Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 3

– Гришенька, что случилось? Отгул взял? И моя электричка…

– Люба, плохие новости, – недослушал Гриша. Он был бледен. – Я потерял работу. Грозились-грозились, наконец и наш филиал закрыли. Кому сейчас нужны НИИ пищевой промышленности? И олухи вроде меня…

Для Гриши, интеллигентного, доброго и доверчивого человека, это была катастрофа. Люба даже удивилась, что он так долго скрывал от нее свои переживания.

– Подожди, Гриш, не паникуй! Придумаем что-нибудь, – с советским энтузиазмом воскликнула она. – Это временные неприятности. Вот увидишь…

– Любаша, все гораздо серьезней, чем ты представляешь! В нашем Ковригине скоро совсем не будет никакой работы, пойми. А детей кормить надо! Попробую устроиться грузчиком в пищевую промышленность. Если возьмут, конечно…

– Ну какой из тебя грузчик, золотая моя голова! Гриша, ты найдешь выход. Я в этом не сомневаюсь, только не унывай! Родители всегда говорили: главное не унывать, – обняла мужа Люба. – У меня – всегда нужная людям профессия: медсестра. Пока постараюсь взять академический отпуск. Гриш, может, нам ребеночка родить, тогда и причин для академки искать не надо…

– Люб, ну ты что, издеваешься?

– Нет, а что я такого сказала?

– Все вы, Лобовы, как не от мира сего, – с некоторым облегчением вздохнул Гриша. – За это я вас и люблю!

– Гриш, давай съездим к родителям, сегодня, а? Отец что-нибудь посоветует. Может, пасеку с ним разведете?

– Нашла пасечника… – вполне успокоенный ответил Гриша.

Лариса сидела на завалинке лобовского дома, на морозном воздухе полегчало.

В Бережках родительский двор был одним из самых больших. Три поколения Лобовых – прадед Мефодий, дед Глеб я отец Платон строили его и перестраивали, ломали и пристраивали – «притирали к настоящему моменту», как любит повторять дед Глеб. За домом начинался бывший колхозный, а ныне – ничейный яблоневый сад. Лариса представила, как ее ребенок будет бегать по этому саду, но тут же потекли слезы – безотцовщина. Такого у Лобовых еще не было.

– Ларик, замерзнешь! – услышала она материнский голос. – Ты почему не идешь завтракать? А ну марш!

– Я не хочу…

– Лара, что за слезы? Кто обидел мою девочку?

От этих слов Лара разрыдалась. Мама Таня совсем этого не ожидала, сказала:

– Ларик, не плачь, папа услышит. Он очень расстроен.

Лариса сорвалась с места и побежала к калитке. Мама Таня – за ней. Почти силой затолкала ее в сарай, где хранился всякий хлам, в темноте усадила на скамейку, стала утешать, не зная даже, от чего… Наконец, дочь рассказала, что Герман «уезжает насовсем за границу».

– Это плохая весть. Но ведь почти со всеми это когда-нибудь случается, – вздохнула мама Таня.

– Со всеми, кроме вас с отцом, – всхлипывала Лариса.

– Мы другой случай. Не лучше и не хуже. Просто другой. Дочь, все это надо пережить.

– Мама! Мама… Я жду ребенка от него.

Обе замолчали. Мама Таня встала, потом снова села, открыла дверь, глотнула воздуха, потом спросила:

– И он не знает?

– И никогда не узнает.

– Не узнает? И что же ты будешь делать? Одна, с ребенком на руках?

– Ничего. Ребенка не будет.

– Не делай этого, Ларочка. Если бы я думала так… папы не было бы рядом.

– Мама, но он же не бросал тебя беременную, чтобы уехать за тридевять земель.

– Лара! – запнулась мама Таня. – Ларочка… В жизни не все так просто, как кажется со стороны. Все наши грехи настигают нас, когда мы этого совсем не ждем… Не делай этого, не губи жизни.

