Дюна - Герберт Фрэнк Патрик - Страница 119

— А он и выкричался, — сообщила Алия. — Я только хотела прикоснуться к его искорке… ну, к жизни. Только и всего. А когда он ощутил меня, он больше не хотел плакать.

— Разговоров прибавится, — пробурчала Хара.

— Но ребенок Субийи здоров? — спросила Джессика. Она видела, что Хара чем-то сильно встревожена.

— Здоровее не бывает, — ответила Хара. — И все знают, что Алия ему не повредила. И, в общем, не рассердились, что она его трогала. Тут другое… — Хара пожала плечами.

— Всё дело в странности моей дочери? — спросила Джессика. — В том, что она говорит не как ребенок ее лет и знает вещи, по возрасту ей не положенные, например, образы из прошлого…

— Ну откуда ей знать, например, как выглядел какой-то там ребенок на Бела Тейгейзе?!

— Так он же похож! — возмущенно сказала Алия. — Мальчик Субийи в точности как сын Митхи, что родился перед самым уходом!

— Алия! — строго сказала Джессика. — Я же тебя предупреждала!

— Но, мама, я же сама видела и…

Джессика покачала головой — на лице Хары было написано сильное беспокойство. Кого же я родила? — спросила себя Джессика. Она уже в миг рождения знала столько же, сколько я… даже больше — все, что открылось с помощью Преподобной Матери в коридорах прошлого…

— Дело не только в том, что она сказала, — мрачно проговорила Хара. — Тут и другое: ее упражнения, например: сядет и уставится в скалу, и только один какой-нибудь мускул дергается, возле носа или на пальце, или…

— Бене-Гессеритские упражнения, — кивнула Джессика. — Ты же знаешь про них, Хара. Надеюсь, ты не собираешься отказывать моей дочери в наследственности?

— Тебе известно, Преподобная, что для меня такие вещи ничего особенного не значат, — ответила Хара. — Но люди-то шепчутся… Я чувствую опасность. Они говорят, что твоя дочь — демон, что другие дети отказываются с ней играть, что она…

— У нее слишком мало общего с другими детьми, — сказала Джессика.. — Какой она демон! Просто она…

— Конечно, она не демон!

Джессика поразилась, с какой горячностью Хара сказала это. Она перевела взгляд на Алию. Девочка как будто совершенно ушла в свои мысли — как будто… ждала чего-то. Джессика вновь обернулась к Харе.

— Я уважаю домашних моего сына, — сказала Джессика (а Алия пошевелилась у нее под рукой). — Ты можешь открыто говорить со мной обо всем, что тебя тревожит.

— Недолго мне быть в его доме! — ответила Хара. — Я ждала до сих пор ради своих сыновей, ради всего, чему они научились, как сыновья Усула. Это немного, но это все, что я могла им дать, — ведь все знают, что я не делю ложе с твоим сыном.

Алия, теплая в полудреме, опять шевельнулась под рукой матери.

— Но тем не менее ты могла бы стать хорошей подругой и помощницей моему сыну… — сказала Джессика. И добавила про себя, потому что не переставала думать об этом: только не женой. А от этой мысли было, конечно, недалеко и до другой, более важной, что как заноза постоянно мучила ее: в сиетче уверенно говорили, что союз ее сына с Чани стал уже настоящим супружеством.

«Я-то люблю Чани…» — подумала Джессика. И тут же напомнила себе, что любви, может быть, придется уступить дорогу политическим соображениям… вопросам короны. Монархи, как известно, редко женятся по любви.

— Думаешь, я не знаю, что ты готовишь для сына? — продолжала Хара.

— Ты о чем? — строго спросила Джессика.

— Ты хочешь объединить все племена под Его рукой.

— Разве это плохо?

— Я вижу опасность для него… и Алия — часть этой опасности.

Алия теснее прижалась к матери. Теперь она открыла глаза и внимательно смотрела на Хару.

— Я же смотрела на вас, — сказала та. — Как вы касаетесь друг друга. И Алия для меня — родная плоть, ведь она сестра тому, кто как брат мне. Я присматривала за ней и берегла ее с тех пор, когда она была совсем крошкой. С той самой раззии, после которой мы укрылись здесь. И я многое видела…

Джессика кивнула. Она чувствовала, как в Алие нарастает тревога.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, — продолжала Хара. — Как с первого дня она понимала все, что мы говорим ей. А разве знал свет другого ребенка, который бы в столь раннем детстве так знал и соблюдал водную дисциплину? И разве был когда ребенок, чьими первыми словами к няньке было бы: «Я люблю тебя, Хара»?..

