Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна - Страница 22

Тиатр. Вот оно — ключевое слово.

И пох, какой тиатр. Юного Зрителя, или экспериментальный тиатр „Три мандавошки“, что в подвале на улице Лескова… Культура, ебёныть!

И пишу я ему в ответ: „Станислав, я, конечно, сильно занята, но для Вас и тиатра время найду непременна! Звоните скорее, любезный!“

Врала, конечно. На жалость давила. Какое там „занята“, если я готова была нестись к Стасику прям щас?! Но зачем ему об этом знать, правильно? То-то же!

Встретились мы с ним через три дня на ВДНХ.

Я — фся такая расфуфыренная фуфырка, Стас — копия своей фотографии в анкете. Сами понимаете — пёрло мне по-крупному с самого начала. Стою, лыбу давлю как параша майская, и чую, что в труселях хлюп какой-то неприличный начался. Стас ко мне несётся, аки лось бомбейский, букетом размахивая, а я кончаю множественно.

Встретились, в дёсны жахнулись, я похихикала смущённо, как меня прабабушка, в Смольном институте обучавшаяся, научила когда-то, Стас три дежурных комплимента мне отвесил (видать, его дед тоже в юнкерах служыл в юности)… Лепота.

В тиатр не пошли. Пошли в ресторацыю.

В ресторацыи Стас кушанья заморские заказывал, вина французские наливал, и разговоры только об Акунине, Мураками, да академике Сахарове.

А я ни жрать, ни пить не могу. Я всё кончаю множественно. Надо же, думаю, такого дядьгу откопать! И красивого, и не жлобястого, и духовно обогащённого… Попёрло!

Три часа мы в ресторацыи сидели. Я и костью рыбьей подавилась от восхищения, и нажралась почти как свинья. Но это ж всё от возбуждения морального. И сексуального. Простительно, в общем.

Вышли на улицу. Темно. Фонари горят. Павильон „Киргизия“ стоит, сверкает. Может, и не сверкал он нихуя, но мне уже повсюду свет божественный мерещился.

Остановились мы у „Киргизии“, и я из себя выдавливаю, как Масяня:

— Ну, я пойду…

Стас мне ручонку мою, потную от волнения, лобызает с усердием, и кланяется:

— Рад был знакомству, клубничная моя… Позвольте отписаться вам в Ай Си Кью, как в усадьбу свою прибуду…

И пауза возникла. По всем законам жанра, щас должен быть поцелуй взасос, но его не было. А хотелось.

И тут я, как бразильский обезьян, ка-а-ак прыгну на Стаса! Да как присосусь к нему, словно к бутылке пива утром первого января! Присосалась, а сама думаю: „Блядь, если б не апрель, если б на улице потеплее было… Я б те щас показала белочку с изумрудными орехами!“

Но сдержалась. Ибо нехуй. Мы ещё в тиатр не ходили.

Упиздила я домой.

Дома включаю аську, и первое, чё вижу — сообщение от Стаса:

„Бля! Акунин-Хуюнин… В ГОСТИНИЦУ НАДО БЫЛО ЕХАТЬ!!!“

Ну, девочка, ну ёптвоюмать!!!!! Попёрло так попёрло! Нахуй тиатр!

На следующий день обзваниваю все гостиницы. На 26-е апреля нет мест! Нигде! Типа, девятое мая на носу, и всё заранее забронировано всякими лимитчиками, которые без Москвы на девятое мая — как без пряников! Тьфу ты, бля!

Я — в Интернет. Ищу хату на сутки. Нахожу. Договариваюсь. Звоню Стасу.

Есть!!!

В назначенный день приезжаем, берём ключи от хаты у прыщавого хозяина Юры, закрываемся на ключ, и предаёмся дикому разврату, в результате которого я теряю четыре акриловых ногтя, пук волос с головы, и пять кило живого весу.

Мне не нужен тиатр. Мне не нужен академик Сахаров и Мураками. Мне нужно, чтобы вот это вот никогда не кончалось!

*Лирическое отступление. Недавно мне пришло в голову мою белобрысую, что в таких вот хатах, которые снимаюцца на сутки сами понимаете для чего — непременно должны стоять скрытые видеокамеры. Я б точняк поставила. В общем, если когда увидите в Тырнете, как лохматая блондинка ебёцца, стоя на голове — это не я!»*

Домой я ехала на полусогнутых ногах, и непрерывно хихикала.

По-пёр-ло!!!

…Через месяц, когда Юра-прыщ предложил нам со Стасом, как постоянным клиентам, сдать квартиру на 20 лет вперёд, и сделал тридцатипроцентную скидку — случилось страшное.