Несколько семейных смерчей, зародившихся сутки назад, к вечеру потеряли всю свою мощь и рассосались в недрах лобовского дома. Приехали Жилкины – Люба, Гриша и их близнецы, Петр и Павел. Взрослых мама Таня предупредила, чтобы к Ларисе с расспросами не приставали, потому что дело серьезное и своими советами можно только все испортить. Сели за стол. Дед Глеб всех удивил – пришел в рубашке с завязанным «морским узлом» галстуком, снял свои вечные валенки с галошами, балагурил-балагурил, а потом выдал:

– Не вздумай, внученька, младенчика-то убить. Кабы твоя прабабка так думала, я бы не родился, и вас, внученьки, некому было бы на свет произвести. Думаешь, тогда легче жилось? А я был девятый сын в семье. Мать рожала – плакала, не знала, чем кормить будет.

Лариса всхлипнула, не смогла удержать слез, отбросила свой стул и убежала.

– Отец! – укорила мама Таня.

– А что отец? – И крикнул вдогонку внучке: – Лучше со слезами жить, чем живую душу загубить. Умела грешить, умей и расплачиваться. Вот так вот. Ну, выпьем за здоровье будущего правнука. Глебом назовите. Я-то, поди, его уж не увижу.

– Дед, ну ты всех уже достал! – строго сказала Лика. – Тебя же предупредили…

– А это еще что за пигалица? А ну цыть! Тебе кто слово давал?

Главные трудности начались через месяц. Районный гинеколог сказал Ларисе, что анализы у нее плохие и требуется лечение под наблюдением эндокринолога. В обычной больнице нет даже глюкозы, а ей нужны дорогие импортные лекарства… Все это, несомненно, есть в платных клиниках. Но платные клиники «для обеспеченных рожениц».

– А необеспеченным что делать? – занервничала Лариса.

Что делать и кто виноват. Два неразрешимых вопроса русской действительности, – развела руками гинеколог. – Мне очень жаль, женщина, но теперь на эти вопросы каждый отвечает сам. Хотите, выпишу вам направление на аборт. Только наркоза в больнице тоже нет. Наши женщины могут потерпеть. Вот направление.

– Не надо…

Лариса решила, что сходит в платную, но только для того, чтобы еще раз сделать анализы. Если в районной даже лекарств нет, значит, анализы – вообще неправильные. На анализы ушла вся имевшаяся у нее наличность – до зарплаты пришлось занимать. В платной поставили диагноз просто криминальный. По-научному не понять, а на человеческом языке звучит примерно так: гормональная недостаточность, дисбаланс лейкоцитов, эндокринные нарушения, отрицательный резус-фактор… На приеме в каком-то невероятно стерильном голубом кабинете улыбчивый доктор сказал ей:

– Но, бог даст, родите! Мы и не таких вытаскивали. По вопросу оплаты, пожалуйста, пройдите к менеджеру. Не переживайте! – он положил ей на плечо ласковую большую руку. – Стрессы вам сейчас не на пользу. Всего хорошего!

У этого самого менеджера по оплате Ларису ждала Люба, которая обрадовалась хорошим прогнозам. Правда, когда сестры подсчитали стоимость трехмесячного пребывания «в стационаре», разразилась буря.

– Около пяти тысяч… – сказала милая девушка.

– Это как, старыми или новыми? Что-то мало… – удивилась Люба и полезла за деньгами.

– Дама, четыре тысячи девятьсот десять долларов…

Люба занервничала, принялась шумно доказывать, что нечестно говорить: ребенка сохраним, только деньги – вперед.

– Это же вопрос жизни и смерти, понимаете?

– Дама, мы вас насильно в стационар не укладываем, – спокойно возразила милая девушка. – Ищите другие варианты. Люди вон квартиры продают, чтобы ребенка заиметь. Лечитесь у районного гинеколога.

Люба оглянулась на сестру, которая стояла ни жива ни мертва, бледная, сдерживая слезы, и заставила себя успокоиться.

– Дай бог, чтобы вам не пришлось идти к районному гинекологу, – выдавила она из себя. – Лариса, мы найдем эти деньги. Когда нужно ложиться?

– Можете завтра. Тогда сегодня, пожалуйста, оплатите хотя бы недельное пребывание…

Люба отдала все свои сбережения, которые не успела съесть инфляция – хватило на две с половиной недели.

Она довезла Ларису до дома, а сама отправилась к родителям в Бережки. Какие-то деньги у них на книжке были. Наверняка нужная сумма наберется. Ребенок у Лобовых всегда был дороже денег.

От Любиных невеселых рассказов Лобов заболел, душа заныла – не унять. Он ушел к кроликам, даже не поужинал. Про лопнувший банк рассказала мама Таня и вдруг прибавила: