Крысолов - Уланов Андрей Андреевич - Страница 5

Право же, подумал Диего, очень жаль, что у меня при себе нет чего-нибудь короткого и…

Лестница закончилась, желтый камзол неожиданно юркнул в сторону и тан едва не уткнулся носом в оскаленную пасть полковой эмблемы на перевязи гвардейца-валхака.

…вроде кордов на поясе этого громилы.

– Хто и пошто?

Поскольку ги Морра и на этот раз медлил с ответом, Диего решил проявить инициативу.

– Тан Раскона, – протянул он гвардейцу зеленый листок, – по личному приглашению Его Сиятельства.

Наклонившись, валхак принялся изучать печать, затем вновь выпрямился и смерил тана взглядом, явственно говорившим: «Ходют тут всякие… будь моя на то воля…»

Ответный взгляд Раскона ничуть не менее явно сообщал: «Как же я рад тебя видеть!»

Действительно, присутствие гвардейца развеивало все подозрения тана столь же основательно, как заклятье архимага – призраков низших уровней. Если желтый камзол имел шанс оказаться родичем заговорщиков, другом или просто подкупленным, то солдат личного полка Его Сиятельства – никогда. Полудикие горцы из «Нуарийских волков» признавали лишь одного господина.

– Идите же, – нервно произнес ги Морра. – Вас ждут, – и, видя, что Раскона колеблется, повысил голос: – За этой дверью. Шляпу отдайте мне.

«Так просто?!» – едва не выкрикнул вслух Диего. Один стражник, дверь – и ты попадаешь к самому могущественному – после юного короля, разумеется – человеку в государстве?!

– Идите!

«Раз-два-три-и-прочь напасти, слуги Темного, не сглазьте…» – бормотать этот детский оберег было, наверно, глупо, но ничего другого Раскона в этот миг не вспомнил. Он просто вдохнул, словно готовясь к прыжку в глубину, побольше воздуха, взялся за ручку двери – медную, в виде птичьей лапы и неожиданно теплую – и вошел.

Помещение, в котором он оказался, было на удивление мало. Четыре шага в ширину и от силы восемь – от двери до узкого шкафа рядом с окном. Похоже, меня завели в крыло для прислуги, успел подумать Раскона, ну а затем склонившийся над столом человек аккуратно положил перо рядом с чернильницей и поднял голову.

– Итак, – с легким сарказмом осведомился он, – это вы тот самый отличившийся юнец из казначейства, что жаждет обменять повышение в чине на пять минут беседы со мной?

До сегодняшнего дня Диего всего пять раз довелось видеть первого министра Высокого Двора. И потому сейчас ему потребовалось изрядное усилие, чтобы сопоставить образ роскошного вельможи, ослеплявшего всех вокруг блеском подсвеченных «искрами фей» бриллиантов, и человека в простом черном с серебром камзоле. Без пышного придворного парика и слоя пудры ги Леннек выглядел осунувшимся и на добрых пятнадцать лет старше.

– Ваше Сиятельство, тан… – начал Раскона – и осекся, заметив, как недовольно дрогнул позумент на плече.

– Не надо, – устало сказал герцог Нуарийский. – Если я начту тратить время на все полагающиеся церемонии, Иторен просуществует дней десять. А потом старая повозка разлетится в щепы. Садитесь.

Кресло было глубоким, с высокими подлокотниками. Опускаясь, Диего на миг оперся на них и едва не вскрикнул – черное лакированное дерево было выпачкано чем-то холодным и липким.

– Что сморщились, как мартышка? – заметил его гримасу герцог. – Покоробило сравнение нашей великой державы с дряхлой телегой?

– Нет, Ваше Сиятельство. Уверен, вы лучше других знаете, чем приходится управлять.

– Управлять?! Да вы изрядный шутник, тан Диего. Я лишь пытаюсь не дать королевству развалиться. Тут гвоздик забил, там веревочку подвязал. Но проблема в том, что мы не стоим на тихой улочке! Мы мчимся с бешеной скоростью, а дорога в камнях и ямах.

«И мы далеко не одни в этой гонке», – добавил про себя Раскона, одновременно пытаясь незаметно вытереть ладони о полу камзола. Получалось неважно, серебряная мишура лишь царапала кожу. «Рядом несутся другие – и каждый не упустит случая подкинуть лом в колесо… или дротик в спину».

