Аттракцион любви - Лейкер Розалинда - Страница 68

– Дорогая! Ты вернулась! Почему ты не известила меня? Я бы тебя встретил!

Схватив Лизетт в объятия, он подвел ее к гостье, которая тоже поднялась из кресла и направилась к ней.

– Лизетт, посмотри, кто к нам пожаловал!

От удивления у Лизетт перехватило дыхание. Это была Жозефина де Венсан, с которой они много лет назад расстались в монастыре. Вспомнив, как жестоко ее обманула эта женщина, которую она считала своим другом, Лизетт впала в бешенство. Если бы Жозефина обрадовалась ей, Лизетт не пришла бы в такую ярость. Однако на лице Жозефины не было и намека на радость. Напротив, оно выражало лишь чувство вины и полной растерянности.

Лизетт сделала глубокий вдох.

– Вот уж кого я не ожидала здесь увидеть! – сухо проговорила она, высвобождаясь из рук Даниэля.

– Я понимаю ваше удивление, – дрожащим голосом ответила Жозефина, держась за стул, словно нуждаясь в поддержке. – Я собиралась приехать к вам в Лион и рассказать все, что вам следует знать, однако вы приехали сами.

– Как вы нашли Даниэля? – хриплым голосом спросила Лизетт.

– Я видела вас на экране и тотчас же узнала. Тогда я постаралась найти адрес фирмы Шоу и приехала в Англию, где и разыскала Даниэля. Я здесь уже три недели. Даниэль любезно предложил мне остаться в этом доме, и я с благодарностью приняла его предложение. Нам так о многом надо поговорить, Лизетт. Не знаю, правда, как это отразится на нашей дружбе.

– В моем понимании дружба означает доверие и желание поддерживать связь друг с другом, но вы бросили монахинь на произвол судьбы, не оставив о себе никаких сведений, и обманули меня.

– Как я могла поддерживать с ними связь, когда любое напоминание о монастыре вызывало во мне угрызения совести по поводу самой страшной ошибки, которую я совершила в жизни? Я пыталась забыть и исправить ее, насколько это было в моих силах.

Лизетт опустилась в стоящее рядом кресло.

– Не понимаю, о чем вы сейчас говорите, – сказала она, снова приходя в ярость. – Вас всегда считали благодетельницей и покровительницей монастыря, к вам относились с таким почтением.

– Но никто не догадывался, как горько я сожалела, что оказалась пособницей в деле удочерения вашей девочки.

Лизетт побледнела и молча сидела, глядя в одну точку.

– Вы причастны к тому, что меня лишили дочери? – в ужасе прошептала Лизетт.

Жозефина в замешательстве взглянула на нее.

– Так вот что вы имели в виду под обманом? А я думала, что вы знали, как все произошло.

Лизетт, наконец, осознала, что речь шла о дочери, а не об измене Даниэля.

– Что вы еще намерены сообщить мне? – сурово спросила Лизетт.

Жозефина стиснула руки и, нервно подергивая пальцами, приготовилась к рассказу.

– Я должна сделать страшное признание. Я знала ту супружескую пару, которая удочерила вашу девочку. Их звали Арно и Роз Дюбуа. Это были мои близкие друзья. – Она сделала паузу. – Вы будете ненавидеть меня до конца жизни, но это я рекомендовала им удочерить Марию-Луизу, зная, как они мечтали о ребенке. В то время им было под пятьдесят лет, они не могли иметь собственных детей.

– Как вы могли так жестоко поступить со мной? – в отчаянии вскрикнула Лизетт.

– Я была в полном неведении, – поклялась Жозефина де Венсан и в подтверждение своих слов подняла вверх руки. – Однажды аббатиса сообщила мне, что в монастыре родилась девочка, которая подлежит удочерению, и я сразу же подумала о своих друзьях. Я знала, девочка будет воспитываться в хорошей семье, где ее будут любить.

Она прервала рассказ, глядя на каменное лицо Лизетт, стараясь встретить понимание с ее стороны.

– Когда вы оправились после родов и окончательно выздоровели, я узнала, что вы вовсе не собирались расставаться с дочкой, но было слишком поздно. Аббатиса уже передала ребенка приемным родителям, и мои друзья отплыли на пароходе в Америку, где Арно получил дипломатический пост в посольстве Франции в Вашингтоне. Там у них началась новая жизнь вместе с Марией-Луизой.

