День проклятия - Герролд Дэвид - Страница 69

— А как бы ты поступил на моем месте? Я немного подумал.

— Наверное, также.

— Вот именно. Когда попадаешь в незнакомое место и видишь, что тебе ничто не угрожает, ты сразу же начинаешь обшаривать каждый уголок. Правда, меня сдерживало одно обстоятельство: не хотелось больше попадать впросак, потому что до меня доходили истории о людях, которые вылетели из корпуса, не выдержав испытаний…

Я перебил ее:

— Разве можно вылететь из корпуса?

— Нет, конечно. Их просто переводят на режим сохранения, иными словами, помещают в какое-нибудь старое тело, вышедшее из употребления, и все, что от них требуется, — поддерживать его жизнедеятельность. Понятно? Тебя убирают с дороги.

Как бы то ни было, некоторые из наших парней начали исчезать, и никто не объяснял, куда они делись. Оставалось только гадать. Один раз во время занятий я немного повздорил со своим капитаном, и она пригрозила отправить меня в лепрозорий. Я до сих пор не знаю, шутила она или нет. Тело, в котором я находился, могло стать моим на ближайшие… надцать лет, и ошибиться во второй раз мне не хотелось. Поэтому я решил сначала досконально выяснить, кто я такой, или, точнее говоря, в ком я нахожусь. Знаешь, Джим, язык не приспособлен для подобных вещей.

— У тебя прекрасно получается, — подбодрил я его. — Продолжай.

— Понимаешь, ты как бы снова становишься ребенком. В определенном возрасте возникает интерес к своему телу, к его способностям. И не только в сексуальном плане. Ты начинаешь исследовать самые потаенные уголки и щелочки и замечаешь, что одни места у тебя гладкие, а на других растут волосы. Ты прикасаешься к ним, чтобы оценить их чувствительность. В этом возрасте все занимаются онанизмом. Через это надо пройти. Ты как бы осваиваешься в теле, начинаешь чувствовать себя в нем комфортно и открываешь его новые возможности.

Мы проходили это на курсах — менялись телами и исследовали их. Ты даже вообразить себе не можешь, какое это идиотское зрелище: комната, полная голых мужчин, сидящих на полу и изучающих свои руки, ноги и остальное. Но только так и можно повысить свою чувствительность.

Но женщиной я стал впервые и потому действовал не спеша и тщательно, словно передо мной лежал учебник. Я понимал, что сейчас меня проверяют всерьез, и изучал свое тело, словно бы собирался провести в нем всю оставшуюся жизнь. Я выяснил все, что касалось женского пола. Наверное, женщины сочли бы меня идиотом, но у меня возникло ощущение, словно я открыл новый континент. Скорее всего, так и было.

Конечно же я проделал все то, что показывают в кино: щипал себя за соски, сжимал груди, гладил бедра — кстати, известно ли тебе, что женские бедра очень чувствительны? Большинство мужчин даже не подозревают об этом, поэтому они так неловки в любви. Многое можно узнать, прислушавшись к своему телу.

Это было незабываемо, Джим. Я лишился своего пола и обрел его заново. Понимаешь, до сих пор я считал себя гостем в женском теле, а теперь стал хозяином… хозяйкой! Получил разрешение на все, о чем раньше даже стеснялся спрашивать. В руки неожиданно попала чудесная, восхитительная игрушка.

Целый день я играл с собой, Джим. Впечатление потрясающее! Я не могу этого передать. Только потом я узнал, что почти все мужчины, впервые почувствовав себя раскованно в женском теле, ведут себя так же. Они не могут устоять перед любопытством. Женщины немного стыдливее в обращении с мужскими органами. Понимаешь меня, Джим? Что за наслаждение! Известно ли тебе, что оргазм у женщин проходит иначе, нежели у мужчин? Он накатывается волнами — одна приятней другой, — которые поднимаются изнутри. Это непередаваемо. Я пять раз испытала это.

Ее лицо горело, а глаза заблестели при одном воспоминании.

