История первой любви - Гербер Джина - Страница 4

Она больше не хотела притворяться, что осталась прежней Стеф. А именно это ей приходилось делать в письмах к Айрин и в редких телефонных разговорах с другими сестрами — Кэт и Вики. В их семье Стеф считалась «хорошей девочкой».

Тихая, скромная, сговорчивая, готовая к компромиссам, имеющая редкий дар терпеливо выслушивать чужие жалобы и сопереживать чужим неприятностям, но никого не загружающая своими проблемами. И вовсе не потому, что она была столь уж уверена в себе.

В глубине души Стеф прекрасно понимала, что если и умела слушать других, то лишь потому, что всегда хотела быть приятной в общении и соответствовать представлениям о ней остальных членов семьи. Стеф старалась, чтобы родные думали о ней как о сильной и самоотверженной личности. И они действительно так думали, хотя на самом деле в ней не было и следа подобных качеств. Однако Стеф продолжала играть роль по этим правилам, так до конца и не ответив себе, почему она так дорожит чужим одобрением, как будто мнение о ней близких для нее важнее, чем ее собственное.

А может, так оно и есть? — устало подумала Стеф. Считалось, что из четырех сестер Гринуэй она, третья по старшинству, в свои двадцать девять лет преуспела больше всех. Но теперь у нее нет больше ни сил, ни желания поддерживать и далее этот семейный миф. Она возвращается домой. С разбитой жизнью и рухнувшими надеждами.

В доме Джеффри Дартвелла Уиндхема, в Хэмпстеде, телефон звонил уже битый час. Билл, мысленно чертыхаясь, набрал номер в шестой раз, когда наконец в трубке раздался хриплый со сна голос матери Джеффа.

— Да, слушаю.

Оттилия Дартвелл, дочь богатых родителей, никогда не знала, что такое рано вставать на работу, ведь за все свои тридцать лет она не работала ни дня. Вот почему голос ее звучал сухо и раздраженно. Билла передернуло, но он взял себя в руки и обратился к бывшей жене строго по-деловому:

— Доброе утро. Позови, пожалуйста, Джеффа.

Билл преднамеренно опустил обычные формулы вежливости, вроде «как поживешь» и т. д. Да его, честно говоря, вовсе не интересовало, как живет женщина, которая за прошедшие после их развода двенадцать лет не сказала ни ему, ни о нем ни единого доброго слова. В свое время она вышла за него, оказавшись на мели. Поспешное замужество позволило ей уйти от выяснения отношений с папочкой из-за очередного перерасхода средств с открытого им для нее счета.

— Кто это? — услышал Билл мужской голос на другом конце провода.

— Да так, никто, — нежно проворковала Оттилия, прикрыв трубку рукой. — Спи, милый.

— Кто это?! — почти прорычал Билл, с трудом сдерживаясь.

Наступила секундная пауза. Билл мысленно представил, как Оттилия раздраженно выгнула вверх тонкую, выщипанную бровь.

— Не твое дело, — холодно отрезала она. — Мы, слава Богу, больше не женаты.

— Не увиливай, — его глаза угрожающе сузились. — Черт тебя подери, Оттилия! Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты притаскиваешь в дом, где живет мой сын, пьяных сопляков, которых снимаешь в баре, чтобы переспать с ними!

— Я не снимала Джила в баре, — свистящим шепотом возразила она, но Билл не обратил на ее слова никакого внимания.

— Каждый раз, как я звоню, одна и та же история. Хахали приходят и уходят, а ты подумала, что при этом чувствует Джефф? — Билл задохнулся от ярости. — Неужели для тебя не существует никаких приличий?

— Приличий? — ядовито переспросила Оттилия и зло рассмеялась. — И ты еще говоришь о приличиях? Вспомни-ка лучше, откуда ты сам взялся!

— Я — отец Джеффа, не забывай!

Она снова засмеялась, голос ее наполнился горечью и презреньем:

— А-а, вспомнил? Сначала повесил мне его на шею, а теперь вспомнил. У меня тоже есть право на личную жизнь. И не пытайся мне доказывать, что сам не спишь с бабенками направо и налево при всяком подходящем случае, — ее голос зазвучал громче, потому что теперь она говорила прямо в трубку. — Уж я-то тебя хорошо знаю, дорогой. Ты не забыл, как мне, девочке, пришлось дорого заплатить за свою ошибку?

