Встретимся в Силуране! - Голотвина Ольга - Страница 27

А главное — на поясе у путника висел небольшой кинжал с золоченой рукоятью.

Ильен еще не признался учителю, что великая тайна попала к подозрительному и опасному человеку (да человеку ли?). Нес какую-то чушь о похищенном у него талисмане, без которого он ни за что не решится начать важное дело...

Вполне понятно, что учитель на него сердится!

Айрунги Журавлиный Крик действительно сердился на мальчишку с его капризами. Талисман какой-то... нелепое преследование незнакомого наемника с тупой физиономией...

Хозяйка постоялого двора, некрасивая крепкая женщина, поставила на стол глубокую миску с кашей и мясом. Вытянутое, с квадратным подбородком лицо женщины выглядело озабоченным; густые сросшиеся брови нахмурились, превратились в прямую линию.

Ильен набросился на еду. Айрунги небрежно вертел ложку в длинных желтоватых пальцах, покрытых пятнами от старых ожогов. Он отгонял мысль о том, что не только непонятное упрямство мальчишки портит ему настроение. И не только путешествие в глубь Силурана, хотя в любой момент могут встретиться люди, помнящие королевского мага, повелителя чудовищ, который подбил Нуртора начать поход против Грайана... ой, лучше не вспоминать, чем дело кончилось...

Нет, была еще одна причина для раздражения. Незначительная, нелепая, смешно кому и рассказать... Сон!

Приснилось то, что хотелось бы забыть навсегда: детство в фургоне бродячих циркачей. Стоит Айрунги в кругу восторженно ржущих зрителей, фокусы показывает. Вокруг ярмарка шумит... А фокусы-то простенькие: с лентами, с платочками, с шариками... Но публика довольна, в ладоши хлопает. Ну, Айрунги старается, руки так и мелькают. У какого-то крестьянина курицу из шляпы вытащил... Глядит, а это не крестьянин, а сам король Нуртор Черная Скала — хохочет, по плечу фокусника бьет:

— Ну циркач, ну молодец! И зачем ты в колдуны поперся? Тебе ж самое дело — народ потешать!

— Пра-авильно! — подхватывает другой голос — и Айрунги узнает Хранителя крепости Найлигрим. — Проворонил ты, бедняга, свою истинную судьбу...

Глупый сон! Умыться да забыть! А вот не отпускает, царапает душу!

Сколько лет прошло с тех пор, как жажда знаний увела его из цирка! Он был тогда чуть старше Ильена и искренне верил в постижимость мира. Протяни руки — и раскроются самые сокровенные тайны мироздания! И не примешивалось к этому желание денег, власти, славы... Или примешивалось? Он уже не помнит. Интересно, Ильен представляет себя во главе народов или по колено в золоте?

Ненадежно это все, ой как ненадежно!.. Несколько раз были в руках Айрунги настоящие сокровища, и власть была в двух шагах, и слава о нем шла... Ну и чем каждый раз дело кончалось? Богатство — вот оно, в тощем кошельке позвякивает, только-только за ночлег заплатить. О власть так обжегся — до сих пор больно! А слава... боком она еще выйдет, эта слава: по сей день Айрунги ловят по всему Силурану... и по Грайану тоже... да и в Наррабане он, помнится, наследил...

Не изменило лишь стремление к знаниям — горячее, до комка в горле.

И не изменило, как ни странно, прежнее ремесло. Хоть Айрунги его и стыдился, а потайные карманы балахона все же набил всякой всячиной — любой фокусник позавидует! И пальцы тренировал каждый день, чтобы остались быстрыми и ловкими. И это не раз выручало Айрунги в его сумбурной, отчаянной жизни...

Громовой хохот заставил Айрунги передернуться. Ну и противных соседей принесла сегодняшняя ночка! Три парня явно разбойничьего вида и жуткая бабка с коротким кистенем, заткнутым за пояс. Не из-за этой ли горластой компании хмурится хозяйка?

Дагерта Дорожная Сума и впрямь была порядком встревожена. Не испугана, нет, ведь не первый год держит она постоялый двор, всякое повидала... но кому нужны неприятности?

Насколько все было бы проще, будь сейчас дома Кринаш!

