Светорада Медовая - Вилар Симона - Страница 80

– А он знает обо мне?

Руслана чуть повела плечом. Потом вдруг заторопилась, стала умолять княжну пойти с ней. И хотя стражники, сопровождавшие благородную шадё и ожидавшие ее под навесом, встрепенулись, увидев приближавшихся к ним женщин, им опять было велено ждать. Руслана же повела госпожу к зданию, где происходили бои.

Их впустили по условленному стуку. Руслана с кем-то зашепталась в полутьме, и Светорада узнала хозяина Каюма.

Когда Руслана что-то вложила в его руку, Каюм снял со стены коптивший факел и пошел вперед. Женщины последовали за ним. Светорада шла, кутаясь в длинное темное покрывало, предусмотрительно наброшенное на нее служанкой, чтобы скрыть блеск дорогого наряда. В какой-то миг Светорада подумала, чем может обернуться для нее столь позднее посещение раба, ведь она была женой царевича Овадии. И все же не пойти с Русланой к Скафти она не могла.

Пока они шли, княжна успела заметить ряд забранных толстыми решетками отверстий, за которыми во тьме слышались вздохи и голоса рабов, пару раз до них донеслась грубая ругань, кто-то хохотнул, кто-то стонал. И отовсюду несло вонью. Однако там, где содержали Скафти, горел свет, плотно пригнанные бревенчатые стены не пропускали сквозняков, а широкое ложе у стены было покрыто пушистой овчиной. Скафти встал при их появлении. Сейчас он был одет в длинную рубаху из темной шерсти и широкие холщовые штаны, но, как и прежде, бос. В его помещении не так воняло, улавливался запах лекарственных снадобий, а на кисти белела аккуратная повязка.

– Руслана, – произнес он, и столько тепла и нежности было в его голосе, узнаваемом, но искаженном, что Светорада в первый миг даже растерялась. Руслана же так и кинулась к Скафти – такая маленькая перед рослым викингом, трепетная, как птичка, даже разлетевшиеся концы головного покрывала напоминали крылья пташки, которые опали, когда она нашла приют у него на груди. И оба замерли, обнявшись.

Светорада пристально смотрела на них. Каюм тоже смотрел, потом хмыкнул и, прикрыв тяжелую решетку двери, удалился.

Какое-то время было тихо, только слышалось потрескивание фитиля на носике подвешенной в углу лампы. Варяг стоял, склоняясь к Руслане, огромный и почти неузнаваемый из-за своей татуировки. Глаза его были блаженно прикрыты. Но вот он ощутил рядом присутствие еще кого-то и поднял голову. Смотрел такими знакомыми светло-зелеными глазами, потом выпрямился.

При свете масляной лампы он сперва разглядел у входа фигурку закутанной в темное покрывало женщины. На лбу и на подоле была видна блестевшая на свету бахрома ее наряда, а на руках, удерживающих накидку, мерцали перстни и браслеты, какими так любят украшать себя знатные хазаринки.

– Ты пришла со своей госпожой, Руслана? – выпуская из объятий молодую женщину, спросил Скафти на варяжском языке.

Та не отвечала, ждала, когда он сам все поймет. Светорада тоже слова не могла вымолвить, разглядывая Скафти. Он сильно изменился. Теперь, находясь вблизи от него, она ясно видела, что его нос, жестоко изломанный в схватке, искривлен, через весь лоб проходит длинный бугристый шрам, почти полностью уничтоживший одну из бровей и исчезавший под наростом на виске, который не спрятали даже затейливые спирали татуировки. Эти боевые отметины, которые, как было принято считать, только красят мужчину, отнюдь не делали Скафти привлекательнее, а наоборот, превращали его в Гурга, раба-убийцу, выживающего только благодаря своей силе и ловкости. Да и все его тело, ставшее как будто мощнее, носило на себе печать жизни-битвы, в которой он оставался жив, пока на него не вышел более сильный противник.

