Чувство бездны - Гимадеев Станислав Рафикович - Страница 34

На первом рисунке было изображено хаотическое множество цветных пятен на однородном сером фоне. Пятна были всевозможной расцветки и размеров. С некоторой натяжкой изображение можно было бы назвать зарисовками айского «шторма», если бы не то обстоятельство, что помимо пятен с их нечеткими границами и формами на рисунке присутствовали и геометрические фигуры: квадраты и круги.

Следующий рисунок целиком состоял из череды тонких ломаных желтых полос-молний, пересекающих поле по диагонали. Фон оказался гораздо мрачнее, нежели на предыдущем рисунке, и являл собой тяжелое скопление не то туч, не то клубов дыма, изображенных в удушливых свинцово-малиновых тонах. В общем, оптимизмом рисунок не блистал. Хотя рисовал Карелов действительно неплохо.

В третьем файле взгляду Антона предстало что-то, смутившее его, хотя он и не мог понять – что именно. Смешанная из легких, почти бесцветных красок перспектива, отдаленно напоминающая тоннель, заполненный полупрозрачным вихрем, сходилась к центру композиции от самых ее краев. В середине, словно охваченный мерцающим свечением, находился расплывчатый, едва уловимый силуэт человеческой фигуры во весь рост. Но самое удивительное (может, это и встревожило Антона?) было то, что рисунок имел как бы два изображения, наложенных одно на другое. Помимо фигуры в тоннеле имелся еще и второй, задний слой, блеклый и полупрозрачный и потому воспринимаемый не сразу. Чтобы увидеть его, нужно было слегка податься назад, увеличивая расстояние до экрана.

И тогда на втором слое почти во весь лист проступали глаза. Необычные, завораживающие глаза, но это были не глаза человека. Слишком круглые и сферически-выпуклые, с ярко-бирюзовой радужкой, невероятно большими, бездонно-черными зрачками и с изумрудно-зеленым ободком по краю.

Антон разглядывал рисунок несколько минут. Что-то было в этих огромных глазах особенное, притягивающее. Возможно, некое выражение напряженности, некая еле уловимая эмоция, какую нельзя было описать словами. И чем дольше он смотрел в эти глаза, тем больше ему становилось не по себе…

Тогда он перешел к четвертому рисунку. Определенно, на заднем плане была изображена горная гряда, поросшая густым зеленым лесом, над горами – пронзительно голубое небо. На переднем плане – два человеческих силуэта по колено в траве. Силуэты, однозначно, женские, опять же с размытыми границами, одноцветные, составленные из серых геометрических фигур. Обращены лицом друг к другу. Между силуэтами женщин на уровне их груди размещена рамка с текстом. Там было написано четверостишие, напоминающее детское: «Здравствуй, Эмми! Как дела? Где была ты, как жила? Здравствуй, Мэгги! Это сон… Нет меня – есть только он».

Рисунок номер пять. На нем практически не было цветного хаоса и нечетких границ. Какая-то явная аллегория. Большая мрачная черно-серая воронка на равномерном бирюзовом фоне занимала три четверти площади рисунка и была обращена своим зевом под некоторым углом к смотрящему. Внутренняя бугристая поверхность ее напоминала океанскую рябь. В самом центре воронки царила чернота, горловина плавно сужалась и в правом нижнем углу рисунка внешней стороной перерастала в сочный фиолетовый бутон. Мясистые лепестки бутона имели темные прожилки, похожие на вены. Ни стеблей, ни листьев у цветка не было. Антон поймал себя на мысли, что где-то видел нечто похожее, но с ходу не смог вспомнить – где. Он даже пожалел, что не психолог.

Пять рисунков. Пять снов, если верить Комански, думал Антон, деактивируя аппаратуру и выходя из кабинета. Неужели на самом деле это только наспех ухваченные зарисовки, смутные обрывки из всего огромного потока видений, что вынужден (вынужден?) был наблюдать Карелов?.. Но кто и с какой целью показывал ему эти видения там, в безумной космической дали от Аи, в маленькой европейской клинике?.. Черт побери, дорого бы он заплатил, чтобы это узнать.