Хара прямо посмотрела на Алию.

— Почему, как ты думаешь, я терплю все ее подковырки и оскорбления? Потому что знаю, что на самом деле она на меня худа не держит!

Алия подняла глаза на мать.

— Да, Преподобная, — я тоже умею думать, — сказала Хара. — Я сама могла бы стать сайядиной. И что я видела — то видела.

— Хара… — Джессика пожала плечами. — Я не знаю, что сказать… — И она поразилась собственным словам, потому что это буквально была чистая правда: она не знала, что сказать.

Алия выпрямилась, развернула плечики. Джессика поняла — время ожидания прошло. Алией владело сложное чувство, смесь решимости и грусти.

— Мы совершили ошибку, — сказала Алия. — Теперь нам нужна Хара.

— Это случилось во время Обряда Семени, — проговорила Хара. — Когда ты, Преподобная, преобразовывала Воду Жизни: когда Алия еще жила, нерожденная, в твоем чреве.

Нам нужна Хара? — удивленно повторила про себя Джессика.

— А кто еще может поговорить с людьми, помочь им хотя бы начать понимать меня? — ответила девочка.

— И что ты хочешь, чтобы она сделала? — спросила Джессика.

— Она уже знает, что ей делать.

— Я расскажу им правду, — сказала Хара, и ее лицо показалось вдруг им старым и грустным. Оливковая кожа собралась в хмурые морщинки на лбу, а в острых чертам проглянуло настоящее колдовство. Хара стала похожа на ведьму. — Я скажу им, что Алия только притворяется маленькой девочкой, а на самом деле и не была ею никогда.

Алия покачала головой. По ее щекам потекли слезы, и Джессика ощутила волну ее печали, как свою собственную печаль.

— Я знаю что я урод… — прошептала Алия. Взрослые слова и интонация из детских уст прозвучали подтверждением горькой истины.

— Никакой ты не урод! — оборвала ее Хара. — Кто посмел сказать тебе такое?!

Джессика вновь поразилась яростной силе голоса Хары и готовности, с какой она бросилась на защиту Алии. И Джессика поняла — Алия рассудила верно: Хара им нужна. Племя поймет ее слова и чувства, ибо было очевидно, что она любит Алию, как свое собственное дитя.

— Так кто это сказал?! — повторила Хара.

— Никто.

Уголком материнской абы Алия вытерла слезы. Разгладила смятый и промокший край ткани.

— Ну так и ты не говори такого! — велела Хара. — Да, Хара.

— Ну а сейчас, — сказала Хара, — можешь все рассказать мне. Чтобы я рассказала другим. Итак, что с тобой случилось?

Алия сглотнула, подняла взгляд на мать. Джессика кивнула.

— Однажды я проснулась, — проговорила Алия. — Это было как пробуждение ото сна, вот только я не помнила, чтобы засыпала перед этим. Я была в каком-то теплом, темном месте. И я — испугалась.

Слушая шепелявящий голосок дочери, Джессика вспомнила тот день, огромную пещеру…

— Когда я испугалась, — продолжала девочка, — я попыталась выбраться из этого места; но выхода не было. Потом я увидела искорку… то есть не совсем увидела. Эта искорка была прямо там, со мной, мы были вместе; и я ощутила эмоции, исходившие от нее… она меня утешала, успокаивала, обещала, что все будет хорошо. Это была моя мать.

Хара вытерла глаза и ободряюще улыбнулась Алие. Но все-таки глаза фрименки диковато поблескивали — хотя казалось, будто Хара хочет и глазами слушать рассказ Алии.

Что можем мы знать о том, что думает она — с ее уникальным опытом, воспитанием и наследственностью?.. — подумала Джессика.

— Но как только я успокоилась и почувствовала себя в безопасности, — рассказывала Алия, — появилась еще одна искра… тут-то все и случилось. Этой третьей искрой была Преподобная Мать. Она… передавала маме многие жизни… все, что у нее было… и я была с ними и все видела… все-все. И потом все кончилось, и я была уже всеми ими, и еще другими, и самой собой.:, только мне пришлось очень долго искать себя. Там было слишком много других.