Полуночный Сокол - Геммел Дэвид - Страница 35

— Там слон! — кричал Персис, показывая вниз. — Там слон!

— Я и раньше их видел, — напомнил Норвин.

— И он такой большой!

— Здорово! — проговорил Норвин. — А я думал, они привезут одного из своих знаменитых карликовых слонов.

В своей жизни Калл Манориан принимал участие только в двух смертельных поединках. Первый был против молодого преступника, приговоренного к смертельному бою судом, второй — против молодого, но опытного гладиатора из цирка Порос. При воспоминании о втором поединке Калла до сих пор бросало в дрожь. Молодой гладиатор был гораздо опытнее и быстрее, а в его глазах плескалась такая холодная безжалостность вперемешку с уверенностью в собственной силе, что Калла бросало в дрожь.

Жизнью Калл был обязан безымянному работнику цирка, который по небрежности плохо присыпал песком кровь от предыдущего поединка. Соперник Калла просто поскользнулся и упал на бок, прямо на меч Калла, который проткнул его яремную вену. После матча Калл сделал пожертвование Ордену и покинул арену.

На протяжении прошедших лет ему часто снился тот поединок. Но теперь, в тридцать семь лет, ему снова повезло. Когда Свирепый впервые рассказал о предложении Палантеса, Калл решил участвовать — во-первых, чтобы испытать собственную храбрость, а во-вторых — если быть до конца честным, то и в главных, — потому что надеялся, что будет много других желающих и Свирепый его не выберет. Но других желающих не нашлось, и в тот вечер Калл вернулся домой в состоянии близком к панике.

Днем позже он тайком пришел к Персису Альбитану. Калл хотел соврать, что из-за смерти родственника должен вернуться в Камень, но неожиданно выложил ему правду о своих страхах. К своему стыду, он начал плакать. Калл всегда немного презирал толстого Персиса, но тут обнаружил, что тот очень заботливый и понимающий человек. Персис поднялся, обошел вокруг стола и похлопал рыдающего гладиатора по плечу.

— Ты хороший и храбрый человек, Калл, — сказал он, — а теперь успокойся. Нет ничего постыдного в том, чтобы знать пределы собственных возможностей.

Персис налил ему вина и облокотился о край стола.

— У меня есть план. Кажется, молодой Бэйн хочет участвовать. Сегодня я спрошу его, и если он согласится, скажу Свирепому, что тебя подменят. О том, что ты сам об этом просил, я ему не скажу, никто не узнает о нашем разговоре.

Калл тут же почувствовал огромное облегчение.

Но теперь, сидя в оружейной, Калл чувствовал себя несчастным.

Другие гладиаторы надевали доспехи, готовые распить общий кубок, и некоторые подходили к нему, сочувствуя, что Персис так несправедливо исключил его из команды.

Сгорая от стыда, Калл отсиживался в оружейной. Он увидел, как Свирепый надевает нагрудник и пристегивает к поясу ножны. Свирепый скользнул по нему пустым, ничего не выражающим взглядом, и Калл отвел глаза. Свирепый уже стар, и завтра он умрет. Но он не струсил, даже узнав, что против него выставят Воркаса.

Калл вздрогнул.

Он уже мельком видел Воркаса. Среди других гладиаторов цирка Палантес он как лев среди волков. Обещали, что Палантес не выставит звезд — участников будущего чемпионата, и фактически это было правдой, хотя до регистрации оставался еще месяц, и всем было ясно, что Воркас будет участвовать. Он провел уже семь смертельных поединков и выиграл все без особых затруднений.

Калл сидел и смотрел перед собой.

— Пошли прогуляемся, — позвал Свирепый.

Калл вздрогнул, так как не слышал, как тот подошел, встал и вышел вслед за Свирепым на улицу. Повсюду толпились люди, и Свирепый повел его за палатки.

— Хочешь поговорить? — спросил Свирепый, повязывая красный шелковый шарф вокруг головы.

— О чем?

— О том, что тебя тревожит. Калл закрыл глаза.

— Мне бы очень хотелось быть таким, как ты, — признался Калл, — но я не такой и никогда таким не буду. — Он глубоко вздохнул. — Мне не хочется обманывать друзей. Все вокруг жалеют, что со мной обошлись так несправедливо. Но это неправда, меня никто не притеснял. Я сам пошел к Персису и сказал, что очень боюсь участвовать в поединке. Вот это — правда!

