Дайте руку королю - Гергенрёдер Игорь - Страница 11

Он спустил воду во всех кабинах. Досчитал до ста. Хоть-бы-хоть-бы-хоть-бы-ушла!!! Стал снова считать, сбился. Шепотом запел песню – ее часто слышишь по радио. Слышишь после того, как чудной голос (не то мужской, не то женский) скажет: «Говорит Пекин! Здравствуйте, дорогие советские радиослушатели».

Он поет эту песню:

Ну-ка?.. Никуда она не ушла! О-оо, если бы он был львом – разорвал бы ее! Да хоть бы котом: зашипел бы, пронзительно, ужасно замяукал… Она бы описалась и убежала.

Он яростно мяукает про себя: «Мя-а-ай-йу-уу, мя-а-ай-йу-уу! Мий-йу-ууу!»

Сестра сидит. А время – тик-так, тик-так, тик-так… Мертвый час кончится – больные начальники выйдут в свой коридор. И не видать денег! Мятых, истертых, скомканных – но таких чудесных-чудесных денежек! Ийка заглянет в палату, и надо будет орать: «П…да!» А если не крикнешь… О-ооо!

Он вышел из уборной – и двинулся к лестничной площадке. Направился к ней – словно никакой сестры не было на посту.

Клюшка – стук… стук… А спина чувствует, что позади нее – сестра.

«Эй! Это куда?» – она еще не крикнула.

Крикнет! Вот… вот… Майка взмокла. Спине щекотно от стекающего пота. До чего длинный этот коридор!

«Эй! Куда еще?!» – как резко, как громко, как зло – страшно-страшно крикнула…

Нет. Пока – нет. Не крикнула до сих пор? Так кричи! Скорей ори – чтобы он не мучился!

Ор-р-рри-и же!!

В груди – стеснение. В груди слева. И там что-то горячее. До чего противное стеснение. Ф-фу – мутит. Тошнит! Вот она, дверь… Приоткрыта на лестничную площадку… Шаг. Еще шаг. Он на площадке. Уже не в коридоре – на лестничной площадке!

Как трудно обернуться! Сейчас нога подломится – хлобысь!.. Только бы не упасть от этой дрожи. Раз! – оглянулся…

Далеко (теперь уже так далеко!) – сестра. Читает. Он закрыл дверь. Послал воздушный поцелуй. Его уже не увидишь. Пуст коридор!

Широкая площадка, шахта лифта, стальные двери заперты. Нажми на кнопку – внизу загудит лифт. А в нем – лифтерша… Нет уж! Он спустится по лестнице.

Правой рукой держится за холодные металлические перила. В левой – клюшка, упирается ею в ступеньку. Он медленно спускается по решетчатым чугунным ступеням. До чего же медленно!..

Наконец он почти на площадке – между пятым и четвертым этажами. Клюшку вниз – вперед… О-ой!.. – бамц! Со всего размаху – о металлический пол! Проклятая «конская стопа» зацепилась за край ступеньки – и он об пол лицом.

Темно. Кошмарная боль. Внутри головы кто-то бешено колотит в виски молоточками. Мамочки, какая мука! Пожалей меня кто-нибудь…

Фиг! Так пожалеют, что…

Лишь бы не услыхали, как грохнулся. Встать поскорее. Сил не хватает, гадство! Во рту что-то теплое, сладкое. Тьфу! Зуб выпал. А! Он и так шатался. Сплюнуть кровь. «Всех, кто смел и отважен, и юн…» А еще поют: «Смело, товарищи, в ногу…» А то: «Смело за щеку берет, в обе скважины дает…» – так Сашка напевает. Сашка-король. Раз-два-три – о-оо-п-ля!

Шатается – но стоит! Опирается на клюшку.

Ну – дальше по лестнице…

Он ступил в покои запретного этажа. Здесь не коридор, а галерея: палаты лишь слева, а справа – ряд круглых колонн и окна. До чего от них светло! Между ними – кадки с цветами. Тут, там – мягкие кресла, столики. Пол сплошь покрыт ковром.

Люстру он увидал сразу. Она еще больше, чем представлялась. Висит себе – бледно-голубая. Похожая на треть громаднейшего арбуза – срезом вверх.

А как найти столовую, где стоят столы на колесиках?

Хо-о, вон же он! У стенки слева, между дверями палат. Стол из матово-белого металла, с блестящими ножками, на пузатых, похожих на бочечки, резиновых колесиках. Миленький хороший-хороший чудесненький столичек!

