Скажи изюм - Аксенов Василий Павлович - Страница 66

Между прочим, иначе как через ЦК в то время наши друзья и не помышляли действовать. Даже вот такая братия, ироники и фрондеры, в «руководящей роли партии» тогда еще не усомнились. До августовской ночи шестьдесят проклятого оставалось еще полтора года.

Такие были времена, что не прошло и недели, как член Политбюро Деменный Фал Филыч принял троицу в своем огромнейшем кабинете с видом из окон на Спасскую башню Кремля, в которой, по слухам, как раз и содержится кащеево яйцо русского марксизма.

Товарищу Деменному не без пафоса была изложена идея нового «молодого» фотожурнала, экспериментальной площадки для тех незрелых талантов, которые как раз в силу своей незрелости и, не имея выхода для своего творчества, могут оказаться «по другую сторону баррикад». К чести визитеров, следует все-таки сказать, что они догадывались, с кем имеют дело, и поэтому не чурались демагогии.

Встреча была отмечена некоторой странностью: двое из четырех ее участников были в темных очках. Сам товарищ Деменный, конечно, экономил зрение, подпорченное во время работы горновым на домне первой пятилетки, ну а знаменитый фотограф Слава Герман, разумеется, скрывал фингал, полученный прошлой ночью в гардеробной ресторана «Актер».

Интересная идея, поддержал своих гостей Деменный, плодотворная и многообещающая идея. Спасибо, товарищи, за инициативу. Изложите, пожалуйста, свой проект на двух страницах бумаги, и я выйду с ним на секретариат ЦК. Уверен, что он вызовет отклик. У нас все помнят ленинское определение фотографии. Трудно переоценить значение вашего искусства в наш век научно-технической революции...

...ушам своим не веря, внимала молодежь...

...Сложнейшее время, вздохнул Деменный. Без диалектики не обойдешься даже в решении сравнительно простых вопросов. Он шевельнул каким-то листком у себя на столе. А ведь столько противоречий... Вот вы, товарищи, зачем вы, признанные мастера советского фото, пошли на эту провокационную демонстрацию «Против возрождения сталинизма»?

Фал Филыч! – ахнули таланты: не ожидали, что события прошлого года сейчас аукнутся. Так ведь просто же опасения были, как бы та... чуть «таракан» не вырвался!.. как бы товарища Сталина обратно к Владимиру Ильичу, в Мавзолей... для возрождения...

Легкомыслие это было, друзья, мягко укорил Деменный. Нужно партии доверять. И во всем. Вы же видите, никакого возрождения сталинизма не предвидится. Доверие, вот что нам сейчас необходимо как воздух. Впредь, товарищи, со всеми сложностями – ко мне. Может быть, с заграничными путешествиями какие-нибудь трудности?

Угадал проникновенный: Огородникова тогда не пускали в Италию, Древесного в Канаду, а Герману Славе даже в братскую Польшу семафор закрыли.

Ох, бюрократия! Деменный сделал у себя под локтем какую-то пометку. Впредь с этим вопросом, друзья, проблем не будет. Наши советские фотографы должны ездить и привозить из-за кордона художественные и идейные ценности.

Знаменательная встреча гармонично подошла к завершающей ноте. Деменный встал. Давайте по-комсомольски скажем. Журналу – быть! И периодическому!

Потрясенные гении выкатились из цековского квартала и покатились вниз по Марксу, не сговариваясь руля к какому-нибудь ресторану. По дороге взахлеб, словно и не тридцатилетние мужики, а настоящие вьюноши, обсуждали, какие будут художественные школы процветать под крышей нового журнала, какой концептуализм, мать честная, постыднейшая, в общем-то, проявлялась инфантильность.

В бывшем «Савое», нынче «Берлине» (столице Германской Демократической, конечно, ведь не может же быть в Москве ресторан «Западный Берлин») какая-то в этот час происходила пересменка, а поэтому царила едва ли не «бывшая» обстановка: чистота, тишина, покой. Все это отражалось в зеркалах, а те, в свою очередь, отражались в аквариуме, где плавали зеркальные карпы, отражавшие все скопом. В углу гурманствовал почетный посетитель, старик в смокинге, с гвоздикой в петлице, не кто иной, как генеральный секретарь СФ СССР товарищ Блужжаежжин. Шампанское в серебряном ведерке, икра в хрустальной вазе, карп на сковородке, ба, да это наша дерзновенная молодежь, милости прошу к нашему шалашу!