– Вы что-нибудь слышали о ней? – спросила Лизетт голосом, полным мольбы, почти не понимая, что ей говорит Жозефина.

– Да, ведь я тоже уехала в Америку, несколько лет жила в Нью-Йорке, где вышла замуж и вскоре опять овдовела. Я довольно часто бывала в доме Арно и Роз и видела, как подрастает Мария-Луиза, постепенно превращаясь в очаровательную девушку, очень похожую на вас, Лизетт. К сожалению, несколько лет назад Арно скончался, а когда тяжело заболела и Роз, я приехала к ней, чтобы помочь с воспитанием девочки. После смерти Роз Мария-Луиза нашла документы, в которых были указаны имена ее настоящих родителей.

– И как она восприняла это известие? – еле слышно спросила Лизетт и, боясь услышать ответ, закрыла глаза, схватив за руку Даниэля.

– Сначала злилась, что ей ничего не сказали об удочерении, – ответила Жозефина, – но потом, когда я рассказала ей, что невольно причастна к этому делу, начала расспрашивать меня о своих настоящих родителях. Она хотела знать все о вас обоих, и я рассказала ей всю историю.

В глазах Лизетт впервые мелькнул проблеск надежды.

– Вам известно, где она сейчас? – спросила она, затаив дыхание.

– Да, известно.

– Вы думаете, она позволит мне написать ей?

Жозефина многозначительно посмотрела на Даниэля и предоставила ему ответить вместо себя.

– Писать не придется, – сказал он, с трудом скрывая радость. – Она здесь. В нашем доме. В библиотеке. Если бы ты не вернулась сама, мы с Марией-Луизой приехали бы к тебе в Лион на следующей неделе.

Лизетт схватилась за голову, оглушенная тем, что услышала за последние несколько минут. Потом, вдруг все осознав, резко поднялась.

– Идем со мной, Даниэль, – попросила она.

– А ты не хочешь сначала увидеться с ней наедине, как это сделал я по совету Жозефины?

Лизетт покачала головой.

– Нет, мы одна семья. Вот так мы и встретимся – все вместе.

Подойдя к библиотеке, Даниэль повернул ручку двери и, открыв ее, пропустил Лизетт вперед. Их дочь уютно устроилась в кресле, на ковре валялись ее домашние тапочки. Темные кудряшки свисали над книгой, которую она держала в руках.

– Мария-Луиза, – тихо позвала Лизетт.

Девочка быстро подняла голову. На Лизетт смотрела очаровательная девятнадцатилетняя девушка с ослепительно голубыми глазами, выразительными тонкими чертами лица и решительным подбородком, унаследованным от отца. Не отрывая взгляда от Лизетт, она, отложив книгу, поднялась с кресла. Они с Лизетт были одного роста. Обе стояли как завороженные, и только в долгом взгляде, которым они смотрели друг на друга, можно было прочесть то, что нельзя выразить никакими словами. Первой заговорила Мария-Луиза.

– Мама Лизетт, – взволнованно прошептала она.

Лизетт кивнула, не находя слов для выражения своего счастья. Казалось, при виде дочери ее сердце вновь охватила любовь, заполнив брешь, которая много лет зияла в ее душе. Затем они одновременно кинулись друг к другу и, сияя от счастья, обнялись. По щекам Лизетт и Марии-Луизы текли слезы счастья. Началась их новая жизнь.

Даниэль вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Из разговоров с дочерью он уже знал, что Мария-Луиза хочет остаться с ними. Несмотря на свою привязанность к покойным приемным родителям, она быстро нашла общий язык с ним и Лизетт.

На следующий день Жозефина покинула их дом и навсегда уехала во Францию. Лизетт простила ее.

Даниэль радовался, что, отправляясь на военные сборы, он оставлял Лизетт не одну. В любой момент могла разразиться война, и он должен был по первому требованию явиться в министерство обороны, чтобы в качестве военного корреспондента отправиться на поля сражений. Ему также было поручено скомплектовать съемочную группу, которой предстояло вести кинохронику событий из разных точек, где бушевала война. Первой кандидатурой был бы, разумеется, Джим, но несколько лет назад он сломал ногу и не годился к этой службе. Уходя на фронт, Даниэль оставлял студию на Лизетт, а Джим был ее правой рукой.