При мысли о муже у Дагерты потеплело на сердце. Уж при нем-то всегда порядок! Даже разбойничьи шайки держатся подальше от постоялого двора. Понимают, рвань лесная, что если Кринаш Шипастый Шлем всерьез на них рассердится, то им лучше бежать, не останавливаясь, до самой столицы, а там кинуться в ноги городским стражникам и попроситься в тюрьму на цепь...

И почему Кринаша именно сегодня понесло на вырубку?

Хотя насчет дров он, конечно, придумал хорошо...

Женщина вспомнила, как вчера муж советовался с ней:

«Долг с дорогих соседушек не получишь, это ясно. Мужик лучше нагишом в дупло с дикими пчелами залезет, чем хоть один медяк... Ну, не в рабство же их за долги продавать! Их родственнички в отместку постоялый двор подпалят... да и не по-людски оно как-то... А вот отработать долг они могут, пусть попробуют не отработать! Себе дрова на зиму рубят — пусть и для нас расстараются!»

Она сама настояла, чтобы муж взял с собой Верзилу: мало ли что в лесу может случиться, а по хозяйству ей хватит и Молчуна.

«Ладно, — уступил муж. — Постояльцы вроде смирные, управишься. А если вон тот, в залатанной рубахе... ну, с глазами как оловянные бляшки... если начнет буянить, пусть его Молчун во двор вытащит и в бочку с водой пару раз макнет!..»

Кто ж знал, что после ухода Кринаша притащится эта четверка?..

Дагерта сразу почуяла неладное. Они заявились уже крепко под хмельком — а где им набраться, не в лесу же! Выходит, в соседней деревне были, в трактире. А почему там не заночевали? Говорят, вино им в «Жареном петухе» не понравилось... Врут! Хорошее там вино... грязь везде, это верно, а вот вино как раз хорошее! Надо думать, выставил их трактирщик. А всем известно, что хозяин «Жареного петуха» за денежки позволит гостям хоть жену свою на чердак отволочь. Стало быть, эти четверо уж как-то особо набезобразничали... или, что скорее всего, у них деньги кончились. Надеются на дармовщинку пожрать-попить-поспать, а утром или хозяев припугнуть, или тайком сбежать.

И ничего не поделаешь! Гость сам выбирает, платить ему вперед и пить-есть сколько душа пожелает или рассчитаться перед уходом — но тут уж хозяева ставят в счет каждый кусок и глоток...

Можно, конечно, нарушить обычай, потребовать денежки вперед... так ведь нарвешься! Их же четверо! Правда, среди них старуха, но от этого не легче. Такая бабуля медведя из берлоги пинками выгонит! Один из четверки, нагловатый смазливый парень, объяснил, что бабка (они ее так бабкой и кличут!) кашеварит у них в ватаге...

Дагерта не стала спрашивать, чем промышляет ватага, в глубине души подозревая, что правдивый ответ ей все равно бы не понравился. Глянуть хоть на того, что у них за старшего: так глазищами и зыркает по сторонам!..

Тут неприятный гость — ну, словно почуял, что о нем думают! — властным жестом подозвал Дагерту:

— Эй, хозяйка, не заходили к тебе на днях двое? Один — здоровенный, морда рябая... а другой — тощий такой, патлы во все стороны торчат...

— Не заходили, господин мой. У нас сейчас народу мало, осень же... а зимой и вовсе никого не будет, — вздохнула Дагерта, на миг забыв о своих опасениях.

Гость задумчиво почесал подбородок и вернулся к игре в «радугу», которую азартно вела компания:

— Подкова, роза, кинжал... э-эй, куда — мошенничать?! Тебе что, бабка, жить надоело?

— Смотря с кем! — лихо ответила старуха.

В это время наверху запищал Нурнаш. Забыв обо всем на свете, хозяйка взбежала по лестнице на второй этаж, промчалась по деревянной галерейке, ворвалась к себе в комнату.

— Здесь я, малыш! Бросили тебя, да? Сейчас мама покормит свою радость... Вот попросим папу, купит он нам рабыню, будет у Нурнаша няня, не будет он без присмотра в люльке лежать...

Наследник постоялого двора отозвался сердитым плачем. Он не поддавался на пустые посулы — недоверчивый и упрямый, как его отец.

Покормив сынишку, Дагерта неохотно спустилась вниз и подошла к оконцу, похожему на бойницу. За оконцем простирался до самого забора голый осенний огород, на котором произрастало накренившееся пугало. У пугала был такой вид, словно оно серьезно обдумывает побег через забор в лес.