Уселись, пошли шампанское сажать бутылку за бутылкой, и все «Новосветское», к которому горячий калач очень хорошо идет, будучи смазан зернистою икрою. Под такой аккомпанемент решили ввести могущественного старика в курс событий: уж если сам Деменный дал добро, Блужжаежжин не нагадит. Вождь советского фотоискусства, однако, не очень активно реагировал – то ли пьян был, как бобер, то ли бредил наяву, во всяком случае, ему явно казалось, что он то ли в Париже, то ли в вокзальном ресторане Ростова-на-Дону во время противостояния двух разноцветных армий.

Вот, пжалста, говорил он, обводя длинным жестом с перстнями зеркально-золоченые стены, кому мешает? Почему опять не прийти сюда с Валентиной? О, мы еще вернемся, господа! Вот тогда и погуляет нагайка!

И вдруг – выныривал. Да, завоевали мы наше трудовое счастье! Демонстрировался калач с икрой. С саблями в руках, товарищи! Сколько жизней положили под нашей сильной и доброй властью ради светлого будущего! Вот придите ко мне в дом, комсомольцы мои дорогие... снова погружение в пучину времени... совдепией вашей в моем доме даже не пахнет!.. отчаянный рывок на поверхность... С тех пор, как я уверовал в торжество социализма!..

Слава Герман невинно спросил:

– А когда вы уверовали в торжество социализма, Касьян Фатьянович?

Внезапно остекленевший взгляд, отвалившаяся челюсть, леденящий шепот чревовещателя. В социализм я уверовал сразу после похищения генерала Кутепова.

Замечательный получился суарэ с корифеем соцреализма, и завершился он поучительной сценой в гардеробе, где, влезая в развернутую швейцаром енотовую шубу и извлекая из тайного «пистоньеро» коробочку с нюхательным табачком-с, перед самым выходом в советское пространство жизни Блужжаежжин все-таки высказался по поводу дерзкого журнального проекта, хотя и непонятно было, как зацепился сей куршлюз в его кинзмареульной голове. А вот с журнальчиком этим вашим, товарищи, мы вас не поддержим, потому что это вы, понимаете ли, какого-то троянского коня протаскиваете за бастионы социалистического реализма. Не выйдет! Керзону дали по рукам, не испугались наглого ультиматума, и от вас, дорогая моя молодежь, отобьемся! Ишь какие модные штучки – захотели и к члену политбюро! Да люди о таких авдиенциях годами мечтают! Не-е-т! Как наши предки-то говаривали? Хер вам, а не малина!

– И широкая грудь осетина – разумеется, – добавил тут кто-то из молодежи.

Время, однако, показало, что у маразматического Блужжаежжина были более веские аргументы. Сначала оно (т. е. время) просто молчало несколько месяцев, а потом позвонило и голосом «неплохого мужика», с которым Славка Герман «пил», сказало, что проект журнала не принят и что товарищ Деменный желает товарищам Древесному, Огородникову и Герману дальнейших творческих успехов. Тут как раз и братская помощь социализму с человеческим лицом подоспела. По всему лицу разросся мохнатобровый брежневизм. Все более-менее прояснилось.

Господин читатель, милостивый государь, здесь самое время подошло для глубокого исторического вздоха. Русская революция, вздохнем мы, какая ты с самого начала получилась старообразная, хоть и убогая, но и блудливая, жестокая тетка Степанида Властьевна с желчью, разлившейся по всем клеткам... родившись немолодой, ты ни разу и не помолодела, а только лишь грузнела год от года, богатства не прибавила, но лишь скарба бессмысленного накопила и на фотку снялась всеми пятнадцатью своими неподвижными лицами во фронтальной позиции, сколько же веков тебе еще стареть вдали от Бога и в стороне от Человека?

VII

Повздыхав слегка по этому странному адресу, вернемся все же с быстрой экскурсией в те недавние времена, когда в лексиконе российской интеллигенции доминировали два метафизических слова «еще» и «уже», то есть в Семидесятые Чугунные.