Глава 13

Третья айская

Третья по счету трагедия, произошедшая в районе исследовательской зоны номер 8, называемой людьми «Цветочным Садом», разыгралась почти год спустя по айскому летосчислению после второй.

Уже не было к тому времени на Ае оннов, уже все станции на покинутых зонах были переведены в режим консервации, уже Антон восьмой месяц занимался расследованием и прошел все стадии: от энергичного энтузиазма до усталого разочарования и осознания своей беспомощности, уже кошмар воспоминаний в памяти колонистов постепенно истаял и люди прекратили вздрагивать от «штормовых» предупреждений… Как все повторилось вновь.

К счастью, не с такими разрушительными последствиями, нежели год назад, однако оптимизма это не прибавило.

Станция «Цветочный Сад» располагалась на обширном участке земной тверди, своеобразной впадине, зажатой с севера и востока горной грядой, а с запада и юга – лесным массивом. Впадина была искусственного происхождения, скорее ее можно было сравнить с котлованом – когда онны открыли здесь зону, то ставить станцию вблизи нее было просто негде. Поверхность земли оказалась сильно захолмлена. Вот и пришлось оннам корчевать лес и срывать холмы под возведение будущей площадки. В результате станцию построили на дне гигантской воронки с пологими краями. Впрочем, края впадины покрылись растительностью в считанные месяцы, и ничто впоследствии не напоминало об ее искусственном происхождении. Солнечный свет туда заглядывал редко и ненадолго – в те часы Этта стояла высоко в зените.

Основная цель строительства была достигнута: нижние ярусы станции располагались на высоте пятнадцати метров над землей, на одном уровне с горным плато, находящемся на краю восточной стороны впадины, в месте, где строгие айские горы резко переходили в непролазную лесную чащу, тянущуюся далеко на юг, до самого океана.

Именно на плато и находилась пресловутая зона, называемая «поляной» – участок твердой поверхности в форме овала площадью около двухсот квадратных метров. Вокруг этого крохотного, по исследовательским меркам, пятачка земли и развернулись основные события в истории человеческой колонизации Аи.

15-го числа 2-го месяца 15-го года поздним вечером на «Саде» разыгрался «шторм». Ничего необычного в нем не было – типичный локальный «шторм» средней степени активности в семь баллов. Но глубокой ночью «шторм» вдруг перерос в катаклизм, унесший жизни четырех человек.

Началось все с серии сильнейших подземных толчков, сотрясших окрестности станции. В первые минуты стихии возник гигантский почвенный разлом, пришедший с востока, со стороны горной гряды. Разлом фактически разрезал территорию впадины на Две неравные части. Казалось, что обезумевшие айские горы решили отхватить себе кусок чужой территории. Трещина пролегла всего в трехстах метрах от южной опоры станции. Возьми она тогда чуть в сторону, опора могла бы не выдержать (как это случилось со «Слезами Этты»), и масштабы трагедии были бы совсем иными. Поскольку часть инфраструктуры станции располагалась на дне впадины, то что-то неизбежно должно было пострадать от столь внушительного катаклизма.

Сначала не повезло техническому комплексу автономного лагеря, оказавшемуся на пути разлома. В считанные секунды разлом проглотил один из ангаров с техникой: Затем последовали новые удары, на сей раз – из-под земли, в результате чего следующей жертвой стихии стала главная магистральная эстакада, соединявшая восточный транспортный портал станции с западным склоном горного плато, где располагалась зона.

Центральные опоры не выдержали ударов, и эстакада – двадцать метров в высоту и двести в длину, словно палочка печенья, разломилась на две неравных части в месте ближе к плато и рухнула двумя концами на землю, где ее встретил мощный выброс горячей черной жижи и пара. В мгновение ока в месте падения концов эстакады возникло бурлящее озеро. В первые минуты его стремительное появление и темпы разрастания вызвали на станции панику. Еще свежи были в памяти прецеденты с «Синяком» и «Первым Оком Даннха» во время «черного марта». Но, к счастью, масштабы затопления не стали катастрофическими для станции – скоро озеро перестало увеличиваться в размерах. Так оно и находится по сей день между станцией и плато – грязное безжизненное болотце диаметром в шестьдесят пять метров.