Крестовый поход - Посняков Андрей - Страница 42

– Срам-то какой… Ну тебя со своими статуями – это язычество, грех. Расскажи-ка мне лучше о церквях, все благостней.

– О церквях? Что ж, слушай…

В Эдирне Аргип не знал ни одной церкви, да и не мог знать, раз он там никогда не был. Правда, еще до Златицы, Алексей рассказывал ему об Адрианополе, и довольно подробно – все, что сам смог узнать пред отъездом.

И поэтому в разговоре, умело спровоцированном Феклой, юноша описывал церкви и храмы Мистры, а больше – Константинополя. Улицы, колонны, базилики – все в его рассказе было родом из столицы империи ромеев.

Фекла оказалось благодарной слушательницей – ну, еще бы! – вес время ахала, будто бы восхищаясь, кивала, да так, что несколько косноязычный и стеснительный Аргип чувствовал себя Цицероном. И распался все больше, ощущая легкой прикосновение девичьей руки внизу живота… И уже почти не контролировал себя…

– Кажется, я наболтал ей лишнего, – вздохнув, честно признался напарник. – Думаю, она догадалась, что мы не из Эдирне. Скажу больше… Она как-то спросила про Константинополь, и я сейчас не помню, что именно ей ответил.

– Что еще спрашивала? – тихо поинтересовался Алексей.

– Да разное… Ерунду всякую. О торговых делах вдруг разговор завела, тоже мне. приказчица выискалась… Спросила, в чем разница между капниконом и капло… камло…

– Каплокаламием, – подсказал Лешка.

– Еще упоминала какие-то синону и ругу… Я сказал, что не знаю.

– Это все – виды имперских налогов, Аргип. Налогов и пошлин, – старший тавуллярий задумчиво почесал затылок. – Ни к чему ей было расспрашивать об этом простого торговца, тем более – жителя Адрианополя-Эдирне. Она нас снова подозревает, вот что! И, может быть – не поверила тому случаю с кожухом. Постой-ка!

Алексей резко нагнулся к башмакам. И, сняв левый, нашарил подкладку…

И побледнел.

Подкладки не было!

Не было той самой подкладки из тонкой специально выделенной кожицы, на которой Лешка выцарапывал кое-какие данные. Кое-какие цифры… Когда же она успела? Черт… Ну, что уж теперь говорить – бежать надо.

– Уходим, Аргип, – оглянувшись по сторонам, прошептал Лешка. – Уходим, и как можно быстрее.

– А домой…

– Конечно же, не поедем. Кстати, повозку на рынке тоже бросать нельзя – слишком уж будет приметно.

Они оставили фургон на окраине городка, заросшей орешником, ивами и дикой сливой. Прихватили оставшиеся деньги – не так-то и много, к слову – кое-что зашили в одежду, кое-что положили в кошель. Оружие? Из оружия были только ножи, да ничего другого и не разрешали турки. Еще уезжая с рынка купили кое-какой еды – пресные лепешки, плетеную фляжку вина, вяленое мясо, брынзу. На первое время должно было хватить.

Выходя из города через южные ворота, помахали знакомому стражнику.

– Опять за лозой? – засмеялся тот. – Что-то вы припозднились сегодня.

– Товар уж больно хорошо пошел, – подойдя к стражнику. Алексей поклонился и достал из кошеля несколько аспр. – Мы, может, поздненько сегодня заявимся… Как бы с воротами, а?

Воин ухмыльнулся в усы:

– Уж таки и быть, открою для вас ворота, коли задержитесь… Да, с десятником придется делиться.

Еще несколько аспр…

Солнце клонилось к закату – маленький, спрятавшийся за густой облачностью, желтый мячик. Дождя, слава Богу, не было, но в воздухе обволакивающей взвесью висела густая противная сырость. Пахло мокрой травою и дымом, поднимавшимся из труб ближайшей к дороге деревни.

Отойдя от Златицы километра два, парни остановились напротив проселка, резко забиравшего влево.

– Нам туда, – оглянувшись, показал рукой Алексей.

Аргип округлил глаза:

– Но это же – путь на восток! А нам надо на север и запад.

Лешка усмехнулся:

– Не к ночи, так рано утром за нами обязательно вышлют погоню. Куда она направится, как ты думаешь?

Напарник согласно кивнул:

– И в самом деле… А если нарвемся на сипахов?

– У нас есть разрешение Пурим-бея, – похлопав себя по груди, успокоил Лешка. – Пока там они еще разберутся.

