Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Неопалимая купина

Волошин Максимилиан Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Неопалимая купина - Волошин Максимилиан Александрович - Страница 14

Изменить размер шрифта:

Возможно Антихристу и избранных прельстити.

Взяли мя от всенощной, в телегу посадили,

Распяли руин и везли

От Патриархова двора к Андронью,

И на цепь кинули в подземную палатку.

Сидел три дня — не ел, не пил:

Бил на цепи поклоны —

Не знаю — на восток, не то на запад.

Никто ко мне не приходил,

А токмо мыши и тараканы,

Сверчок кричит и блох довольно.

Ста предо мной — не вем кто —

Ангел, аль человек, —

И хлеба дал и штец хлебать,

А после сгинул,

И дверь не отворялась.

Наутро вывели:

Журят, что Патриарху

Не покорился.

А я браню и лаю.

Приволочили в церковь — волосы дерут,

В глаза плюют

И за чепь торгают.

Хотели стричь,

Да Государь, сошедши с места, сам

Приступился к Патриарху —

Упросил не стричь.

И был приказ:

Сослать меня в Сибирь с женою и детьми.

Сослали меня в Сибирь с женою и с детьми.

В те поры Пашков, землицы новой ищучи,

Даурские народы под руку Государя приводил.

Суров был человек — людей без толку мучит.

Много его я уговаривал,

Да в руки сам ему попал.

Плотами плыли мы Тунгускою рекой.

На Долгом на пороге стал Пашков

С дощеника мя выбивать:

— «Для тебя-де дощеник плохо ходит,

Еретик ты:

Поди-де по горам, а с казаками не ходи».

Ох, горе стало!

Высоки горы —

Дебри непроходимые.

Утесы, яко стены,

В горах тех — змии великие,

Орлы и кречеты, индейские курята,

И многие гуляют звери —

Лоси, и кабаны,

И волки, и бараны дикие —

Видишь воочию, а взять нельзя.

На горы те мя Пашков выбивал

Там со зверьми и с птицами витати.

А я ему посланьице писал.

Начало сице:

«Человече! убойся Бога,

Сидящего на херувимех и презирающего в бездны!

Его ж трепещут Силы небесные и тварь земная.

Един ты презираешь и неудобство показуешь».

Многонько там написано.

Привели мя пред него, а он

Со шпагою стоит,

Дрожит.

— «Ты поп, или распоп?»

А я ему:

— «Есмь протопоп.

Тебе что до меня?»

А он рыкнул, как зверь, ударил по щеке,

Стал чепью бить,

А после, разболокши, стегать кнутом.

Я ж Богородице молюсь:

— «Владычица!

Уйми Ты дурака того!»

Сковали и на беть бросили:

Под капелью лежал.

Как били — не больно было,

А, лежа, на ум взбрело:

«За что Ты, Сыне Божий, попустил убить меня?

Не за Твое ли дело стою?

Кто будет судией меж мною и Тобой?»

Увы мне! будто добрый,

А сам, что фарисей с навозной рожей, —

С Владыкою судиться захотел.

Есмь кал и гной.

Мне подобает жить с собаками и свиньями:

Воняем —

Они по естеству, а я душой и телом.

Воняем: одни по естеству, а я душой и телом.

В студеной башне скованный сидел всю зиму.

Бог грел без платья:

Что собачка на соломке лежу.

Когда покормят, когда и нет.

Мышей там много — скуфьею бил,

А батожка не дали дурачки.

Спина гнила. Лежал на брюхе.

Хотел кричать уж Пашкову: Прости!

Да велено терпеть.

Потом два лета бродили по водам.

Зимой чрез волоки по снегу волоклись.

Есть стало нечего.

Начали люди с голоду мереть.

Река мелка.

Плоты тяжелы.

Палки суковаты.

Кнутья остры.

Жестоки пытки.

Приставы немилостивы.

А люди голодные:

Огонь да встряска —

Лишь станут мучать,

А он помрет.

Сосну варили, ели падаль.

Что волк не съест — мы доедим.

Волков и лис озяблых ели.

Кобыла жеребится — голодные же втай

И жеребенка, и место скверное кобылье —

Всё съедят.

И сам я — грешник — неволею причастник

Кобыльим и мертвечьим мясам.

Ох времени тому!

Как по реке по Нерчи

Да по льду голому брели мы пеши —

Страна немирная, отстать не смеем,

А за лошадями не поспеть.

Протопопица бредет, бредет,

Да и повалится.

Ин томный человек набрел,

И оба повалились:

Кричат, а встать не могут.

Мужик кричит:

«Прости, мол, матушка!»

А протопопица:

«Чего ты, батько,

Меня-то задавил?»

Приду — она пеняет:

«Долго ль муки сей нам будет, протопоп?»

А я ей:

«Марковна, до самой смерти».

Она ж, вздохня, ответила:

«Добро, Петрович.

Ин дальше побредем».

Ин дальше побредем,

И слава Богу сотворившему благая!

Курочка у нас была черненька.

Весь круглый год по два яичка в день

Робяти приносила.

Сто рублев при ней — то дело плюново.

Одушевленное творенье Божье!

Нас кормила и сама сосновой кашки

Тут клевала из котла,

А рыбка прилучится — так и рыбку.

На нарте везучи, в те поры задавили

Ее мы по грехам.

Не просто она досталась нам:

У Пашковой снохи-боярыни

Все куры переслепли.

Она ко мне пришла,

Чтоб я о курах помолился.

Я думаю — заступница есть наша

И детки есть у ней.

Молебен пел, кадил,

Куров кропил, корыто делал,

Водой святил, да всё ей отослал.

Курки исцелели —

И наша курочка от племени того.

Да полно говорить-то:

У Христа так повелось издавна —

Богу всё надобно: и птичка и скотинка

Ему во славу, человека ради.