С принцем своим я была предельно откровенна, и требовала такой же кристальной честности в ответ. Разумеецца, меня интересовало прынцево семейное положение, ибо ходить с фингалом, полученным в подарок от Стасиковой жены-сумоистки не хотелось.

Стас серьёзно показал мне паспорт, заверил, что я у него одна-единственная, и я вновь ломала дорогущие ногти, царапая спинку старого дивана.

Но наступил час расплаты за своё развратное щастье.

Захожу я как-то утром на тот сайт, где народ страпонов да говнеца требует, да припухла малость.

Ибо получила я сообщение от девушки Марии, девятнадцати годов отроду. Фото не прилагалось.

И писала мне Мария, что ей, конечно, очень неудобно меня беспокоить, но ей очень кажется, что её сожытель Станислав тайно трахает меня. Ага. Видение ей было. В виде прочитанной на заре СМС-ки у Стасика в мобильном, где некий ГРУЗИН ЛИДО (ПЕЛЬМЕНЬ) просит прибыть Стаса в субботу к некоему Юрию, и предаться сексу оральному, а так же вагинальной пенетрацыи.

Путём неких поисков и расследований, Мария вышла на меня. И просит извинить, если отвлекает.

Минуту я сидела охуемши. Тот факт, что у Стаса есть сожытельница меня убил меньше, чем загадочная фраза ГРУЗИН ЛИДО (ПЕЛЬМЕНЬ).

Потом я развила бурную деятельность.

Понимая, что Стас всё равно будет сегодня мною умерщвлен, я пишу девушке Марии, что опщацца виртуально щас не могу, а на все интересующие её вопросы я отвечу лично, ежели мне дадут адрес, куда я могу подъехать.

Приходит ответ: «Метро Беговая, дом…»

Ловлю такси, и еду.

Дверь мне открыла маленькая девочка, лет тринадцати.

— Маша? — на всякий-який спрашиваю, хотя понятно, что это нихуя не Маша, если только Стас-паскуда не педофил конченный.

— Маша! — кивает дитё, и с интересом на меня смотрит, как дошкольник на Деда Мороза на утреннике.

«Вот упырь, бля…» — это про Стаса подумалось.

— Ой, какая симпатичная!!! Лучше чем на фотке даже! Само собой, он в тебя влюбился!

От этих имбецильных восторгов стало кисло. И домой захотелось. Но Стаса увидеть в последний раз было просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что такое ГРУЗИН ЛИДО (ПЕЛЬМЕНЬ).

Прошла в квартиру. Дитё суетится, чай мне наливает.

— Ты знаешь, Лид, я ведь давно подозревала, что Стас мне изменяет. Он каждую субботу одевал чистые трусы, и уезжал в Тулу. Ну зачем он ездил в Тулу, да? Да ещё утром возвращался…

— За тульским самоваром… — не удержалась.

— Не-е-е… — смеётся заливисто, колокольчиком — Это он к тебе, наверное, ездил!

«Да ну нахуй? Правда, что ли? Ишь ты… А я б подумала, что в Тулу за пряниками к утреннему чаю»

Зло берёт.

— А однажды я ему звоню на работу, когда он в Туле был, — пододвигает стул, залезает на него с ногами, и подпирает кулачком остренький подбородок — А он трубку взял, представляешь? Я его спрашиваю, мол, ты же в Туле должен быть! А почему уже на работе? А он мне тогда сказал, что до Тулы он не доехал… Кто-то в поезде стоп-кран дёрнул…

Вздыхает, и пододвигает мне вазочку с конфетами.

Чувствую себя героиней пьесы абсурда, но жру конфеты, чтоб не зареветь от злости.

— А потом, — продолжает, — Стас в ванной был, а у него мобильник зазвонил. Я смотрю — там написано: ГРУЗИН ЛИДО (ПЕЛЬМЕНЬ). Трубку не взяла, Стас не разрешает. Он из ванной вышел, а я его спрашиваю: кто, мол, такой — этот грузин Лидо?

Тут я напрягла уши так, что они захрустели, и даже перестала жевать конфеты.

Дитё засунуло в рот шоколадку, и засмеялось:

— А он мне говорит: «Маша, это один мой знакомый парень-грузин. Мы с ним раньше вместе в пельменном цехе работали. Он у меня как-то пятьсот рублей занял, и с тех пор всё звонит, говорит, что денег у него нету, и что он может пельменями расплатиться» Вот врун-то! Да, Лидуш?

Да, Машуль. А ещё он — труп. Вот только он ещё об этом не подозревает.

Проглатываю конфету, смотрю на часы, и спрашиваю:

— Он домой когда приходит?

— А щас уже придёт. Через десять минут.