансион и гимназию турецкими золотыми монетами из кожаного кисета.

Самым простым и правильным было такое решение: чтобы Кикина не стало. Ахимас пораскинул мозгами и придумал, как это сделать чисто и аккуратно.

Кикин отвешивал «чухне» пинки, сыпал за шиворот железные кнопки и плевал из трубочки жеваной бумагой, Ахимас же дожидался мая. В мае началось лето, и воспитанники стали бегать на Кумку купаться. Еще с начала апреля, когда вода была обжигающе холодной, Ахимас начал учиться нырять. К маю он уже мог плавать под водой с открытыми глазами, изучил речное дно и без труда задерживал дыхание на целую минуту. Все было готово.

Получилось очень просто, как и задумывалось. Все пришли на реку. Ахимас нырнул, снизу дернул Кикина за ногу и утянул под воду. В руке Ахимас держал веревку, другой конец которой был накрепко привязан к куску топляка. Когда-то Хасан научил племянника кабардинскому узлу – затягивается в секунду, а кто не знает секрета, нипочем не развяжет.

Одним движением Ахимас затянул узел на лодыжке врага, всплыл на поверхность и вылез на берег. Досчитал до пятисот, снова нырнул. Кикин лежал на дне. Его рот был открыт, глаза тоже. Ахимас прислушался к себе и не ощутил ничего кроме спокойного удовлетворения от хорошо сделанной работы. Развязал веревку, вынырнул. Мальчишки кричали и плескали друг в друга водой. Кикина хватились нескоро.

После того, как эта трудность разрешилась, жить в пансионе стало гораздо лучше. Без заводилы Кикина травить «чухну» стало некому. Ахимас переходил из класса в класс. Учился не хорошо и не плохо. Чувствовал, что из всех этих наук ему в жизни мало что пригодится. Хасан приезжал редко, но всякий раз увозил племянника на одну-две недели в горы – поохотиться и поночевать под звездным небом.

Когда Ахимас заканчивал шестой класс, возникла новая трудность. За городом, на третьей версте Ставропольского тракта, был веселый дом, куда по вечерам ездили отдыхающие на водах мужчины. С некоторых пор на третью версту повадился и Ахимас, который к шестнадцати вытянулся, раздался в плечах и вполне мог сойти за двадцатилетнего. Это было настоящее, не то что заучивать по-древнегречески куски из «Илиады».

Однажды Ахимасу не повезло. Внизу, в общем зале, где раскрашенные девки пили лимонад и ждали, пока их поведут наверх, он встретил инспектора гимназии, коллежского, советника Тенетова – в сюртуке и с фальшивой бородой. Тенетов понял по взгляду, что узнан, ничего Ахимасу не сказал, но с того дня проникся к белобрысому шестикласснику лютой ненавистью. Скоро стало ясно, к чему ведет инспектор – непременно срежет на летних экзаменах.

Оставаться на второй год было стыдно и скучно. Ахимас задумался, как быть.

Будь это не Тенетов, а кто-то другой из преподавателей, Хасан дал бы взятку. Но Тенетов мзды не брал и очень этим гордился. Мзда ему была не нужна – два года назад коллежский советник женился на купеческой вдове, взял в приданое сто сорок тысяч и лучший дом во всем городе.