Хирург - Герритсен Тесс - Страница 48

Так описано и в «Флорентийском кодексе» Бернардино де Саагуна:

Жрец, дары богам приносящий, достал орлиное гнездо,

Водрузил его на грудь пленника, где когда-то находилось сердце,

Вымазал его кровью, а вернее, утопил его в крови.

Потом поднял эту окровавленную чашу и вознес ее к небу.

И было сказано: «Сие питье для солнца».

И вслед за тем победитель излил кровь своего пленника

В зеленую чашу с оперением

И выпил ее до дна.

А после отправился вскармливать демонов.

Вскармливание демонов.

Какое великое предназначение крови!

Я думаю об этом, глядя на тончайшую струйку, которая закачивается в пипетку. Меня окружают лотки с пробирками, и в комнате гудят аппараты. Древние считали кровь священной субстанцией, средоточием жизни, пищей для монстров, и я разделяю их пиетет, хотя и понимаю, что кровь всего лишь биологическая жидкость, взвесь клеток в плазме. Это вещество, с которым я работаю каждый день.

Среднее человеческое тело весом около семидесяти килограммов содержит всего пять литров крови. Из этого количества лишь 45 процентов составляют клетки, а все остальное – плазма, химический суп, на 95 процентов приготовленный из воды, а 5 процентов прих0одится на белки, электролиты и питательные вещества. Кто-то скажет, что раскладывать кровь на биологические составляющие – значит лишать ее божественного смысла, но я не соглашусь. Только глядя на эти составные кирпичики, можно познать ее волшебные свойства.

Аппарат пищит – сигнал, что анализ завершен, и принтер распечатывает отчет. Я отрываю листок и изучаю результаты.

Мне достаточно пробежать глазами отчет, и я узнаю многое о госпоже Сьюзан Кармайкл, с которой я никогда в жизни не виделся Гематокрит у нее низкий – всего 28 при норме 40. У нее анемия, недостаток красных кровяных телец, которые поставляют кислород. Именно белковый гемоглобин, спрессованный в этих клетках-дисках, делает нашу кровь красной, окрашивает в нежно-розовый цвет ногтевое ложе и придает очаровательный румянец девичьим щекам. Ногти госпожи Кармайкл тусклые, и, если широко открыть ей вещ можно увидеть, что конъюнктива глаза имеет бледный розоватый оттенок. Поскольку она страдает анемией, ее сердце должно работать в ускоренном ритме, чтобы прокачать разбавленную кровь по артериям, – вот почему, поднимаясь по лестнице, она вынуждена периодически останавливаться, чтобы отдышаться. Я представляю, как она ползет по лестнице, прижимая руку к гортани, и грудь ее вздымается словно неспокойное море. Любой, кто пройдет мимо, догадается, что женщина нездорова.

Мне же достаточно взглянуть на цифры.

И это еще не все. У нее на нёбе есть красные точки – петехии. В этих местах кровь прорвалась сквозь капилляры и осела в слизистой оболочке. Возможно, сама больная и не знает об этих кровоточащих точках. А возможно, она замечала их на других частях тела, под ногтями, на голенях. Возможно, она не находит объяснения странным синякам на руках и бедрах и все гадает, где она могла ушибиться. Может, ударилась о дверцу автомобиля? Или ребенок крепко вцепился ей в ногу? Она ищет внешние причины, в то время как они кроются в ее крови.

Уровень тромбоцитов у нее – двадцать тысяч, а должен быть в десять раз больше. Без тромбоцитов – крошечных клеточек, которые отвечают за свертываемость крови, – даже легкий шлепок может вызвать синяк.

Многое способен рассказать этот хлипкий листок бумаги.

Я смотрю на показатель уровня лейкоцитов, и мне становится понятна причина ее мучений. Аппарат обнаружил присутствие миелобластов, примитивных предшественников опухолевых клеток, которых не должно быть в крови. У Сьюзан Кармайкл типичный миелобластный лейкоз.

Я без труда могу угадать, что ждет ее в ближайшие месяцы. Я вижу ее лежащей на операционном столе, где ей делают пересадку костного мозга.