На какое-то мгновение меня смутили ее — его? — откровения. Она ведь не просто делилась со мной, а выворачивала душу, слишком уж интимными были подробности. Я смутился, потому что сам чересчур возбудился и увлекся его рассказом. Ее рассказом.

— Знаешь, что случилось со мной потом? — спросила она.

— Что?

— Меня оставили в этом теле на три недели.

— В лесу?

— Вот именно, в лесу.

В ЛЕСУ

— Там недалеко была заброшенная метеостанция ВМФ, — продолжила свой рассказ Тэнджи. — Телепатический корпус использовал ее как секретную базу. Поскольку ее обслуживали роботы, помещения для персонала были свободны. Идеальное место для экспериментов — затерянный островок. Там обитало три мужских тела и четыре женских, не считая моего. Они встретили меня возле дома.

Вероятно, они сразу поняли, что я еще не освоился в теле. Не успел я открыть рот, как оказался в большой комнате, где на белой стене черными буквами были написаны правила поведения в убежище, очень простые: нельзя упоминать ни одно из своих прошлых имен, надо придумать себе новое имя, не имеющее с предыдущими ничего общего. Я воспользовался своими инициалами.

Нельзя говорить ничего, что намекало бы на одну из твоих прошлых личностей. Рассказывать о себе запрещалось. Точно так же запрещалось говорить о нынешнем задании и расспрашивать остальных, давно ли они здесь, — в общем, ни слова вопреки правилам. Понимаешь, нельзя подойти и сказать, мол, это не мое настоящее тело, хотя и очень красивое. Это исключалось: раз ты попал в него, значит, и должен быть им. Иного не дано. Ты — только та личность, которую тебе предстояло создать, какой бы она ни получилась. Ты не представляешь, что мне пришлось пережить. Я понимал, что пока еще не стал девушкой, по крайней мере в душе, но и парнем я оставался лишь постольку, поскольку еще продолжал ощущать себя таковым. Какое-то время я вообще не знал, кто я. Думаю, и остальные тоже. В моем поведении все перепуталось; я одновременно подавал сигналы «иди сюда» и «отвали», «помогите мне, пожалуйста» и «со мной все в порядке». Тем не менее относились ко мне с ангельским терпением — понимали, каково мне приходится. Лишь со временем я осознал, что придаю слишком большое значение своему полу и что с этим надо кончать — выкинуть все из головы и просто-напросто быть девушкой, словно никого другого и не существовало.

Неожиданно она вздрогнула.

— До сих пор мурашки бегают при воспоминании об этом. А остальные… Они и сами испытывали то же самое. Во всяком случае, одна из женщин, по-моему, раньше была мужчиной. Я чувствовал это по ее разговору, по тому, как она учила меня быть женщиной — словно по учебнику, — и по ее манере заниматься любовью. Да, там мы много занимались любовью, очень много. — Она рассмеялась и добавила: — Чем еще заниматься на необитаемом острове? Вот мы и менялись партнерами. Впервые, когда мною овладел мужчина, я разревелась. Сама не знаю почему. Наверное, потрясение оказалось чересчур сильным. Хотя он был необыкновенно нежен.

Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Я взял стакан, взглянул на Тэнджи, потом опустил глаза, охваченный смущением и чувством странного удовольствия. Никогда телепат так откровенно не делился со мной своими эмоциями. Даже стало немного завидно.

Она подняла на меня огромные глаза и улыбнулась. Выражение лица было загадочным, словно она смотрела откуда-то издалека. У меня закрались подозрения, будто я стал прозрачным и она читает мои мысли, а я не могу утаить ни одного секрета. Мне стало не по себе. Я одновременно и хотел этого, и боялся.

Затем она вдруг улыбнулась знакомой улыбкой Теда, и я расслабился.

— Эй, смешай-ка парочку «Безумных Мэри». Я хочу снять это платье.

Вернулась она в какой-то накидке из черного шелка, больше подчеркивающей, чем скрывающей ее прелести, и села, скрестив ноги, на краешек кушетки.