Нервно крутя телефонный провод, Билл пытался взять себя в руки:

— Ты в своем репертуаре, Оттилия. Что же касается ошибки — если ты так предпочитаешь называть Джеффа, — то я тебе уже сто раз говорил и снова повторю: я готов взять его к себе в любое время. Только скажи, когда подъехать, и я тебя от него освобожу.

— Скажите, пожалуйста, прямо благородный рыцарь в сияющих доспехах!

Билл мысленно увидел ее самодовольную ухмылку. Но когда она снова заговорила, голос зазвучал почти искренне:

— Нет, ты не получишь Джеффа. Я люблю его, и он — можешь верить, можешь не верить — любит меня.

— Да-а? — с сомнением протянул Билл. — Просто твой папаша быстренько закроет для тебя свой кошелек, если ты отдашь сына мне.

— Папа тут ни при чем, — отрезала Оттилия.

— Одна поправочка! Твой отец боится замарать свое имя, имея внука с фамилией Уиндхем, не так ли? Но и отпустить Джеффа жить со мной он тоже не хочет.

— Чепуха! — Оттилия не собиралась отступать. — Ты просто ревнуешь, потому что прекрасно знаешь, что Джефф не любит тебя и ни за что не поехал бы в твою Богом забытую дыру, если бы ты не давал ему карманные деньги.

Ее слова больно резанули Билла, но он уже устал спорить с бывшей женой, Запустив пятерню в белокурую шевелюру, он растерянно поскреб в затылке и со вздохом сказал:

— Ладно, хватит, я хочу говорить с Джеффом.

— Очень жаль, но это невозможно, — торжествующе сообщила Оттилия. — Его пет дома. Он в школе.

Биллу никогда так сильно не хотелось отвесить ей затрещину, как сейчас.

— Сегодня суббота, Оттилия, суб-бо-та! Даже летняя школа сегодня закрыта. Его что, нет дома? А где он может быть?

— М-да, в самом деле… — Билл почувствовал, что она смущена. — Ах да, вспомнила… Он ушел гулять с мальчишками. Полагаю, что в зал игровых автоматов при супермаркете.

— Ты полагаешь! — взорвался Билл. — Это значит лишь то, что ты продрыхла со своим хахалем, а теперь пытаешься гадать, куда ушел твой сын. Но в точности ты этого не знаешь, потому что я разбудил тебя своим звонком. — В трубке слышалось обиженное сопение. — И ты еще удивляешься, почему у мальчика проблемы, если сама не можешь за ним уследить!

— Мальчику, между прочим, уже тринадцать лет, — с ненавистью прошипела Оттилия. — Он уже не грудной, и мне не надо бегать за ним с соской в одной руке и пеленкой в другой. Хватит изображать дело так, будто я выбрасываю беспомощную малютку на улицу.

Она права, подумал Билл, как ни противно было в этом признаваться. Джефф действительно не грудняшка и едва ли нуждается в родительском разрешении, чтобы отправиться в супермаркет, расположенный в том же квартале. Билл тяжело вздохнул. В том, что касается их сына, у Оттилии всегда есть козырь в запасе.

— Передай ему, пожалуйста, чтобы позвонил мне, когда вернется, — сказал Билл примирительным тоном, который показывал, что он признает свое поражение.

Оттилия это поняла.

— Конечно, дорогой, — ответила она с издевательским смехом. — А ты не забудь прислать чек с очередными алиментами. Пока.

Положив трубку, Билл до боли стиснул зубы. Ну и сука! Каждый раз ему приходится, как об одолжении, умолять о свидании с сыном. Он был готов задушить свою бывшую жену. Но все же в чем-то Оттилия права: они с сыном почти чужие, ведь они так мало знают друг о друге. Именно этого ей и нужно. Бывшая супруга хочет, чтобы сын думал, что он, Билл Уиндхем, недостоин быть его отцом. Она сама ведь заявила об этом Биллу. Что же ей помешает говорить то же самое Джеффу? Билл живо представил, как она рассказывает сыну о нем всякие ужасные вещи. Дескать, Билл силой овладел ею, когда она еще училась в старших классах. Так что он — гнусный насильник, а она — невинная овечка, ставшая его жертвой.

Святая невинность! Билл горько усмехнулся. Он-то помнит, как Оттилия вешалась на шею каждому встречному.

Сграбастав со стола большую связку ключей, Билл угрюмо побрел в гараж. Пора на работу. Выйдя из дома, он зажмурился от яркого света. Утро еще не кончилось, а солнце палило нещадно.