– Итак, – снова произнес тан Франсиско ги Леннек, упираясь в подлокотник и с любопытством глядя на Диего, – чего же вы хотели просить именно у меня? Место при дворе? Денег? Отвечайте по возможности короче.

– Фрегат, Ваше Сиятельство! – выдохнул Диего.

«Вот и все, – подумал он. – Шаг сделан и осталось только пройти по этой дороге до конца».

– Так… – герцог провел пальцем по щеке, словно пытаясь утереть невидимую слезинку. – Похоже, коротким наш разговор не выйдет. Но, по крайней мере, удивить меня вы уже сумели.

Отвернувшись от гостя, он выудил из-под горы свитков несколько листов бумаги, сцепленных меж собой шнуром, положил их на стол и взялся за перо.

Шнур был цветной, вернее, разноцветный. Диего сумел различить желтую и серебристую нити, после чего логично предположил, что третья нить имеет медный оттенок. А значит, лежащий перед герцогом экстракт рожден в недрах родного казначейства. И почти наверняка повествует о прегрешениях некоего Диего Раскона, двадцати двух лет от роду, крови чистой, прямых родственных связей с еретиками не имеющего…

– Ги Карталь хорошего мнения о вас, – министр произнес эти слова с легким удивлением. – Редкий случай. Потому я и решил потратить на вас время. Жаль будет, если мы с ним ошиблись.

– Ваше Сиятельство, я наде… я уверен, что вам не придется сожалеть о своем решении.

– Уверены? – герцог наклонился чуть вперед. – Хорошо, если так. Что ж…

У Раскона вдруг пересохло во рту. Он попытался сглотнуть – и зашелся в приступе сухого, лающего кашля.

– Вы что, больны?

– Нет, Ваше Сиятельство, – выдавил Диего, – совершенно здоров!

Кончик пера в руке герцога проплыл над бумагой… замер…

– Ваша семья погибла от рук пиратов?

«Это здесь ни при чем! Прошлое осталось позади!» – крикнул Раскона… беззвучно. Кричать было нельзя.

– Да, Ваше Сиятельство. Бешбеши… воспользовавшись ненастьем на море, проскользнули мимо береговой охраны, высадились и пошли в глубокий рейд. – Герцог молчал, и Диего рискнул продолжить. – Наше поместье было почти в ста лигах от моря, и никто не думал, что пираты могут оказаться так далеко. Только эти бандиты…

Он вновь закашлялся – пить хотелось просто неимоверно, в горле словно развели костер.

– … эти бандиты оказались жадны и глупы, Ваше Сиятельство. Зашли далеко на сушу и не успели вернуться. Их нагнала конница, «жуки».

Вскоре после обеда. А когда он увидел это поле, был вечер. На-десятник, рыжий крепыш с длинными, как гномья борода, усами, точь-в-точь настоящий жук, взял его к себе в седло. «Пусть посмотрит! – велел офицер, может, ему станет легче, когда он увидит!» Пусть….

Это было пшеничное поле, вернее, два поля – дорога разделяла их, и бешбеши шли по ней, когда из-за леса вылетели конники. На галопе, с ходу разворачиваясь в линию, «крылышки жука» на плечах подняты, и ветер свистит в них, пронзительно, жутко. Мало кто способен, заслышав этот звук, удержать на месте сердце и печенку. Вот и в тот раз большая часть пиратов сразу бросилась в хлеба, в безнадежной попытке найти спасение среди желтых колосьев, лишь несколько десятков сгрудились на дороге в жалкое подобие каре. Этих скосили пули, всех разом, каждый «жук» имеет при себе карабин и четыре, а то и шесть пистолей. На тех же, кто убегал, пуль не тратили – длинные изогнутые мечи кавалеристов могли разрубить человека наискось, от плеча до пояса… или заставить череп расплескаться гнилым арбузом. Ну а тем, кто спасался от клинка, обнимаясь с землей – тем доставались подковы.

Все это Диего понял уже потом, когда линейка наставника начала вколачивать в его плечи азы военной науки. В тот вечер он просто смотрел с высоты седла на раскиданные по полю тела. Это было странно – умом он понимал, он уже был достаточно взрослый, чтобы осознать: да, эти ворохи окровавленного тряпья, пожива мух и стервятников – те самые демоны смерти, что прошлой ночью мелькали в отсветах пожара отцовской усадьбы. Разум был готов это принять, а вот сердце…

Пожалуй, «это здесь ни при чем» было все же неправдой. Не совсем правдой.