— Ясно, — прошептал Свирепый, — и ты считаешь себя трусом?

— Я — трус, разве не так?

— Выслушай меня, Калл, и постарайся понять то, что я скажу. Ты не трус. Если бы на меня напали, я многое бы отдал за то, чтобы ты был со мной, Калл. Ведь ты человек совести, на которого можно положиться. Но этот… фарс не имеет ничего общего с честью и совестью. Тут все решают деньги. Палантес хочет, чтобы его молодые львы попробовали крови, не подвергая их слишком большой опасности. Они потратили огромные деньги на подготовку новичков и ожидают, что вложенные средства со временем окупятся сторицей. Так что прекрати ругать себя, слышишь?

Калл кивнул, и в этот момент к ним подошел молодой чужестранец Бэйн.

— Тебя зовет Персис, — сказал он Свирепому. Старый гладиатор повернулся и ушел.

Калл взглянул на парня и отметил его новые дорогие доспехи. Он сам никогда не мог позволить себе такой нагрудник и шлем.

— Ты знаешь, кого выставили против тебя? Бэйн покачал головой:

— Имя я слышал, но оно абсолютно ничего не говорит мне.

— И кто же это?

— Какой-то Фалько.

— Участвовал в трех поединках и не получил ни единой царапины.

Бэйн слушал без всякого интереса, потом спросил:

— Для чего мы сегодня с ними встречаемся и почему надеваем доспехи, как не для боя?

— Разве Свирепый тебе не рассказывал?

— Он сказал, что мы должны будем выпить из одного кубка с противниками. Зачем же пить с теми, кого собираешься убить?

— Это ритуал, — пояснил Калл. — Он показывает зрителям, что мы уважаем друг друга и что в наших сердцах нет ненависти. — Калл улыбнулся. — Еще — это помогает продавать билеты.

— Ясно, — проговорил Бэйн, — теперь я все понял. Они вместе вернулись в палатку. На поле раздался звук трубы, и толпа притихла. На одну из повозок взобрались двое.

Один, приветствуя зрителей, закричал по-тургонски, другой повторил приветствие по-кельтонски. Затем они представили первого гладиатора из цирка Палантес. Из палатки Палантес вышел воин в великолепных доспехах и направился к длинному столу, на котором стояло шестнадцать золотых чаш, до краев наполненных разбавленным водой вином. В пару к нему объявили Полона.

Рыжеволосый воин поприветствовал толпу и, держа шлем под мышкой, также подошел к столу.

Одного за другим объявили всех воинов, и Калл вновь испытал облегчение оттого, что его нет среди выступающих. Представили Фалько. Калл взглянул на поле и увидел, что вперед выступил высокий гладиатор. Двигался он хорошо. А затем объявили: «Его соперник, Бэйн из племени ригантов». Кельтонские ряды зрителей огласились приветственными криками. Бэйн помахал зрителям и прошел к столу.

Наконец вызвали Воркаса, и Калл почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Воркас оказался внушительным, широкоплечим мужчиной, более шести футов ростом. Последним был вызван Свирепый. Толпа снова возликовала, но Свирепый не обратил на это никакого внимания. Он подошел к столу и встал напротив Воркаса. Гладиаторы подняли кубки и выпили за здоровье соперников.

Калл отвернулся и поплелся в палатку.

Для Бэйна ритуал, происходящий на поле, был совершенно непостижимым. Врагов убивают, за них не провозглашают тосты, им не пожимают руки. Он взглянул на сидящего напротив гладиатора. Фалько был стройным и гибким, с узкой полоской рта на широком лице. В голубых глазах ни тени страха. Поймав взгляд Бэйна, он хотел заговорить, но тут собравшиеся гладиаторы подняли кубки. «За доблесть!» — кричали они. Толпа зааплодировала. Бэйн пригубил вино — кислое.

Бэйн посмотрел направо и увидел, как мускулистый Воркас наклонился к Свирепому.

— Клянусь святыми Города, ты кажешься старым и усталым, — сообщил он Свирепому, — я не получу никакого удовольствия, убивая тебя. То же самое, что убить своего дедушку.

Свирепый улыбнулся и ничего не ответил. Он глотнул вина и поставил кубок на стол.