Я вижу, как клоками выпадают ее волосы, пока она не смирится с неизбежностью и не обреется наголо.

Я вижу, как по утрам она корчится над судном, а потом долгими днями лежит, уставившись в потолок, и ее жизненное пространство сужается до кубатуры ее спальни.

Кровь – источник жизни, магическая жидкость, которая питает нас. Но кровь Сьюзан Кармайкл работает против нее, она разливается по ее венам словно яд.

Все эти интимные подробности мне известны, хотя я и незнаком с госпожой Кармайкл.

Я передаю результаты анализа по телефаксу ее лечащему врачу, кладу листок в корзину для доставки и беру в руки новый образец. Еще один пациент, еще одна пробирка с кровью.

Связь между кровью и жизнью известна еще с древних времен. Но наши предки не знали, что кровь вырабатывается в костном мозге, как не знали и того, что большую ее часть составляет вода. Между тем они признавали ее силу и власть, поэтому и приносили в жертву богам. Ацтеки использовали костяные перфораторы ииголки из агавы, чтобы прокалывать свою кожу и высасывать из нее кровь. Они прокалывали себе губы, языки или грудь и приносили в дар богам свою кровь. Сегодня такое самоистязание сочли бы психическим заболеванием.

Интересно, что бы подумали ацтеки про нас.

Вот я здесь, в обстановке полной стерильности, весь в белом, в перчатках, которые предохраняют мои руки от случайных брызг крови. Как далеко ушли мы от своей природы! От одного вида крови некоторые из нас падают в обморок или шарахаются в сторону, завидев на тротуаре ее следы. Мы закрываем глаза детям, когда на экране телевизора показывают сцены насилия и жестокости. Люди потеряли связь со своим естеством, забыли, кто они есть на самом деле.

Впрочем, к некоторым из нас это не относится.

Мы существуем в их мире, нормальные с виду; возможно, мы более нормальные, чем кто-либо, потому что не позволили упрятать себя и мумифицировать в стерильный бандаж цивилизации. Мы видим кровь и не отворачиваемся. Мы понимаем ее красоту, реагируем на ее зов.

Все, кто оказывается свидетелем несчастного случая и останавливается, не в силах оторвать взгляд от крови, понимают это. Под маской отвращения, желания отвернуться, бьется великая сила. Влечение.

Мы все хотим смотреть на кровь. Но не все могут признаться в этом.

Как одиноко бродить среди зомбированных. По вечерам я гуляю по городу и вдыхаю тяжелый воздух. Он омывает мои легкие словно подогретый сироп. Я заглядываю в лица прохожих, пытаясь разглядеть своего брата по крови, каким когда-то был ты. Остался ли еще хоть кто-то, не утративший связи с древним инстинктом? Мне интересно, узнаем ли мы друг друга, когда встретимся, и боюсь, что этого не произойдет, потому что мы слишком глубоко спрятались под маской обыденности.

Поэтому я бреду в одиночестве. И думаю о тебе, единственном, кто мог меня понять.

Глава 17

Будучи врачом, Кэтрин не понаслышке знала, что такое смерть. Ей слишком часто приходилось наблюдать, как жизнь уходит из глаз пациента, и они становятся пустыми и стеклянными. Она видела, как постепенно бледнеет кожа, приобретая землисто-серый оттенок, словно вместе с кровью тело покидает и душа. В медицинской практике понятие смерти так же актуально, как и понятие жизни, и Кэтрин давно уже познакомилась со Смертью, наблюдая остывающие останки. Она не боялась трупов.

И все равно, когда Мур свернул на Элбани-стрит и она увидела аккуратное кирпичное здание морга, ладони у нее покрылись липким потом.

Он припарковал машину на стоянке рядом с белым фургоном, на котором крупными буквами было выведено: «Штат Массачусетс. Управление судебно-медицинской экспертизы». Ей не хотелось выходить, и, только когда он открыл перед ней дверцу, она заставила себя двинуться с места.

– Вы готовы к процедуре? – спросил он.

– Не могу сказать, что жду ее с нетерпением, – призналась она. – Но лучше уж быстрее покончить со всем этим.