Дальше шли молча – о чем было еще говорить? Да и устали. Клонившееся к закату солнце окрасило в багровый цвет далекие горы, а вскоре и вообще скрылось. Сразу сделалось темно, холодно, где-то совсем рядом, в лесочке, тоскливо завыл волк. А, может, это была просто потерявшаяся собака – кто знает?

Заночевали на давно скошенном лугу, устроив себе лежбище в стогу сена. Тут их было много, стогов, наверное, где-то неподалеку находилась деревня, а то и несколько. Внутри стога Лешке неожиданно показалось довольно уютно – вроде, как бы уже и не под открытым небом, да и не холодно, и не так сыро. Решив на этот раз не разжигать костер, подкрепились в сухомятку, запив скудный ужин несколькими глотками вина.

Проснулись от шума. Кто-то свистел, кто-то громко стучал в бубен, кто-то пел песни. Что еще за черт? Какой-нибудь сельский праздник?

Парни осторожно выглянули наружу – на востоке уже занимался рассвет, но все же было еще довольно рано, солнце еще не взошло, лишь возвестило о себе первыми робкими лучами, пробивавшимися сквозь золотистую вату облаков. Совсем недалеко от стогов, по проселку, неспешно шла небольшая группа людей, человек пять в рваных, но довольно ярких одеждах, у некоторых даже – откровенно чудных. Впереди решительно вышагивали двое светловолосых подростков в каких-то грязно белых, с красной оторочкой, простынях, чем-то напоминавших древнегреческие хитоны, правда, надетые не на голое тело, а поверх рубах из грубой шерстяной ткани. Один из парней бил в бубен, второй свистел, причем – в такт. Получалось весело и довольно складно.

Следом за парнями, прихлопывая в ладоши, двигались еще двое – один длинный, тощий и сутулый, другой – добродушного вид толстяк в широкополой шляпе. Оба время от времени били в ладоши и громко восклицали:

– Хэй-я, хэйя, гэй-я!

Замыкал шествие крючконосый седобородый старик, правивший запряженным в скрипучую одноколку осликом. Одноколка была доверху нагружена самым невообразимым хламом – какие-то шесты, обломки досок, рваные куски разноцветных тканей…

Полное впечатление – сумасшедшие или цыгане.

– Веселей, веселей, дети мои! – приподнявшись, громко крикнул старик. – И громче – так нас не услышат ни в одной деревне.

– Уже услышали, дедушка Периклос!

Периклос?! Ого! Не слишком ли громко?

– Вот, собаки лают повсюду.

– Ну, слава Богу! – старик размашисто перекрестился и подогнал ослика. – Главное, чтобы окрестные крестьяне не ушли в поле. Ищи их потом, собирай.

– Не уйдут! – обернулся толстяк. – Сегодня же праздник!

– На то и надеюсь…

– Что сегодня ставим, дедушка Периклос? Опять Аристофана?

Эти слова уже донеслись еле слышно – вся веселая компания спустилась в лощину.

– Нет, что-нибудь свое, – донеслись слова старика. – Аристофан для местных слишком уж непонятен.

Говорили, кстати, по-гречески!

Земляки?

– Актеры, – громко чихнув, прошептал напарник. – Бродячий театр… У нас, под Мистрой, такие часто бывали.

– Актеры? – Лешка улыбнулся. – Ну, надо же! То-то я и смотрю – поют, пляшут. Аристофана вспомнили… Тебе, Аргип, кстати, что у него больше нравиться – «Птицы» или «Женщины в народном собрании»? Мне так – «Птицы».

Аргип не успел ответить: выскочив откуда-то из кустов, прямо перед стогом застыл огромный серо-палевой масти пес и, злобно обнажив клыки, громко залаял.

– Тьфу ты, – вытащив нож, досадливо сплюнул Лешка. – Тебя еще не хватало.

– А ну-ка, вылезайте! – раздался повелительный голос. – Да не вздумайте шутить – быстро подымем на вилы!

Откуда-то сзади, из-за стога вышел крепкий мужик с вилами, по виду, крестьянин, к которому тут же присоединилось еще человек десять таких же – кто с вилами, кто с комами, кто – с топором.

– Дядюшка Геронтий, – из кустов выбежал еще один, на этот раз совсем юный – кудрявый веснушчатый мальчишка. – Это те самые воры?

– Похоже, они, – угрюмо прищурился мужик. – А ну, вылезайте, кому сказал?