Скафти в свою очередь тоже рассматривал это холеное женское личико с подведенными глазами, отчего они казались почти черными, приглядывался к изгибу бровей, одна из которых была украшена проколотым колечком со сверкающим, словно звездочка, алмазом, и свежим, как у ребенка, губам… Лицо женщины было… почти узнаваемым, если бы не этот отпечаток потаенного горя. Именно серьезность и печальное выражение, а не роскошный наряд и полутьма не позволили Скафти сразу признать в ночной гостье ту искрящуюся счастьем ослепительную красавицу, какую он порой вспоминая в минуты отчаяния, черпая в ее ясном образе силы. Ибо он вспоминал ее часто…

Только когда Светорада улыбнулась и в ее улыбке, стирающей озабоченность и печаль, вдруг, будто солнышко, проступил образ девушки, смущавшей его покой в Ростове, Скафти изумленно выдохнул:

– Медовая?.. Ты?

Светорада протянула к нему руку, подошла, хотела что-то сказать, но вместо этого только всхлипнула, судорожно и кратко, как будто ей вдруг не хватило воздуха.

Скафти потрясенно смотрел на нее. Потом в его светло-зеленых глазах – ах, только они и напоминали прежнего красавца варяга, – промелькнуло нечто светлое, радостное. Но это мерцание стало угасать по мере того, как она его рассматривала, и он увидел ужас и сожаление в ее прекрасных очах. А этого непобедимый Гург не мог вынести. Он отшатнулся.

– Не смей жалеть меня! Даже став рабом, я не потерял своей чести!

Светорада не сразу поняла, о чем он. Она не могла не сострадать ему и продолжала вспоминать веселого и дерзкого Скафти, каким он остался в ее памяти. Но вспоминала ли она его? Она и Стему запретила себе вспоминать – так это было больно. У нее теперь была другая жизнь.

Светорада негромко произнесла:

– Я не жалею тебя, Скафти сын Аудуна. Но я думаю, что тебе досталась не лучшая доля, и нам надо что-то делать, чтобы избавить тебя от твоей участи Гурга. Я хочу, чтобы ты опять стал свободен и уехал отсюда. И возможно, вместе с Русланой. Ибо я, как шадё, могу освободить ее и отправить на Русь…

– Без Скафти я не поеду! – с вызовом заявила молодая женщина, и Скафти взглянул на нее с благодарностью и любовью.

– Тогда, – просто сказала Светорада и с невозмутимым видом опустилась на меховое покрывало, – нам следует обсудить, что мы можем сделать, дабы поспорить с самой судьбой.

Однако никакого выхода в тот вечер они не придумали. Скафти сказал, что Каюм ни за что не отпустит своего лучшего бойца, что ему легче разбить голову о стену, чем мечтать о свободе. А еще проще погибнуть в поединке, ибо так он хотя бы не предаст веру отца и до конца останется воином, храбрецом, который своим мужеством всегда может добиться места в Валгалле.

От его слов Руслана пришла в ужас.

– Что ты говоришь, Скафти? – почти плакала она. – Ведь Медовая жена каганского сына, она богата и могущественна, она может нам помочь.

Но сама Светорада не очень-то рассчитывала на свои возможности. Она была женой шада, но не иудейкой, которые располагали реальной властью. Поэтому, ничего не обещая, она больше слушала рассказ Скафти о том, как однажды зимующие в Итиле варяги поняли, что боец Гург их соотечественник, и хотели его выкупить, однако Каюм, не желая расставаться со Скафти, потребовал с викингов просто немыслимую плату.

Светорада сказала, что у нее есть очень ценные украшения, продав которые она сможет раздобыть необходимые деньги. А пока положенной суммы не наберется, она попросит Рахиль или Сару похлопотать, чтобы Каюм не выставлял Гурга на поединки. Скафти только засмеялся, горько и обреченно: пока происходят схватки и люди платят за зрелище, Каюм будет выводить его на арену, чтобы не терять выручку. А выручка эта… Пусть Медовая не сильно обольщается, что сможет выкупить его, даже сговорившись с викингами. Вот если Скафти покалечат, и он потеряет сноровку… Однако потеря сноровки для Гурга означала лишь одно – быть растерзанным на потеху зрителям.

Похоже, Скафти давно утратил надежду. Руслана же хотела спасти его во что бы то ни стало и была готова на все: устроить побег, подкупить стражу, даже убить Каюма… И ее вера придавала варягу сил. Когда женщины уходили, и Руслана на прощание обняла его, он пообещал, что будет беречь себя. Для нее. Ибо только она одна у него и осталась…

Женщины вернулись во дворец так поздно, что даже Сабур выразил неудовольствие по этому поводу. Но Светорада резко осадила его: