Дороги, вытканные ветром - Громыко Ольга Николаевна - Страница 2

«Возраст дается человеку при рождении. Стареет лишь тело. Поэтому не стоит обращать внимание на морщины и цвет волос. Не лгут только глаза».

«Мало кому нравится прямой взгляд».

«А много кто на него осмеливается?».

Мы молчали, наслаждаясь ароматным чаем. Лепестки жасмина развернулись на дне чашечки, просветлели.

– Чудесный чай.

– Жаль, не было времени настоять его получше. – Я хотела выплюнуть лепесток, но передумала и проглотила. Горький.

«Люди считают время бесконечной рекой, в которую нельзя войти дважды».

«А это не так?»

«Берега неизменны. А вода везде одинакова».

«Но она безостановочно увлекает нас за собой».

«А что мешает тебе идти против течения?»

«Я не умею плавать»

«Глупости».

– Удивительно. Жасмин пахнет совсем как живой – и в то же время чуть-чуть иначе. Быть может, мы узнаём его настоящий аромат только в зеленом чае?

– Говорят, качественный чай не смешивается, а сушится рядом с травами.

– Мало вобрать чужой аромат. – Она развернула вторую конфетку. – Без внутреннего источника он развеется с той же легкостью.

«Представь, что ты идешь по берегу реки – и вдруг слышишь отчаянный крик, замечаешь тонущего человека. Что ты будешь делать?»

«Не знаю».

«Не бросишься спасать?».

«А вдруг я утону вместе с ним?».

«Ну, утонуть можно и на берегу».

«Не знаю. Сначала я должна услышать крик».

«Он не утихает ни на мгновение».

– 1935 год, Северный Ледовитый океан, – задумчиво начала она, глядя в опустевшую чашечку, словно читая судьбу по чайно-жасминным узорам. – Корабль, искореженный льдами. Сто восемьдесят человек, отнесенных ураганом от намеченного курса. Льды не смыкаются, но и не выпускают корабль, не давая людям его покинуть. Провизия осталась в полузатопленном трюме. Вода медленно крадется вверх по стальным переборкам. Семь сантиметров в час. Полтора метра в сутки. Над кораблем второй день бушует пурга, самолеты не могут отыскать место трагедии и забрать пассажиров или хотя бы сбросить на палубу консервы. Непогода продержится еще с неделю, но уже через три дня спасать будет некого.

– И никакой надежды? – Я спросила – и тут же пожалела, настолько фальшиво прозвучали ненужные слова.

– Все упирается во время, деточка, – задумчиво сказала она, глядя на стену поверх моего плеча, – все упирается во время.

Я не успела проследить за ее взглядом – мир раскололся надвое, увлекая за собой Лидию.

По ледяной равнине катился снежный ураган, клочьями перетекая через черный неподвижный холм корабля. Ветер с надсадным ревом хлестал и царапал обшивку. К заснеженным веночкам иллюминаторов прильнули бледные, изможденные лица. Раскрыв рты, они смотрели на маленькую фигурку в светлом летнем платье, согнувшуюся перед носом корабля. Лед скалился черными трещинами, облизывался соленой водой, лязгал острыми кромками.

Лидия прижала руки к груди, склонила голову, и небо беспокойно зашевелилось, ускоряя облачный бег. Пурга встала белой стеной, поглотившей звуки, а затем резко просветлела, осыпалась редкими снежинками, вызолоченными солнцем.

И мне показалось, что я могу пощупать время, как воздух, когда он становится ветром.

«То, что люди называют смертью, всего лишь излучина реки, очередной поворот бесконечной дороги. По-настоящему мы умираем от невысказанных слов, несбывшихся желаний, обманутых надежд. Не отданных долгов и не принятых даров. Равнодушия, предательства и одиночества, источенные памятью и совестью».

«Большинство людей от этого не умирают».

«Они и не живут».

И тут льдина под ней перевернулась.

Мы снова сидели за столом. Она была мокрая – с ног до головы. И не просто мокрая – в складках платья медленно таял снег, лицо побелело от холода, негнущиеся пальцы мелко дрожали. Скрипнула дверь, вбежал сосед, с ненужным совком в руке, полным ломаной штукатурки. Отбросил, не глядя – над раскатившимися крошками взметнулась дымная волна, медленно поползла по кухне. Подхватил жену на руки, прижал к груди.

– Лидочка! Лидочка, милая, ну я же просил!

– Прости, Макс, – с трудом выговорила она, лязгая зубами, – но я не смогла удержаться… там же были люди… женщины, дети…

Она успела коснуться моего плеча на прощание, и я снова увидела неугомонный огонек.

– Я захватила их на обратном пути… – прошептала Лидия, – …провела сквозь время… теперь они успеют…

Муж не дал ей договорить, перехватил поудобнее и понес прочь из кухни. Слышно было, как он торопливо поднимается по лестнице, хлопает входной дверью.

Я наконец обернулась, вспомнив скользнувший над плечом взгляд. Настенные часы стояли, широкий циферблат пересекала неровная продольная трещина; обе стрелки уперлись в нее с левой стороны, словно перед поломкой часы шли в обратном направлении. Я сняла их, повертела в руках. Отодвинула пластиковую панель. Механизма не было – только горсть серой пыли в пустой коробке.

Не знаю, зачем, но я подкрутила стрелки и вернула часы на стену. Вылила в раковину позабытый чай, сполоснула шоколадные чашки.

Спустя час позвонил Максим Леонидович. Извинился за «доставленные неприятности», передал привет от Лидии («за чай спасибо сказать не забудь, а то вылезу из-под одеяла и отберу у тебя трубку!» – хрипловато посмеивалась она на заднем плане).

Домашнее хозяйство так и не дождалось моих хлопот. Когда закатное солнце раздвинуло тучи и поманило день за горизонт, я взяла велосипед и поехала на окраину города. Там, взломав асфальтовый панцирь, убегала в луга проселочная дорога. А над ней колдовал ветер, выплетая узоры в мелкой пыли.

«Время – та же дорога. Кто-то – пыль, кто-то – камень, кто-то – ветер. Выбор за тобой, деточка. Для него нужна лишь капелька решимости, горький лепесток в душистом чае. У тебя получится, я уверена».

«У меня уже получилось».

Я задумчиво смотрела вдаль, облокотившись на руль.

Ты обозналась, Лидия. Я не странник. Провести сквозь время корабль мне не по силам – их хватило лишь на секундную задержку льдины.

Мало кто из людей знает о странниках. А сами странники даже не догадываются о своих хранителях.

5.06.2002