Лишь бы не вышел никто! Скорее к нему… Так – клюшку на него. Взяться за его углы, опереться – и шажок… Еще… Подкатил стол под люстру.

Теперь – на него взобраться… Лег на стол грудью, протянул руки, ухватился за край. Подтягивается изо всех сил, вползает на него животом. Зубы от напряжения – цыг-цыг-цыг… «Всех, кто смел и отва… м-мя-а-йу-уу! м-ми-ий-йу-уу!» – недостает сил! Пижама взмокла.

Закинуть на стол правую ногу – она поживее левой. Ннн-н-у!.. «Смело за ще…» – Готово! Неужели взобрался?

Уф-ффф! Передохнуть. Вздохнуть-передохнуть-отдохнуть…

А из любой двери могут выйти…

Скорее на ноги – и к люстре! К миленькой богатенькой-пребогатенькой люстрочке! Денег будут полные карманы. Бери, Сашка! Хватай! Пусть няня Люда купит тебе яблок, груш, персиков, шоколадных конфет. Жри-обжирайся!

Но уж тогда Ийка спокойно зайдет к Скрипу. Присядет на его кровать, они будут разговаривать. И никто-никто-никто его не заставит обзывать Ийку!

Он встал на коленки, уперся в стол ладонями. Так. Теперь поднять правую коленку… Выше-выше! Почти достала до подбородка. Упереться носком в стол… Только бы ботинок не скользнул по гладкому столу!

Высунулся язык. Слюнявый язык. Не хватало высунутого языка… Выпрямляться постепенно, тихонечко… Если стол чуть поедет – полетишь на пол. Дышится еле-еле. Пот затекает в глаза, щиплет.

Лишь бы левая нога не подогнулась! Вот – он уже упирается руками в коленки. До чего трясутся! Еще легонько вверх – и он стоит на столе. Можно взглянуть на люстру.

Он запрокинул голову… А люстра еще так высоко! И тянуться нечего…

М-м-мя-ай-йу-уу! м-м-мя-ай-йу-уу! м-м-ми-ий-йу-уу! Чуть не кинулся на пол. Слезы хлынули. Не достать! Любимую чудесную богатенькую люстрочку, его-его-его люстрочку, полную денег, – не достать…

Сквозь слезы видит… Кого он видит?! О-оо, Сашку-короля. Тот стоит на лестничной площадке, смотрит в открытую дверь. За ним маячит Петух.

– Не п…данулся, а? – с изумлением сказал король. – Зря ждали. А мурло – разбитое! Какой, с-сука, жадный на деньги!

Он на клюшках подскакал к столу. Следом – Петух. Сорвали Скрипа вниз – разбиться об пол не дали. Но он больно ушиб правый локоть, плечо, висок.

Сашка встал на стол. Взяв клюшку за конец, протянул ее рукоятью к люстре. Рукоять уперлась в ее край. Люстра стала отклоняться – накреняясь. Через край посыпались монеты, полетели смятые пятирублевки. Король слегка принял клюшку на себя и толкнул вновь: встряхнул люстру. Деньги сыпанулись гуще. Он продолжал встряхивать люстру, пока в ней почти ничего не осталось.

– Тебя, Скрипач, на гвоздь посадить мало! – король сказал, когда они вернулись в палату. – Хотел все один захапать, курва! Но за идею я тебя прощаю…

Сашка расплющил на его голове катыш пластилина, надавил большим пальцем – с силой повел против волос. Он вскричал от боли.

– Нервенный какой! – повелитель осклабился.

Потом Скрип узнает от Кири и Проши: его выследил Глобус. Заподозрил, почему он так долго не возвращается из уборной? Хотел пойти посмотреть, выглянул в коридор – и усек, как Скрип пробирается на лестничную площадку.

23

На другой день король и Петух снова проникли на четвертый этаж, добрались до столовой. Из холодильника, где держат передачи, украли жареную курицу.

После мертвого часа ее обладатель-мальчишка как раз захотел курятинки… И надулся же! Позвонил по телефону папаше… Обо всем этом поли узнали от няни Люды. Больные начальники стали говорить: персонал не следит за порядком. «Эти голодные» (так они называют тех, кто лежит этажом выше) – «эти голодные приходят, как домой, и воруют!»

А тут в аккурат – надо же! – приспело время разыграть денежки, что подкопились в люстре. Сели за домино. Велели принести лестницу… а в люстре всего две пятирублевки и десять копеек!

Ну, сказали начальники, это работают не «голодные». Калеки добрались бы до денег без лестницы? Она – под замком. А ключи – у персонала. Вот кто воры-то…